23 февраля посвящается. Люди Победы. ЛЕВ ЗИНОВЬЕВИЧ БЛАНК

ЛЕВ ЗИНОВЬЕВИЧ БЛАНК

Давайте вспомним самого старого среди них, рядового, одессита. Звали его Лев Зиновьевич Бланк. Он служил еще в Первой Конной. Отечественную войну он закончил в возрасте 55 лет, самым старым солдатом в части. Звали его в полку любовно и совсем по штатски Лёва.

Мои родители познакомились с ним еще зимой 1943 года, в городе Туймазы, в Башкирии, куда папа был направлен из штаба кавалерии на формирование. И Лев Зиновьевич попал в славный город Туймазы точно таким же образом. Первым делом они подружились с мамой, которую Лев Зиновьевич вроде удочерил. А маме было его очень жалко – он был одинокий, немолодой, привыкший к семье и очень заботливый человек. К сожалению, скоро возник повод убедиться в его надежности. Света заболела воспалением легких, и температура поднялась так, что она потеряла сознание и стала бредить. Папа как всегда, отсутствовал по делам службы, мама после смерти Жанны совершенно не справлялась с ситуацией, стоило нам со Светой заболеть. И тут к ней заглянул Л.З. В течение пары часов он привел, привез и силком доставил к нам домой всех врачей, которые только водились в округе, начиная от госпитальных и кончая участковыми. Всё закончилось благополучно.

А через несколько месяцев он прибыл в папин полк в качестве бойца разведроты. Надо сказать, что помимо почтенного возраста, из-за которого папа сразу стал его оберегать, у него было невероятное достоинство – он был потрясающим парикмахером. С тех пор и до конца войны личный состав 8-й гв. кав.полка стал выглядеть ухоженным, как гренадеры в Зимнем Дворце. Их идеальные стрижки и бритые щеки вызывали жгучую зависть у всех прочих аборигенов 1-го гв. кав.корпуса, и иногда, в виде особой милости, папа разрешал смиренным просителям получить Лёвин сервис. Многие его просили взаймы хоть на пару часов, чаще сами приезжали приобщиться. Короче, Лёва был в полку как золотой резерв – всегда в цене, всегда всем нужен.

Надо сказать, что и в бытность свою в разведвзводе он показал недюжинную храбрость и выдержку, что создало ему замечательную репутацию в полку.

Мы с Л.З. познакомились, когда я с родителяи поехала в Одессу в гости в феврале 1970 года. Это была замечательная поездка. Погода была сказочная - +14 градусов, сияло солнце, было много встреч с друзьями родителей, очень много радости.

Самым ярким воспоминанием остался сам Лев Зиновьевмч. К тем порам он был неуемным худым шумным стариком, который всех переплясал, всех перепел, всех перешутил, всех переговорил. Вообще, был замечательным. Он просто изливал потоки энергии, любви, веселья, доброты.

В следующий раз мы с ним встретились в Москве, куда он приехал по замечательному поводу - они с женой сумели дожить до золотой свадьбы. На семейном совете было решено отметить этот день со столичным шиком. И Лев Зиновьевич поехал в Москву за дефицитом и всякими красивыми «игрушками» в салон Новобрачных. Естественно, немедленно оказался у меня.

Я тогда успела уже сбегать замуж, родить Сусанну и разойтись. И всё за три года. После все этих событий я жила в однокомнатной квартирке на Преображенке. Какой-то мгновенной побежкой гость облетел мои немудрящие «хоромы» и спрашивает: «А где муж?».

Я отвечаю: «Мы разошлись».

И Л.З. реагирует без всякой паузы: «Вот сволочь!».

Я чуть с ума не сошла со смеху. Он не спросил, почему мы расстались, он не спросил, что я или муж что-то сделали не так. Он был на моей стороне без оговорок, без рассуждений, без секунды колебаний.

Еще один урок от полка – дружить безоговорочно, не рассуждая и не спрашивая. Я ему по сей день благодарна за ту поддержку и помощь, которую он мне оказал, сам того не подозревая.

А потом мы с ним двинулись в поход во салон новобрачных. Я выбрала самый главный из них, на Новом Арбате, так как была уверена, что нам откажут, и готовилась к нешуточному сражению, а в головном заведении до начальства было гораздо ближе достучаться. Наша поездка немедленно превратилась в спектакль одного актера. Я поначалу попыталась ввести его одесский темперамент в какие-то принятые в Москве рамки поведения, но сдалась уже при посадке в метро. Там ему оказалось слишком душно, о чем он поведал всему вагону. Но в Одессе метро нет, поэтому мы отделались просто замечаниями

Главное действо развернулось во врем похода по Новому Арбату. Всё в Москве оказалось хуже, чем в Одессе. Вода в автоматах была недогазированной, сироп несладкий, дома неказистые, улицы грязные и так далее без остановки. Все оказавшиеся в этот чудный летний день на Арбате громогласно информировались, что в мире есть одна столица – это Одесса, и жалкая провинциальная Москва не идет с ней ни в какое сравнение.

Больше всего я боялась, что мы с ним нарвемся на какого-нибудь досужего антисемита, который обидит его прямо на улице. Но я была неправа. Все оглядывались с улыбкой, лица прохожих немедленно добрели и расцветали, и мы без происшествий добрались до Салона. Я была собрана как пружина, а Л.З. исполнен веселья и простодушной уверенности в нашей победе.

И что вы думаете, он покорил всех! Стоило ему только начать свой еврейско-одесский балаган, все рассмеялись, принесли ему кресло, усадили в центре зала и кинулись исполнять пожелания. А он имел вид заправского самодержца, перебирал открытки, обновки для всей семьи, подарочки для гостей и родственников, и общая радость и доброта заполняли холодноватый зал до самого потолка.

Потом выяснилось, что он уже несколько лет был болен раком, и знал это, но ему было неинтересно болеть. Е му было интересно жить и радоваться. Как птице. Или как мудрецу. Когда Л.З. умер, неожиданно для всех папа отказался поехать на похороны. На него было страшно смотреть, и я вдруг поняла, что он не может увидеть своего Лёву мёртвым.