***
Напрасно я лицо свое разбил -
Кругом молчат - и все, и взятки гладки,
Один ору - еще так много сил,
Хоть по утрам не делаю зарядки.

Да я осилить мог бы тонны груза!
Но, видимо, не стоило таскать -
Мою страну, как тот дырявый кузов,
Везет шофер, которому плевать.

1976

ПАЛАЧ

Когда я об стену разбил лицо и члены
И все, что только было можно, произнес,
Вдруг сзади тихое шептанье раздалось:
"Я умоляю вас, пока не трожьте вены.

При ваших нервах и при вашей худобе
Не лучше ль чаю? Или огненный напиток?
Чем учинять членовредительство себе,
Оставьте что-нибудь нетронутым для пыток. -

Он сказал мне, - приляг,
Успокойся, не плачь, -
Он сказал, - я не враг,
Я - твой верный палач.

Уж не за полночь - за три,
Давай отдохнем.
Нам ведь все-таки завтра
Работать вдвоем".

"Чем черт не шутит, что ж, - хлебну, пожалуй, чаю,
Раз дело приняло приятный оборот,
Но ненавижу я весь ваш палачий род -
Я в рот не брал вина за вас - и не желаю!"

Он попросил: "Не трожьте грязное белье.
Я сам к палачеству пристрастья не питаю.
Но вы войдите в положение мое -
Я здесь на службе состою, я здесь пытаю,

Молчаливо, прости,
Счет веду головам.
Ваш удел - не ахти,
Но завидую вам.

Право, я не шучу,
Я смотр делово:
Говори, что хочу,
Обзывай хоть кого. -

Он был обсыпан белой перхотью, как содой,
Он говорил, сморкаясь в старое пальто, -
Приговоренный обладает, как никто,
Свободой слова, то есть подлинной свободой".

И я избавился от острой неприязни
И посочувствовал дурной его судьбе.
Спросил он: "Как ведете вы себя на казни?"
И я ответил: "Вероятно, так себе...

Ах, прощенья прошу, -
Важно знать палачу,
Что, когда я вишу,
Я ногами сучу.

Да у плахи сперва
Хорошо б подмели,
Чтоб, упавши, глава
Не валялась в пыли".

Чай закипел, положен сахар по две ложки.
"Спасибо!" - "Что вы? Не извольте возражать!
Вам скрутят ноги, чтоб сученья избежать,
А грязи нет - у нас ковровые дорожки".

Ах, да неужто ли подобное возможно!
От умиленья я всплакнул и лег ничком.
Потрогав шею мне легко и осторожно,
Он одобрительно поцокал языком.

Он шепнул: "Ни гугу!
Здесь кругом стукачи.
Чем смогу - помогу,
Только ты не молчи.

Стану ноги пилить -
Можешь ересь болтать,
Чтобы казнь отдалить,
Буду дольше пытать".

Не ночь пред казнью, а души отдохновенье!
А я - уже дождаться утра не могу,
Когда он станет жечь меня и гнуть в дугу,
Я крикну весело: остановись, мгновенье!

"...И можно музыку заказывать при этом,
Чтоб стоны с воплями остались на губах".
Я, признаюсь, питаю слабость к менуэтам,
Но есть в коллекции у них и Оффенбах.

"Будет больно - поплачь,
Если невмоготу". -
Намекнул мне палач.
Хорошо, я учту.

Подбодрил меня он,
Правда, сам загрустил -
Помнят тех, кто казнен,
А не тех, кто казнил.

Развлек меня про гильотину анекдотом,
Назвав ее карикатурой на топор:
"Как много миру дал голов французский двор!.."
И посочувствовал наивным гугенотам.

Жалел о том, что кол в России упразднен,
Был оживлен и сыпал датами привычно,
Он знал доподлинно - кто, где и как казнен,
И горевал о тех, над кем работал лично.

"Раньше, - он говорил, -
Я дровишки рубил,
Я и стриг, я и брил,
И с ружьишком ходил.

Тратил пыл в пустоту
И губил свой талант,
А на этом посту
Повернулось на лад".

Некстати вспомнил дату смерти Пугачева,
Рубил - должно быть, для наглядности, - рукой.
А в то же время знать не знал, кто он такой, -
Невелико образованье палачево.

Парок над чаем тонкой змейкой извивался,
Он дул на воду, грея руки о стекло.
Об инквизиции с почтеньем отозвался
И об опричниках - особенно тепло.

Мы гоняли чаи -
Вдруг палач зарыдал -
Дескать, жертвы мои
Все идут на скандал.

"Ах, вы тяжкие дни,
Палачева стерня.
Ну за что же они
Ненавидят меня?"

Он мне поведал назначенье инструментов.
Все так не страшно - и палач как добрый врач.
"Но на работе до поры все это прячь,
Чтоб понапрасну не нервировать клиентов.

Бывает, только его в чувство приведешь, -
Водой окатишь и поставишь Оффенбаха, -
А он примерится, когда ты подойдешь,
Возьмет и плюнет - и испорчена рубаха".

Накричали речей
Мы за клан палачей.
Мы за всех палачей
Пили чай - чай ничей.

Я совсем обалдел,
Чуть не лопнул, крича.
Я орал: "Кто посмел
Обижать палача!.."

Смежила веки мне предсмертная усталость.
Уже светало, наше время истекло.
Но мне хотя бы перед смертью повезло -
Такую ночь провел, не каждому досталось!

Он пожелал мне доброй ночи на прощанье,
Согнал назойливую муху мне с плеча...
Как жаль, недолго мне хранить воспоминанье
И образ доброго чудного палача.

1977

ПРО ГЛУПЦОВ
Этот шум - не начало конца,
Не повторная гибель Помпеи -
Спор вели три великих глупца:
Кто из них, из великих, глупее.

Первый выл: "Я физически глуп, -
Руки вздел, словно вылез на клирос. -
У меня даже мудрости зуб,
Невзирая на возраст, не вырос!"

Но не приняли это в расчет -
Даже умному эдак негоже:
"Ах, подумаешь, зуб не растет!
Так другое растет - ну и что же?.."

К синяку прижимая пятак,
Встрял второй: "Полно вам, загалдели!
Я - способен все видеть не так,
Как оно существует на деле!"

"Эх, нашел чем хвалиться, простак, -
Недостатком всего поколенья!..
И к тому же все видеть не так -
Доказательство слабого зренья!"

Третий был непреклонен и груб,
Рвал лицо на себе, лез из платья:
"Я - единственный подлинно глуп, -
Ни про что не имею понятья".

Долго спорили - дни, месяца, -
Но у всех аргументы убоги...
И пошли три великих глупца
Глупым шагом по глупой дороге.

Вот и берег - дороге конец.
Откатив на обочину бочку,
В ней сидел величайший мудрец, -
Мудрецам хорошо в одиночку.

Молвил он подступившим к нему:
Дескать, знаю - зачем, кто такие, -
Одного только я не пойму -
Для чего это вам, дорогие!

Или, может, вам нечего есть,
Или - мало друг дружку побили?
Не кажитесь глупее чем есть, -
Оставайтесь такими, как были.

Стоит только не спорить о том,
Кто главней, - уживетесь отлично, -
Покуражьтесь еще, а потом -
Так и быть - приходите вторично!..

Он залез в свою бочку с торца -
Жутко умный, седой и лохматый...
И ушли три великих глупца -
Глупый, глупенький и глуповатый.

Удивляясь, ворчали в сердцах:
"Стар мудрец - никакого сомненья!
Мир стоит на великих глупцах, -
Зря не выказал старый почтенья!"

Потревожат вторично его -
Темной ночью попросят: "Вылазьте!"
Все бы это еще ничего,
Но глупцы состояли у власти...

И у сказки бывает конец:
Больше нет у обочины бочки -
В "одиночку" отправлен мудрец.
Хорошо ли ему в "одиночке"?

1977

***
Реальней сновидения и бреда,
Чуднее старой сказки для детей -
Красивая восточная легенда
Про озеро на сопке и про омут в сто локтей.

И кто нырнет в холодный этот омут,
Насобирает ракушек, приклеенных ко дну, -
Ни заговор, ни смерть того не тронут;
А кто потонет - обретет покой и тишину.

Эх, сапоги-то стоптаны, походкой косолапою
Протопаю по тропочке до каменных гольцов,
Со дна кружки блестящие я соскоблю, сцарапаю -
Тебе на серьги, милая, а хошь - и на кольцо!

Я от земного низкого поклона
Не откажусь, хотя спины не гнул.
Родился я в рубашке - из нейлона, -
На шелковую, тоненькую я не потянул.

Спасибо и за ту на добром слове:
Ношу - не берегу ее, не прячу в тайниках, -
Ее легко отстирывать от крови,
Не рвется - хоть от ворота рвани ее - никак!

Я на гольцы вскарабкаюсь, на сопку тихой сапою,
Всмотрюсь во дно озерное при отблеске зарниц:
Мерцающие ракушки я подкрадусь и сцапаю -
Тебе на ожерелье, какое у цариц!

Пылю по суху, топаю по жиже, -
Я иногда спускаюсь по ножу...
Мне говорят, что я качусь все ниже,
А я - хоть и внизу, а все же уровень держу!

Жизнь впереди - один отрезок прожит,
Я вхож куда угодно - в терема и в закрома:
Рожден в рубашке - Бог тебе поможет, -
Хоть наш, хоть удэгейский - старый Сангия-мама!

Дела мои любезные, я вас накрою шляпою -
Я доберусь, долезу до заоблачных границ, -
Не взять волшебных ракушек - звезду с небес сцарапаю,
Алмазную да крупную - какие у цариц!

Навес бы звезд я в золоченом блюде,
Чтобы при них вам век прокоротать, -
Да вот беда - заботливые люди
Сказали: "Звезды с неба - не хватать!"

Ныряльщики за ракушками - тонут.
Но кто в рубашке - что тому тюрьма или сума:
Бросаюсь головою в синий омут -
Бери меня к себе, не мешкай, Сангия-мама!..

Но до того, душа моя, по странам по Муравиям
Прокатимся, и боги подождут-повременят!
Мы в галечку прибрежную, в дорожки с чистым гравием
Вобьем монету звонкую, затопчем - и назад.

А помнишь ли, голубушка, в денечки наши летние
Бросили в море денежку - просила ты сама?..
А может быть, и в озеро те ракушки заветные
Забросил Бог для верности - сам Сангия-мама!..

1977
***
Говорят в Одессе дети
О каком-то диссиденте:
Звать мерзавца - Говнан Виля,
На Фонтане, семь, живет,
Родом он из Израиля
И ему девятый год.

1977

ЛЕТЕЛА ЖИЗНЬ

Я сам с Ростова, а вообще подкидыш -
Я мог бы быть с каких угодно мест, -
И если ты, мой Бог, меня не выдашь,
Тогда моя Свинья меня не съест.

Живу - везде, сейчас, к примеру, - в Туле.
Живу - и не считаю ни потерь, ни барышей.
Из детства помню детский дом в ауле
В республике чечено-ингушей.

Они нам детских душ не загубили,
Делили с нами пищу и судьбу.
Летела жизнь в плохом автомобиле
И вылетала с выхлопом в трубу.

Я сам не знал, в кого я воспитаюсь,
Любил друзей, гостей и анашу.
Теперь чуть что, чего - за нож хватаюсь, -
Которого, по счастью, не ношу.

Как сбитый куст я по ветру волокся,
Питался при дороге, помня зло, но и добро.
Я хорошо усвоил чувство локтя, -
Который мне совали под ребро.

Бывал я там, где и другие были, -
Все те, с кем резал пополам судьбу.
Летела жизнь в плохом автомобиле
И вылетела с выхлопом в трубу.

Нас закаляли в климате морозном,
Нет никому ни в чем отказа там.
Так что чечены, жившие при Грозном,
Намылились с Кавказа в Казахстан.

А там - Сибирь - лафа для брадобреев:
Скопление народов и нестриженных бичей, -
Где место есть для зеков, для евреев
И недоистребленных басмачей.

В Анадыре что надо мы намыли,
Нам там ломы ломали на горбу.
Летела жизнь в плохом автомобиле
И вылетала с выхлопом в трубу.

Мы пили все, включая политуру, -
И лак, и клей, стараясь не взболтнуть.
Мы спиртом обманули пулю-дуру -
Так, что ли, умных нам не обмануть?!

Пью водку под орехи для потехи,
Коньяк под плов с узбеками, по-ихнему - пилав, -
В Норильске, например, в горячем цехе
Мы пробовали пить стальной расплав.

Мы дыры в деснах золотом забили,
Состарюсь - выну - денег наскребу.
Летела жизнь в плохом автомобиле
И вылетала с выхлопом в трубу.

Какие песни пели мы в ауле!
Как прыгали по скалам нагишом!
Пока меня с пути на завернули,
Писался я чечено-ингушом.

Одним досталась рана ножевая,
Другим - дела другие, ну а третьим - третья треть...
Сибирь, Сибирь - держава бичевая, -
Где есть где жить и есть где помереть.

Я был кудряв, но кудри истребили -
Семь пядей из-за лысины во лбу.
Летела жизнь в плохом автомобиле
И вылетела с выхлопом в трубу.

Воспоминанья только потревожь я -
Всегда одно: "На помощь! Караул!.."
Вот бьют чеченов немцы из Поволжья,
А место битвы - город Барнаул.

Когда дошло почти до самосуда,
Я встал горой за горцев, чье-то горло теребя, -
Те и другие были не отсюда,
Но воевали, словно за себя.

А те, кто нас на подвиги подбили,
Давно лежат и корчатся в гробу, -
Их всех свезли туда в автомобиле,
А самый главный - вылетел в трубу.

1977

РАЗГОВОР В ТРАМВАЕ

Граждане! Зачем толкаетесь,
На скандал и ссору нарываетесь?
Сесть хотите? Дальняя дорога?
Я вам уступлю, ради Бога!

Граждане! даже пьяные!
Все мы - пассажиры постоянные,
Все живем, билеты отрываем,
Все по жизни едем трамваем.

Тесно вам? И зря ругаетесь, -
Почему вперед не продвигаетесь?!
Каши с вами, видимо, не сваришь..."
"Никакой я вам не товарищ!"

"Ноги все прокопытили..."
"Вон уже дыра на вашем кителе!"
"Разбудите этого мужчину, -
Он во сне поет матерщину".

"Граждане! Жизнь кончается! -
Третий круг сойти не получается!"
"С вас, товарищ, штраф, рассчитайтесь!
Нет? Тогда еще покатайтесь!"

1968, 1975, {1977}


***

Снег скрипел подо мной,
Поскрипев, затихал,
А сугробы прилечь завлекали...
Я дышал синевой,
Белый пар выдыхал, -
Он летел, становясь облаками.

И звенела тоска, что в безрадостной песне поется,
Как ямщик замерзал в той глухой незнакомой степи:
Усыпив, ямщика заморозило желтое солнце,
И никто не сказал: "Шевелись, подымайся, не спи!"

...Все стоит на Руси
До макушек в снегу, -
Полз, катился, чтоб не провалиться:
Сохрани и спаси,
Дай веселья в пургу,
Дай не лечь, не уснуть, не забыться!

Тот ямщик-чудодей бросил кнут и - куда ему деться:
Помянул о Христе, ошалев от заснеженных верст, -
Он, хлеща лошадей, мог движеньем и злостью согреться,
Ну а он в доброте их жалел, и не бил - и замерз.

...Отраженье свое
Увидал в полынье,
И взяла меня оторопь: в пору б
Оборвать житие, -
Я по грудь во вранье,
Да и сам-то я кто?! Надо в прорубь.

Хоть душа пропита - ей там голой не вытерпеть стужу.
В прорубь надо да в омут, но сам, а не руки сложа!
Пар валит изо рта: эк душа моя рвется наружу, -
Выйдет вся - схороните, зарежусь - снимите с ножа.

Снег кружит над землей,
Над страною моей, -
Мягко стелет, в запой зазывает...
Ах, ямщик удалой, -
Пьет и хлещет коней,
А непьяный ямщик - замерзает.

1977
***

Вадиму Туманову

В младенчестве нас матери пугали,
Суля за ослушание Сибирь, грозя рукой, -
Они в сердцах бранились - и едва ли
Желали детям участи такой.

А мы пошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу...
К каким порогам приведет дорога?
В какую пропасть напоследок прокричу?

Мы Север свой отыщем без компаса -
Угрозы матерей мы зазубрили как завет, -
И ветер дул с костей сдувая мясо
И радуя прохладою скелет.

Мольбы и стоны здесь не выживают -
Хватает и уносит их поземка и метель,
Слова и слезы на ветру смерзают, -
Лишь брань и пули настигают цель.

И мы пошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу...
К каким порогам приведет дорога?
В какую пропасть напоследок прокричу?

Про все писать - не выдержит бумага,
Все - в прошлом, ну а прошлое - былье и трын-трава, -
Не раз нам кости перемыла драга -
В нас, значит, было золото, братва!

Но чуден звон души моей помина,
И белый день белей, и ночь черней, и суше снег, -
И мерзлота надежней формалина
Мой труп на память сохранит навек.

И мы пошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу...
К каким порогам приведет дорога?
В какую пропасть напоследок прокричу?

Я на воспоминания не падок,
Но если занесла судьба - гляди и не тужи:
Мы здесь подохли - вон он, тот распадок, -
Нас выгребли бульдозеров ножи.

Здесь мы прошли за так на четвертак, за ради бога,
В обход и напролом, и просто пылью по лучу, -
К каким порогам привела дорога...
В какую пропасть напоследок прокричу?..

1977

***

Вадиму Туманову

Был побег на рывок -
Наглый, глупый, дневной, -
Володарского - с ног
И - вперед головой.

И запрыгали двое,
В такт сопя на бегу,
На виду у конвоя
Да по пояс в снегу.

Положен строй в порядке образцовом,
И взвыла "Дружба" - старая пила,
И осенили знаменьем свинцовым
С очухавшихся вышек три ствола.

Все лежали плашмя,
В снег уткнули носы, -
А за нами двумя -
Бесноватые псы.

Девять граммов горячие,
Аль вам тесно в стволах!
Мы на мушках корячились,
Словно как на колах.

Нам - добежать до берега, до цели, -
Но выше - с вышек - все предрешено:
Там у стрелков мы дергались в прицеле -
Умора просто, до чего смешно.

Вот бы мне посмотреть,
С кем отправился в путь,
С кем рискнул помереть,
С кем затеял рискнуть!

Где-то виделись будто, -
Чуть очухался я -
Прохрипел: "Кака зовут-то?"
И - какая статья?"

Но поздно: зачеркнули его пули -
Крестом - в затылок, пояс, два плеча, -
А я бежал и думал: добегу ли? -
И даже не заметил сгоряча.

Я - к нему, чудаку:
Почему, мол, отстал?
Ну а он - на боку
И мозги распластал.

Пробрало! - телогрейка
Аж просохла на мне:
Лихо бьет трехлинейка -
Прямо как на войне!

Как за грудки, держался я за камни:
Когда собаки близко - не беги!
Псы покропили землю языками -
И разбрелись, слизав его мозги.

Приподнялся и я,
Белый свет стервеня, -
И гляжу - кумовья
Поджидают меня.

Пнули труп: "Эх, скотина!
Нету проку с него:
За поимки полтина,
А за смерть - ничего".

И мы прошли гуськом перед бригадой,
Потом - на вахту, отряхнувши снег:
Они обратно в зону - за наградой,
А я - за новым сроком за побег.

Я сначала грубил,
А потом перестал.
Целый взвод меня бил -
Аж два раза устал.

Зря пугают тем светом, -
Тут - с дубьем, там - с крутом:
Врежут там - я на этом,
Врежут здесь - я на том.

Я гордость под исподнее упрятал -
Видал, как пятки лижут гордецы, -
Пошел лизать я раны в лизолятор, -
Не зализал - и вот они, рубцы.

Эх бы нам - вдоль реки, -
Он был тоже не слаб, -
Чтобы им - не с руки,
А собакам - не с лап!..

Вот и сказке конец.
Зверь бежит на ловца,
Снес - как срезал - ловец
Беглецу пол-лица.

...Все взято в трубы, перекрыты краны, -
Ночами только воют и скулят,
Что надо, надо сыпать соль на раны:
Чтоб лучше помнить - пусть они болят!

1977