ЧАСТЬ 9. ПЛЕН

Обстановка менялась стремительно, и в запасе оставалась одна ночь, чтобы прорваться. Утром к папе смог доскакать вестовой от штаба корпуса. Командир умолял подождать его, чтобы с папиным полком выйти ночью из кольца. «Зозуля, на тебя вся надежда», писал слезную цидулку напуганный военачальник, - «спаси штаб корпуса!». Вечером полк вышел на намеченную позицию и остановился. Начальника прождали до рассвета, а утром было уже поздно. Полк оплатил свой воинский долг полной мерой - полным составом.

Через день отца ранило в ногу. Пуля прошла навылет через икру. Идти стало невозможно. Даже стоять было очень тяжело. Ночью накануне плена папа велел всем переодеться, снять гимнастерки, убрать знаки отличия, закопать документы.

Немцы появились на рассвете. Всех построили. Папа опирался на какой-то самодельный костыль. Его поддерживали стоящие рядом. Немедленно прозвучала команда: «Евреи, командиры, коммунисты, шаг вперед!».

Папа инстинктивно сделал движение вперед и почувствовал, что его запястье сжимает железная рука. Оглянулся вбок– это его старшина держал его намертво. «Стойте молча, товарищ майор», - шепнул он одними губами.

На ночь их загнали в какое-то строение. Все спали вповалку, но утром вдруг среди обитателей обнаружился труп задушенного красноармейца. Тот же старшина сказал папе, что этот человек ночью предложил другим солдатам выдать командира взамен на какие-нибудь поблажки. Как только он уснул, его задушили. Больше желающих заработать предательством не было.

Немцы немедленно начали вывозить пленных в лагеря на запад. Но папа оставался на месте из-за ранения. Кормили их раз в сутки, но все-таки кормили. А рядом за колючей проволокой организовали лагерь для евреев – тех не кормили вообще и расстреливали партиями методично и организованно. Но так как их там было много, справились не за один день.

Папа стал свидетелем безобразной сцены, когда с той стороны, где был папа, к разделяющей их проволоке подошел какой-то солдат и стал оскорблять тех, кто был с той стороны ограды, а фактически уже с той стороны жизни. Ему дал гневную отповедь некий молодой еврей, босой, раненый, в грязном рваном белье. Глаза его горели, дух не был сломлен, и он нашел такие слова, что маленький мерзавец отошел пришибленный, сопровождаемый молчаливым презрением с обеих сторон колючей проволоки.