ЧАСТЬ 14. ЧЕРЕЗ САЛЬСКИЕ СТЕПИ

За донской землей лежали калмыцкие Сальские степи. Туда вообще никто не решался соваться – было известно, что калмыки, очень недовольные Советской властью и коллективизацией, не были к немцам так непримиримы, как хотелось бы властям. К тем порам у отца опять появились какие-то попутчики. Втроём они рискнули и пошли. И опять никто не был к ним враждебен. Приключения у калмыков папа рассказывал уже посмеиваясь. Первое сильное впечатление он получил, когда оказался у радушной хозяйки в кочевом жилище, освещаемом лучиной. Старуха пустила их внутрь юрты и пошла собирать на стол. Но когда хозяйка появилась на свету, они увидели, что нос у нее провалился. Впечатление оказалось очень сильным – они чуть не облились кипятком. Но потом решили, что сифилис за пару недель их не съест, а если дойдут, то эту проблему решить можно будет. Тем более что по ночам уже слышалась отдаленная канонада, которая звучала для них слаще любой музыки.
Кормили и поили их калмыки щедро и сытно. Там же впервые папа попробовал знаменитый калмык-чай. Его особенность состоит в том, что чай должен быть очень крепкий, соленый и заправленный жиром. Когда мы с Сусанной были в гостях у папиного однополчанина в Дагестане (у Шамиля, смотрите главу, посвященную ему), калмык-чай хозяева заправляли сливочным маслом. Кочевые пастухи калмыки делали все натурально и бросали в чай кусок перетопленного бараньего жира. Папина беда была в том, что на его густых усах жир немедленно застывал и покрывал всю растительность хуже воска. Твердый и пахучий, жир не снимался ни зубами, ни руками. Это было очень противно, но он философски решил, что лучше быть сытым и облепленным бариньим жиром, чем мытым и голодным.
Все-таки папа был всегда настороже. Уже на подходе к своим они попросились на ночлег, были хорошо накормлены и спали на сеновале во дворе дома, когда хозяин с сыном тихо ночью оседлали лошадей и ускакали. Может быть, они и не замышляли ничего плохого, но группа немедлено покинула дом, не дожидаясь возвращения мужчин, и ушла спать в степь, хотя ночами было уже по-настоящему холодно.