Никогда, никогда, никогда не сдавайтесь, Как бы не было трудно по жизни идти. На колени упав, вновь с колен поднимайтесь, Чтобы стиснувши зубы до цели дойти!
Никогда, никогда никого не судите, Да не будете сами судимы тогда. Постарайтесь понять, а понявши, простите… Бог обидчикам Вашим единый судья!
Никогда, никогда ни о чем не жалейте, Пусть не всё, что хотели, Вы сделать смогли. Всё зависит от Вас: захотите, сумейте… И преграды останутся все позади!
Никогда не жалейте о чем-то, что было, Дней минувших, увы, нам уже не вернуть. Никогда не жалейте о чем-то, что будет, Дней грядущих ещё не известен нам путь.
Никогда, никогда не копите обиды, Пусть обидчиков Ваших накажет судьба. Не дано им понять, что других обижая, Изначально они обижают себя.
Никогда, никогда не стесняйтесь любимым Признаваться в любви и творить чудеса. Пусть Любовью и Богом по жизни хранима В Вашем сердце живёт лишь одна доброта
Ожидаю тебя целый час, Два часа, три, вечность... Решаю выключить свет, В комнате и в душе. Вдруг вижу - маленький паучок, Извечный вестник добра, Спускается вниз По тоненькой ниточке надежды. И я снова тебя ожидаю...
Мы любим тех, кто нас не любит, Мы губим тех, кто в нас влюблен, Мы ненавидим, но целуем, Мы не стремимся, но живем. Мы позволяем, не желая, Мы проклинаем, но берем, Мы говорим и... забываем, О том, что любим вечно лжем. Мы безразлично созерцаем, На искры глаз не отвечаем, Мы грубо чувствами играем И не жалеем ни о чем. Мечтаем быть с любимой рядом, Но забываем лишь о том, Что любим тех, кто нас не любит, Что губим тех, кто в нас влюблен...
Египетский папирус Константин Присяжнюк *** Любимая... Вода в моих ладонях... Шуршит пустыня ссохшейся судьбы. Извел мираж ночей ее бездонных И нем язык, и руки так грубы...
Я тысячу столетий жил тобою, Обычный мир в песок надежд дробя; Ты стала летней мутною водою, А я - пустыней, жаждущей тебя...
Осталось лишь уменье ждать и верить, Но как же мало этого теперь! Лик счастия - момент перед потерей, А дальше лишь сознание потерь.
И все как дым; за тысячи столетий Уходишь ты, и сил сдержаться нет… Течет вода сквозь пальцы без ответа И на губах лишь теплый влажный след.
Добавлено (28 Октябрь 2011, 12:48:14) --------------------------------------------- Осень, серенький санитар Константин Присяжнюк * * * * * * * Дождь и осень. Знакомая боль. Запрещенные капли вина. Я рассыпал нечаянно соль, - Видно, завтра будет война. А пока что, - простудный жар, Колом в глотку забит туман; Осень, серенький санитар, Выполняет рабочий план. Сколько слов,- да не в бровь, а в грязь, Сколько будет еще обид... Переступим, перекрестясь; Дым заест запоздалый стыд. В лужах тучи и в ветре зло, Но срываемый лист - как сон... И , наверное, мне везло Если снилось, что так влюблен. И при чем тут холодный день - Время выльется с глаз дождем... У Амура с утра мигрень, - Значит, звать его подождем. Значит, просто предъявим стих Санитару под шум воды И отсрочим еще на миг Ощущенье большой беды. Дождь и осень. Любовь и боль... Все, как в жизни - красивый бред. Порассыпалась всюду соль И скребется в окно рассвет...
А придёт весна – будет радостно-звонко падать с небес вода, и ворвётся горячих бликов коварная солнечная орда, - и начнут сновать по бессовестно нежной коже туда-сюда, рассыпаться по волосам. Станем снова с кем-то плести венки и прятать лицо в листве, станем снова с кем-то мотать круги и путать неверный след; а куда укрыться, когда теплом заливает весь белый свет, а на сердце – базар-вокзал?
А придёт весна – я куплю себе новых платьев и разных бус, всё забуду враз, вспомнив тёмного пива холодный вкус; поменяю мировоззрение, перекрашусь и постригусь, песни выучу наконец... А растает снег – и случится со мной половодье и беспредел; я сойду с орбит, я сойду с обид, я найду себе двести дел – и забуду тех, кто отдал меня, променял меня, проглядел, и заеду в двенадцать мест.
Мне – глядеть в трубу, и, кусая губу, ночами читать Саган, чьё-то имя пробовать, примерять, проговаривать по слогам. А придёт пора – мы тогда и сами растопим кругом снега, расплескаем медовый зной. Я не Жанна д’Арк – хоть упряма порой, и зла, и в руке копьё, - над моим врагом никогда не кружит голодное вороньё; не из тех, кто сразу, придя-увидев, сомнёт – и берёт своё…
Но один из этих уйдёт за мной.
Добавлено (28 Октябрь 2011, 18:15:58) --------------------------------------------- Ты носишь запах осенних листьев, - так пахнут зыбкие миражи; какой алхимик и чёрный мистик его творил для тебя, скажи?.. Я, как больная, хожу по краю; и не ругаю, и не браню, а просто-напросто умираю – по сто четырнадцать раз на дню.
Тебе, наверно, нужна охрана, - но ты не знаешь и крепко спишь. Я говорю себе: рано, рано, всё чинно-мирно, всё - гладь да тишь; я говорю тебе: верю, верю, я говорю тебе: верь мне, верь, - тебя выслеживаю, как зверя, тебя выслеживаю, как зверь.
Всё будет трогательно-внезапно, - и стыд и совесть сданы в утиль; я слишком помню твой тонкий запах, чтобы позволить тебе уйти... Пройди же мимо, меня минуя, пройди беспечно и налегке, - и я пойду за тобой Гренуем, сжимая нежность - ножом в руке.
Если жизнь тебя обманет, Не печалься, не сердись. В день уныния смирись, День веселья верь, настанет!
Сердце будущим живет, Настоящее уныло – Всё мгновенно, всё пройдет… Что пройдет, то будет мило.
А.С.Пушкин
Добавлено (17 Ноябрь 2011, 17:21:19) --------------------------------------------- Черный голубь в белой манишке На мощеной улице сидел. По дороге в костел шел мальчишка, Стуча палкой, он в небо глядел.
А в глазах его темно-синих, Обведенных густыми ресницами, Отражалось небо – такое же синее, Но оно ему только снится…
Он не видел ни разу рассвет И закат над усталой землей… Не тревожит его яркий свет – Этот мальчик с рожденья слепой…
Черный голубь в белой манишке, Из-под палки слепца вылетал. В никуда, в темноту брёл парнишка, Он смертельно от ночи устал…
О тебе вспоминаю я редко И твоей не пленяюсь судьбой, Но с души не стирается метка Незначительной встречи с тобой.
Красный дом твой нарочно миную, Красный дом твой над мутной рекой, Но я знаю, что горько волную Твой пронизанный солнцем покой.
Пусть не ты над моими устами Наклонялся, моля о любви, Пусть не ты золотыми стихами Обессмертил томленья мои,—
Я над будущим тайно колдую, Если вечер совсем голубой, И предчувствую встречу вторую, Неизбежную встречу с тобой.
Анна Ахматова
Добавлено (19 Ноябрь 2011, 20:15:03) --------------------------------------------- Я так люблю осенний дождь. Он ненавязчивый и нежный. Естественно, чуть - чуть небрежно Я отправляюсь в этот дождь.
Все удивляются, конечно: "Куда , шальная, пропадёшь!"
И не ответив даже взглядом, Я продолжаю этот путь. Пройду опять любимым садом, В надежде что - то вновь вернуть.
Надежды - жёлтая листва , Что так опала безвозвратно. Природа в сотый раз права , И возвращаюсь я обратно. (с)
Любимое стихотворение моего папы - офицера-артиллериста. Которое он мне в детстве, редкими совместными вечерами, читал наизусть вместо сказки на ночь! До сих пор помню его тембр и интонации!
Стихотворение замечательное, хотя длиноне и тяжелое! Без содрогания души его невозможно читать! Но надо! И почаще!
СЫН АРТИЛЛЕРИСТА
Был у майора Деева Товарищ — майор Петров, Дружили еще с гражданской, Еще с двадцатых годов. Вместе рубали белых Шашками на скаку, Вместе потом служили В артиллерийском полку.
А у майора Петрова Был Ленька, любимый сын, Без матери, при казарме, Рос мальчишка один. И если Петров в отъезде,— Бывало, вместо отца Друг его оставался Для этого сорванца.
Вызовет Деев Леньку: — А ну, поедем гулять: Сыну артиллериста Пора к коню привыкать!— С Ленькой вдвоем поедет В рысь, а потом в карьер. Бывало, Ленька спасует, Взять не сможет барьер, Свалится и захнычет. — Понятно, еще малец!—
Деев его поднимет, Словно второй отец. Подсадит снова на лошадь: — Учись, брат, барьеры брать! Держись, мой мальчик: на свете Два раза не умирать. Ничто нас в жизни не может Вышибить из седла!— Такая уж поговорка У майора была.
Прошло еще два-три года, И в стороны унесло Деева и Петрова Военное ремесло. Уехал Деев на Север И даже адрес забыл. Увидеться — это б здорово! А писем он не любил. Но оттого, должно быть, Что сам уж детей не ждал, О Леньке с какой-то грустью Часто он вспоминал.
Десять лет пролетело. Кончилась тишина, Громом загрохотала Над родиною война. Деев дрался на Севере; В полярной глуши своей Иногда по газетам Искал имена друзей. Однажды нашел Петрова: «Значит, жив и здоров!» В газете его хвалили, На Юге дрался Петров. Потом, приехавши с Юга, Кто-то сказал ему, Что Петров, Николай Егорыч, Геройски погиб в Крыму. Деев вынул газету, Спросил: «Какого числа?»— И с грустью понял, что почта Сюда слишком долго шла...
А вскоре в один из пасмурных Северных вечеров К Дееву в полк назначен Был лейтенант Петров. Деев сидел над картой При двух чадящих свечах. Вошел высокий военный, Косая сажень в плечах. В первые две минуты Майор его не узнал. Лишь басок лейтенанта О чем-то напоминал. — А ну, повернитесь к свету,— И свечку к нему поднес. Все те же детские губы, Тот же курносый нос. А что усы — так ведь это Сбрить!— и весь разговор. — Ленька?— Так точно, Ленька, Он самый, товарищ майор!
— Значит, окончил школу, Будем вместе служить. Жаль, до такого счастья Отцу не пришлось дожить.— У Леньки в глазах блеснула Непрошеная слеза. Он, скрипнув зубами, молча Отер рукавом глаза. И снова пришлось майору, Как в детстве, ему сказать: — Держись, мой мальчик: на свете Два раза не умирать. Ничто нас в жизни не может Вышибить из седла!— Такая уж поговорка У майора была.
А через две недели Шел в скалах тяжелый бой, Чтоб выручить всех, обязан Кто-то рискнуть собой. Майор к себе вызвал Леньку, Взглянул на него в упор. — По вашему приказанью Явился, товарищ майор. — Ну что ж, хорошо, что явился. Оставь документы мне. Пойдешь один, без радиста, Рация на спине. И через фронт, по скалам, Ночью в немецкий тыл Пройдешь по такой тропинке, Где никто не ходил. Будешь оттуда по радио Вести огонь батарей. Ясно?— Так точно, ясно. — Ну, так иди скорей. Нет, погоди немножко.— Майор на секунду встал, Как в детстве, двумя руками Леньку к себе прижал:— Идешь на такое дело, Что трудно прийти назад. Как командир, тебя я Туда посылать не рад. Но как отец... Ответь мне: Отец я тебе иль нет? — Отец,— сказал ему Ленька И обнял его в ответ.
— Так вот, как отец, раз вышло На жизнь и смерть воевать, Отцовский мой долг и право Сыном своим рисковать, Раньше других я должен Сына вперед посылать. Держись, мой мальчик: на свете Два раза не умирать. Ничто нас в жизни не может Вышибить из седла!— Такая уж поговорка У майора была. — Понял меня?— Все понял. Разрешите идти?— Иди!— Майор остался в землянке, Снаряды рвались впереди. Где-то гремело и ухало. Майор следил по часам. В сто раз ему было б легче, Если бы шел он сам. Двенадцать... Сейчас, наверно, Прошел он через посты. Час... Сейчас он добрался К подножию высоты. Два... Он теперь, должно быть, Ползет на самый хребет. Три... Поскорей бы, чтобы Его не застал рассвет. Деев вышел на воздух — Как ярко светит луна, Не могла подождать до завтра, Проклята будь она!
Всю ночь, шагая как маятник, Глаз майор не смыкал, Пока по радио утром Донесся первый сигнал: — Все в порядке, добрался. Немцы левей меня, Координаты три, десять, Скорей давайте огня!— Орудия зарядили, Майор рассчитал все сам, И с ревом первые залпы Ударили по горам. И снова сигнал по радио: — Немцы правей меня, Координаты пять, десять, Скорее еще огня!
Летели земля и скалы, Столбом поднимался дым, Казалось, теперь оттуда Никто не уйдет живым. Третий сигнал по радио: — Немцы вокруг меня, Бейте четыре, десять, Не жалейте огня!
Майор побледнел, услышав: Четыре, десять — как раз То место, где его Ленька Должен сидеть сейчас. Но, не подавши виду, Забыв, что он был отцом, Майор продолжал командовать Со спокойным лицом: «Огонь!»— летели снаряды. «Огонь!»— заряжай скорей! По квадрату четыре, десять Било шесть батарей. Радио час молчало, Потом донесся сигнал: — Молчал: оглушило взрывом. Бейте, как я сказал. Я верю, свои снаряды Не могут тронуть меня. Немцы бегут, нажмите, Дайте море огня!
И на командном пункте, Приняв последний сигнал, Майор в оглохшее радио, Не выдержав, закричал: — Ты слышишь меня, я верю: Смертью таких не взять. Держись, мой мальчик: на свете Два раза не умирать. Никто нас в жизни не может Вышибить из седла!— Такая уж поговорка У майора была.
В атаку пошла пехота — К полудню была чиста От убегавших немцев Скалистая высота. Всюду валялись трупы, Раненый, но живой Был найден в ущелье Ленька С обвязанной головой. Когда размотали повязку, Что наспех он завязал, Майор поглядел на Леньку И вдруг его не узнал: Был он как будто прежний, Спокойный и молодой, Все те же глаза мальчишки, Но только... совсем седой.
Он обнял майора, прежде Чем в госпиталь уезжать: — Держись, отец: на свете Два раза не умирать. Ничто нас в жизни не может Вышибить из седла!— Такая уж поговорка Теперь у Леньки была...
Вот какая история Про славные эти дела На полуострове Среднем Рассказана мне была. А вверху, над горами, Все так же плыла луна, Близко грохали взрывы, Продолжалась война. Трещал телефон, и, волнуясь, Командир по землянке ходил, И кто-то так же, как Ленька, Шел к немцам сегодня в тыл. 1941
Любви, надежды, тихой славы Недолго нежил нас обман, Исчезли юные забавы, Как сон, как утренний туман; Но в нас горит еще желанье, Под гнетом власти роковой Нетерпеливою душой Отчизны внемлем призыванье. Мы ждем с томленьем упованья Минуты вольности святой, Как ждет любовник молодой Минуты верного свиданья. Пока свободою горим, Пока сердца для чести живы, Мой друг, отчизне посвятим Души прекрасные порывы! Товарищ, верь: взойдет она, Звезда пленительного счастья, Россия вспрянет ото сна, И на обломках самовластья Напишут наши имена!
Как будто мы чувствуем это, Но трудно поверить намертво: Когда в доме бегают дети, За ними летают ангелы. Пока еще врать не научены, Школой не стертые в крошку, Они такие везучие, И вредные лишь понарошку. «Вчера умирало солнце, Мешало машину вести!» - Вот этих мыслей колодцы От четырех до шести! «Скоро проснутся кузнечики, Они и разбудят ночь!» - Мыслит по-человечески Моя пятилетняя дочь. «Бабочка в кустьях вилялась, Ее я словить не замог!» - Я не словам удивляюсь - Мыслям твоим, сынок! «До неба лететь несложно, Час, а быть может, и сутки. Но долететь туда может Ангел, черт… или утки!» Вроде смешно, а плачется По свежевымытым звездам. Мы можем так только дурачиться, А мыслить нам так уже поздно. Мы так мудры, но тревожны, Мы так несчастны, но правильны. Нас научили надежно Предохраняться от ангелов.
Корабли постоят - и ложатся на курс, - Но они возвращаются сквозь непогоды... Не пройдет и полгода - и я появлюсь, - Чтобы снова уйти на полгода.
Возвращаются все - кроме лучших друзей, Кроме самых любимых и преданных женщин. Возвращаются все - кроме тех, кто нужней, - Я не верю судьбе, а себе - еще меньше.
Но мне хочется верить, что это не так, Что сжигать корабли скоро выйдет из моды. Я, конечно, вернусь - весь в друзьях и в делах - Я, конечно, спою - не пройдет и полгода.
Я, конечно, вернусь - весь в друзьях и в мечтах, - Я, конечно, спою - не пройдет и полгода.
Сияла ночь. Луной был полон сад. Сидели мы с тобой в гостиной без огней. Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали, Как и сердца у нас за песнею твоей.
Ты пела до зари, в слезах изнемогая, Что ты одна – любовь, что нет любви иной, И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя, Тебя любить, обнять и плакать над тобой.
Прошли года. Томительно и скучно. И вот в тиши ночной твой голос вновь, И веет, как тогда, во вздохах этих звучных, Что ты одна – вся жизнь, что ты одна – любовь,
Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки, А жизни нет конца, и цели нет иной, Как только веровать в рыдающие звуки, Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
Отставить иллюзии. Фея в каске. Поскольку для нежности не резон. Ты снова, хороший, в гостях у сказки, укатанный чёртовым колесом. А время не лечится. Время - хроник, которому вынесен приговор. Как_будто_бы_девочка носит броник, читает с айфона до Беговой [не важно - Прилепина или твиттер] и режет цитатами налету. Её наважденья с твоими квиты, кривляясь на графике амплитуд. Она не решила: уйти?/остаться? [Реал с нереалом попробуй, сверь!] Какое блаженное святотатство - любить её осень - из ряда сверх. Какое талантливое кощунство - её без сомнения понимать, когда на прицеле шестого чувства уже назревающая зима. Как_будто_бы_девочка смотрит дальше, туда, где, исполнены женской лжи, рождаются выстрелы.
Неудачник. И ты ей дословно принадлежишь.
Яна Юшина (С)
Добавлено (14 Январь 2012, 02:05:15) --------------------------------------------- Яна
Хроники памяти - грязный шлюз. По-настоящему и надолго Мальчики любят первых шлюх, Девочки - первых своих подонков.
Время трезвеет, разводит фарс В баночке с мыльными пузырями. Опыт иллюзии лучше нас Пробует взрослость, соизмеряя
Фокус и выдержку, ловит кадр, Если пощёчины бьёт прожектор. Принцип спирали, возврат витка - Главный по истинам и по жертвам.
Все говорят: у него талант - Прямолинейный, почти вандальный.
Девочка с именем Не_дала Тщательно снится тебе годами.
Раньше ты думал: какая бл@дь! [Cделав акцент на порок и лживость]. Нынче бестолку усугублять, Просто не склеилось, не сложилось.
Раньше мечталось: хотя бы раз! Нынче решение слишком явно - Вырви из памяти и раскрась, И назови её имя - Яна.
Чем старше Женщина – тем больше преимуществ. Она мудрей, хитрее и нежней. И четче знает, кто ей в жизни нужен, И юной деве не сравниться с ней! Ходы вперед десятками считает, Читает взгляд. И даже слабый жест. Запретный плод её уж не прельщает: Она все то, что ей по вкусу, ест. Мужчин с успехом делает рабами, По-царски правит в собственной семье. Все реже плачет «бабьими» слезами И жалость вряд ли вызовет к себе. Кокетства глупость заменяет шармом, Перешагнув в утехах тела стыд. И дарит то, что ей приятно, даром, А память ставит промахи на вид. Умеет скрыть природные изъяны, Достоинства изящно подчеркнуть. И взглядом, полным магии и тайны, Привычно, без усилия, сверкнуть. Вместить в себя все вековые гены. Изюминкою стать в руках Творца, Быть Афродитой, вышедшей из пены На жертвенность венчального кольца. И в 30 «с хвостиком», вступая в совершенство, Стряхнув усталость напряженных лет, Почувствовать душевное блаженство Гармонии, Цены которой нет.
Исчезающее небо (перевод Сергей Додонов из Самары) i Everybody knows, Everybody knows, That you cradle the sun, sun Living in remorse, Sky is over,
Don't you want to hold me baby, Disappointed, going crazy,
Even though we can't afford The sky is over, Even though we can't afford The sky is over, I don't want to see you go, The sky is over Even though we can't afford The sky is over,
Behind closed eyes lie The minds ready to awaken you, Are you at war with land And all of its creatures, Your not-so-gentle persuasion Has been known to wreck economies Of countries, of empires, the sky is over,
Don't you want to hold me baby, Disappointed, going crazy,
Not even from the sun, Not even from the sun Not even from the sun, Don't you want me to run,
Even though you can't afford The sky is over, Even though we can't afford The sky is over, I don't want to see you go, The sky is over Even though we can't afford The sky is over, I don't want to see you go, The sky is over Even though we can't afford The sky is over, I don't want to see you go, The sky is over Even though we can't afford The sky is over, The sky is over us.
Жызнь коварна и груба - Недодали три куба. Говорят - отлезь от кружки, Больно длинная губа. Два куба, а надо - пять. Что ж мне - грабить-воровать? Бить по жбану честных граждан, Маладую жызнь ломать? В тишыне зудит комар, Начинаеца кумар... Боже, упаси не выдай! Господи, какой кошмар! У меня прикольный зрак - Как совдеповский пятак. Жаль, язык не оторвался, Когда спрашывал "чё как?". Здравствуй, комната-тюрьма! Мозг окутывает тьма. Охуенно поторчали - Не сойти б теперь с ума. По костям пошёл мороз... Здравствуй, дяденька Христос! Что ты прёшь ко мне с Любовью - Метадона не донёс? Здравствуй, мокрая кровать, - Под себя бы не насрать. Кто там лезет с анальгином - Отъебитесьнахуйблядь!
В.Янклович: "Мы поставили кресло у двери... Приезжал Туманов, был Сева, Толя Федотов... Володя рвался, пытался выскочить на площадку... Мы ему наливали в рюмку чай, а края мазали коньяком..."
В.Янклович: "За эти дни он находил, наверное, много десятков километров... А в день накануне смерти Володя задыхался, стонал, все рвался куда-то... Практически в полубессознательном состоянии... И вдруг подходит ко мне, смотрит на меня совершенно ясными глазами и говорит:
- Ты знаешь, я, наверное, сегодня умру...
Тут я не выдержал...
- Как тебе не стыдно! Посмотри, сколько людей крутится вокруг тебя! Как тебе не стыдно бросаться такими фразами. Успокойся, приляг... Ведь у всех - силы уже на исходе...
А я, действительно, был на исходе сил. Ведь все остальные более или менее менялись, а я практически круглые сутки был с ним..."
Оксана: "Володя знал, что он умрет... У него болело сердце. Я сказала Федотову:
- Толя, у него болит сердце.
- С чего ты взяла?
- Но он же все время хватается за сердце. Я же вижу, что оно на самом деле у него болит.
- Да ладно, он такой здоровый, - еще нас с тобой переживет.
А Володя сел в кресло и говорит:
- Я сегодня умру.
- Володя, что ты всякую ерунду говоришь?!
- Да нет. Это вы всякую ерунду говорите, а я сегодня - умру.
То есть Володя все предчувствовал, все точно знал..."
В.Абдулов: "24 июля я снова прилетел. Была прекрасная погода, а я метался по Днепропетровску, пытаясь достать билет... Все-таки достаю билет в олимпийскую Москву, что было очень сложно...
Прилетел еще в первой половине дня, сразу поехал к Володе. Он нормально ходил... Ну, нормально для его состояния. Но все время хватался за сердце. Я говорю:
- Ну, Володя, уж сердце у тебя было самым крепким органом, - и ты видишь, что творится!
- Ну, хорошо... 27-го у меня последний "Гамлет", после этого сразу поедем в Одессу, - и все будет в порядке...
последние стихи,за несколько дней написаны до смерти
И снизу лед, и сверху. Маюсь между. Пробить ли верх иль пробуравить низ? Конечно, всплыть и не терять надежду, А там - за дело, в ожиданьи виз.
Лед надо мною, надломись и тресни! Я весь в поту, как пахарь от сохи. Вернусь к тебе, как корабли из песни, Все помня, даже старые стихи.
Мне меньше полувека - сорок с лишним, Я жив, двенадцать лет тобой и господом храним. Мне есть что спеть, представ перед всевышним, Мне есть чем оправдаться перед ним.
Украина, Днепропетровск
Соединенные Штаты, LA
