Полное собрание сочинений Владимира Высоцкого - 50

ПОПЫТКА САМОУБИЙСТВА

Подшит крахмальный подворотничок
И наглухо застегнут китель серый -
И вот легли на спусковой крючок
Бескровные фаланги офицера.

Пора! Кто знает время сей поры?
Но вот она воистину близка:
О, как недолог жест от кобуры
До выбритого начисто виска!

Движение закончилось, и сдуло
С назначенной мишени волосок -
С улыбкой Смерть уставилась из дула
На аккуратно выбритый висок.

Виднелась сбоку поднятая бровь,
А рядом что-то билось и дрожало -
В виске еще не пущенная кровь
Пульсировала, то есть возражала.

И перед тем как ринуться посметь
От уха в мозг, наискосок к затылку, -
Вдруг загляделась пристальная Смерть
На жалкую взбесившуюся жилку...

Промедлила она - и прогадала:
Теперь обратно в кобуру ложись!
Так Смерть впервые близко увидала
С рожденья ненавидимую Жизнь.

1978

***

Много во мне маминого,
Папино - сокрыто,
Я из века каменного,
Из палеолита.

Но по многим отзывам -
Я умный и не злой,
То есть, в веке бронзовом
Стою одной ногой.

Наше племя ропщет, смея
Вслух ругать порядки.
В первобытном обществе я
Вижу недостатки.

Просто вопиющие! -
Довлеют и грозят,
Далеко идущие -
На тыщу лет назад.

Собралась, умывшись чисто,
Во поле элита.
Думали, как выйти из то-
Го палеолита.

Под кустами ириса
Все передрались.
Не договорилися,
А так и разбрелись.

Завели старейшины, а
Нам они примеры, -
По две, по три женщины, по
Две, по три пещеры.

Жены крепко заперты
На цепи да замки,
А на крайнем Западе
Открыты бардаки.

Перед соплеменниками,
Вовсе не стесняясь,
Бродят люди с вениками,
Матерно ругаясь,

Дрянь в огонь из бака льют,
Надыбали уют,
Ухают и крякают,
Хихикают и пьют.

Между поколениями
Ссоры возникают,
Жертвоприношениями
Злоупотребляют.

Ходишь - озираешься
И ловишь каждый взгляд.
Малость зазеваешься -
Уже тебя едят.

Люди понимающие
Ездят на горбатых,
На горбу катающие
Грезят о зарплатах.

Счастливы горбатые,
По тропочкам несясь.
Бедные, богатые -
У них, а не у нас.

Продали подряд все сразу
Племенам соседним,
Воинов гноят образо-
Ваньем этим средним,

От повальной грамоты
Те начали орать.
Поглядели мамонты
И стали вымирать.

Дети все с царапинами
И одеты куце,
Топорами папиными
День и ночь секутся.

Скоро эра кончится -
Набалуетесь всласть!
В будущее хочется?
Да как туда попасть?!

Колдуны пророчили, де
Будет все попозже...
За камнями - очереди,
За костями - тоже.

От былой от вольности
Давно простыл и след:
Хвать тебя за волосы! -
И глядь - тебя и нет.

Притворились добренькими,
Многих прочь услали
И пещеры ковриками
Пышными устлали.

Мы стоим, нас трое, нам -
Бутылку коньяку...
Тишь в благоустроенном
{И} каменном веку.

Встреться мне, молю я исто,
Во поле, элита!
Забери ты меня из то-
Го палеолита.

Ведь по многим отзывам -
Я умный и не злой,
То есть, в веке бронзовом
Стою одной ногой.

1978
***

Пародии делает он под тебя,
О будущем бредя, о прошлом скорбя,
Журит по хорошему, вроде, любя,
С улыбкой поет непременно,
А кажется будто поет - под себя -
И делает одновременно.

Про росы, про плесы, про медкупоросы,
Там - осыпи, осы, мороз и торосы,
И сосны, и СОСы, и соски, и косы,
Усы, эскимосы и злостные боссы.

А в Подольске - раздолье:
Ив Монтан он - и только!
Есть ведь и горькая доля,
А есть горькая долька.

Тогда его зритель Подольский
Возлюбит зимою и летом,
А вот полуостров наш Кольский
Весьма потеряет на этом.

Настолько он весь романтичный,
Что нечего и пародировать,
Но он мне в душе симпатичен,
[Я б смог] его перефразировать.

Нет свободной минуты и, кстати,
Спать не может {он} не от кошмаров,
Потому что он {все} время тратит
На подсчеты моих гонораров.

1978


"ТУРАНДОТ ИЛИ КОНГРЕСС ОБЕЛИТЕЛЕЙ"
ПЕСНЯ ГОГЕРА-МОГЕРА

Прохода нет от этих начитанных болванов:
Куда ни плюнь - доценту на шляпу попадешь!
Позвать бы пару опытных шаманов
И напустить на умников падеж!

Что за дела - не в моде благородство?!
И вместо нас - нормальных, от сохи, -
Теперь нахально рвутся в руководство
Те, кто умеют сочинять стихи.

На нашу власть - то плачу я, то ржу:
Что может дать она? - По носу даст вам!
Доверьте мне - я поруковожу
Запутавшимся нашим государством.

Кошмарный сон я видел: что без научных знаний
Не соблазнишь красоток - ни девочек, ни дам!
Но я и пары ломаных юаней -
За эти иксы, игреки не дам.

Недавно мы с одним до ветра вышли
И чуть потолковали у стены, -
Так у него был полон рот кровищи
И интегралов - полные штаны.

С такими - далеко ли до беды?!
Ведь из-за них мы с вами чахнем в смоге.
Отдайте мне ослабшие бразды -
Я натяну, не будь я Гогер-Могер!

И он нам будет нужен - придушенный очкарик:
Такое нам сварганит - врагам наступит крах!
Пинг-понг один придумал, - хрупкий шарик...
Орешек крепкий в опытных руках!

Искореним любые искривленья
Путем повальной чистки и мытья!
А перевоспитанье - исправленье -
Без наших крепких рук - галиматья.

Я так решил: он мой - текущий век,
Хоть режьте меня, ешьте и вяжите!
Я, Гогер-Могер, - вольный человек,
И вы меня, ребята, поддержите!

Не надо нам прироста - нам нужно уменьшенье,
Нам перенаселенье - как гиря на горбе.
Все это зло идет от женя-шеня:
Ядреный корень! Знаю по себе.

Сметем на свалки груды лишних знаний -
Метлой по деревням и городам!
За тридцать штук серебряных юаней
Я Ньютона с Конфуцием продам.

Я тоже не вахлак, не дурачок -
Цитаты знаю я от всех напастей.
И я устрою вам такой "скачок",
Как только доберусь до высшей власти!

1978
***
Новые левые - мальчики бравые
С красными флагами буйной оравою,
Чем вас так манят серпы да молоты?
Может, подкурены вы и подколоты?!

Слушаю полубезумных ораторов:
"Экспроприация экспроприаторов..."
Вижу портреты над клубами пара -
Мао, Дзержинский и Че Гевара.

Не [разобраться], где левые, правые...
Знаю, что власть - это дело кровавое.
Что же, [валяйте] затычками в дырках,
Вам бы полгодика, только в Бутырках!

Не суетитесь, мадам переводчица,
[Я не спою], мне сегодня не хочется!
И не надеюсь, что я переспорю их,
Могу подарить лишь учебник истории.

1978

***

Другу моему Михаилу Шемякину

Открытые двери
Больниц, жандармерий -
Предельно натянута нить, -
Французские бесы -
Большие балбесы,
Но тоже умеют кружить.

Я где-то точно - наследил, -
Последствия предвижу:
Меня сегодня бес водил
По городу Парижу,
Канючил: "Выпей-ка бокал!
Послушай-ка гитары!" -
Таскал по русским кабакам,
Где - венгры да болгары.
Я рвался на природу, в лес,
Хотел в траву и в воду, -
Но это был - французский бес:
Он не любил природу.
Мы - как сбежали из тюрьмы, -
Веди куда угодно, -
Пьянели и трезвели мы
Всегда поочередно.
И бес водил, и пели мы,
И плакали свободно.

А друг мой - гений всех времен,
Безумец и повеса, -
Когда бывал в сознанье он -
Седлал хромого беса.
Трезвея, он вставал под душ,
Изничтожая вялость, -
И бесу наших русских душ
Сгубить не удавалось.
А то, что друг мой сотворил, -
От бога, не от беса, -
Он крупного помола был,
Крытого был замеса.
Его снутри не провернешь
Ни острым, ни тяжелым,
Хотя он огорожен сплошь
Враждебным частоколом.

Пить - наши пьяные умы
Считали делом кровным, -
Чего наговорили мы
И правым и виновным!
Нить порвалась - и понеслась, -
Спасайте наши шкуры!
Больницы плакали по нас,
А также префектуры.
Мы лезли к бесу в кабалу,
С гранатами - под танки, -
Блестели слезы на полу,
А в них тускнели франки.
Цыгане пели нам про шаль
И скрипками качали -
Вливали в нас тоску-печаль, -
По горло в нас печали.

Уж влага из ушей лилась -
Все чушь, глупее чуши, -
Но скрипки снова эту мразь
Заталкивали в души.
Армян в браслетах и серьгах
Икрой кормили где-то,
А друг мой в черных сапогах -
Стрелял из пистолета.
Набрякли жилы, и в крови
Образовались сгустки, -
И бес, сидевший визави,
Хихикал по-французски.
Все в этой жизни - суета, -
Плевать на префектуры!
Мой друг подписывал счета
И раздавал купюры.

Распахнуты двери
Больниц, жандармерий -
Предельно натянута нить, -
Французские бесы -
Такие балбесы! -
Но тоже умеют кружить.

1978

***

Михаилу Шемякину с огромной
любовью и пониманием.

Однажды я, накушавшись от пуза,
Дурной и красный, словно из "парилки",
По кабакам в беспамятстве кружа,
Очнулся на коленях у француза -
Я из его тарелки ел без вилки
И тем француза резал без ножа.

Кричал я: "Друг! За что боролись?!" - Он
Не разделял со мной моих сомнений.
Он был напуган, смят и потрясен,
И пробовал прогнать меня с коленей.

Не тут-то было! Я сидел надежно,
Обняв его за тоненькую шею,
Смяв оба его лацкана в руке,
Шептал ему: "Ах! Как неосторожно!
Тебе б зарыться, спрятаться в траншею,
А ты рискуешь в русском кабаке!"

Он тушевался, а его жена
Прошла легко сквозь все перипетии:
"Знакомство с нами свел сам Сатана,
Но - добрый, ибо родом из России".

Француз страдал от недопониманья,
Взывал ко всем: к жене, к официантам, -
Жизнь для него пошла наоборот.
Цыгане висли, скрипками шаманя,
И вымогали мзду не по талантам,
А я совал рагу французу в рот.

И я вопил: "Отец мой имярек -
Герой, а я тут с падалью якшаюсь!"
И восемьдесят девять человек
Кивали в такт, со мною соглашаясь.

Калигулу ли, Канта ли, Катулла,
Пикассо ли - кого еще не знаю,
Европа-сука тычет невпопад.
[Меня] куда бы пьянка ни метнула,
Я свой Санкт-Петербург не променяю
На вкупе все, хоть он и Ленинград.

В мне одному немую тишину
Я убежал до ужаса тверезый.
Навеки потеряв свою жену,
В углу сидел француз, роняя слезы.

Я ощутил намеренье благое -
Сварганить крылья из цыганской шали,
Крылатым стать и недоступным стать.
Мои друзья - пьянющие изгои
Меня хватали за руки, мешали,
Никто не знал, что я умел летать.

Через Pegeaut я прыгнул на Faubourg
И приобрел повторное звучанье:
На ноте "до" завыл Санкт-Петербург,
А это означало "До свиданья".

Мне б по моим мечтам - в каменоломню:
Так много сил, что все перетаскаю, -
Таскал в России - грыжа подтвердит.
Да знали б вы, что я совсем не помню,
Кого я бью по пьянке и ласкаю,
И что плевать хотел на Interdite.

Да! Я рисую, трачу и кучу!
Я даже чуть избыл привычку к лени.
Я потому французский не учу,
Чтоб мне не сели на колени.

25 июля 1978

***

Давайте я спою вам в подражанье рок-н-ролу,
Глухим и хриплым тембром из-за плохой иглы,
Пластиночкой на ребрах, в оформленьи невеселом,
Какими торговали пацаны из-под полы.

Ну, например, о лете, - которого не будет,
Ну, например, о доме, - что быстро догорел,
Ну, например, о брате, - которого осудят,
О мальчике, которому - расстрел!

Сидят больные легкие в грудной и тесной клетке.
Рентгеновские снимки - смерть на черно-белом фоне.
Разбалтывают пленочки о трудной пятилетке
И продлевают жизнь себе, вертясь на патефоне.

1978

ЗАПИСЬ В КНИГЕ ПОЧЁТНЫХ ГОСТЕЙ ЛЕДОВОГО ДВОРЦА СЕВЕРОДОНЕЦКА

Не чопорно и не по-светски -
По человечески меня
Встречали в Северодонецке
Семнадцать раз в четыре дня.

15 января 1978

Ю. ЯКОВЛЕВУ к 50-летию

Москва. Театр Вахтангова. От Таганки.
Любимцу публики, рампы, руля.
Желаем дома, в лесу и в загранке
Удач, оптимизма, добра и рубля.
Юрий Любимов и его команда.

Ты ровно десять пятилеток в драке,
В бою за роли, время и блага.
Все Яковлевы - вечно забияки:
Еще в войну повелевали "ЯКи"
И истребляли в воздухе врага!

Дела их - двояки и трояки,
Якшаться с ними славно и дружить.
Актеры - Яки, самолеты - "ЯКи",
И в Азии быки - все те же яки...
Виват всем ЯКам - до ста лет им жить!

Желаем с честью выйти из виража и пьянки,
И пусть тебя минует беда, хула, молва...
Як-50, желают тебе друзья с Таганки
Счастливого полета, как "ЯКу-42"!

24 апреля 1978

***
В белье плотной вязки,
В шапчонке неброской,
Под буркою бати -
Опять шерстяной -
Я не на Аляске,
Я не с эскимоской, -
Лежу я в кровати
С холодной женой.

Идет моей Наде
В плетеной рогоже,
В фуфайке веселой,
В китайском плаще,
И в этом наряде
Она мне дороже
Любой полуголой,
А голой - вообще!

Не нашел сатана денька,
Все зимы ему мало! -
Нет, напакостил в праздник точь-в-точь!..
Не тяни же ты, Наденька,
На себя одеяло
В новогоднюю ночь!

Тьфу в нас, недоенных,
Чего мы гундосим!
Соседу навесить -
Согреться чуток?
В центральных районах
В квартирах - плюс восемь,
На кухне - плюс десять,
Палас - как каток.

Сожгем мы в духовке
Венгерские стулья
И финское кресло
С арабским столом!
Где надо - мы ловки:
Все прем к себе в улья,
А тут, интересно,
Пойдем напролом?

Вдруг умы наши сонные
Посетила идея:
Десять - это же с водкой полста!
Наливай же граненые,
Да давай побыстрее!..
Вот теперь красота!

1979

***

Слева бесы, справа бесы,
Нет! По новой мне налей!
Эти - с нар, а те - из кресел:
Не поймешь, какие злей.

И куда, в какие дали,
На какой еще маршрут
Нас с тобою эти врали
По этапу поведут!

Ну, а нам что остается?
Дескать - горе не беда?
Пей, дружище, если пьется,
Все пустыми невода.

Что искать нам в этой жизни?
Править к пристани какой?
Ну-ка, солнце, ярче брызни!
Со святыми упокой...

1979

***

Меня опять ударило в озноб,
Грохочет сердце, словно в бочке камень.
Во мне живет мохнатый злобный жлоб
С мозолистыми цепкими руками.

Когда мою заметив маету,
Друзья бормочут: "Скоро загуляет", -
Мне тесно с ним, мне с ним невмоготу!
Он кислород вместо меня хватает.

Он не двойник и не второе "я",
Все объясненья выглядят дурацки, -
Он плоть и кровь - дурная кровь моя -
Такое не приснится и Стругацким.

Он ждет, когда закончу свой виток,
Моей рукою выведет он строчку, -
И стану я расчетлив и жесток
И всех продам - гуртом и в одиночку.

Я оправданья вовсе не ищу, -
Пусть жизнь уходит, ускользает, тает.
Но я себе мгновенья не прощу,
Когда меня он вдруг одолевает.

Но я собрал еще остаток сил,
Теперь его не вывезет кривая:
Я в глотку, в вены яд себе вгоняю -
Пусть жрет, пусть сдохнет - я перехитрил.

1979

***

Мой черный человек в костюме сером!..
Он был министром, домуправом, офицером,
Как злобный клоун он менял личины
И бил под дых, внезапно, без причины.

И, улыбаясь, мне ломали крылья,
Мой хрип порой похожим был на вой,
И я немел от боли и бессилья
И лишь шептал: "Спасибо, что живой".

Я суеверен был, искал приметы,
Что мол, пройдет, терпи, все ерунда...
Я даже прорывался в кабинеты
И зарекался: "Больше - никогда!"

Вокруг меня кликуши голосили:
"В Париж мотает, словно мы в Тюмень, -
Пора такого выгнать из России!
Давно пора, - видать, начальству лень".

Судачили про дачу и зарплату:
Мол, денег прорва, по ночам кую.
Я все отдам - берите без доплаты
Трехкомнатную камеру мою.

И мне давали добрые советы,
Чуть свысока похлопав по плечу,
Мои друзья - известные поэты:
Не стоит рифмовать "кричу - торчу".

И лопнула во мне терпенья жила -
И я со смертью перешел на ты,
Она давно возле меня кружила,
Побаивалась только хрипоты.

Я от суда скрываться не намерен:
Коль призовут - отвечу на вопрос.
Я до секунд всю жизнь свою измерил
И худо-бедно, но тащил свой воз.

Но знаю я, что лживо, а что свято, -
Я это понял все-таки давно.
Мой путь один, всего один, ребята, -
Мне выбора, по счастью, не дано.

1979

***

Я никогда не верил в миражи,
В грядущий рай не ладил чемодана -
Учителей сожрало море лжи
И выплюнуло возле Магадана.

Но свысока глазея на невежд,
От них я отличался очень мало -
Занозы не оставил Будапешт,
А Прага сердце мне не разорвала.

А мы шумели в жизни и на сцене:
Мы путаники, мальчики пока!
Но скоро нас заметят и оценят.
Эй! Против кто?
Намнем ему бока!

Но мы умели чувствовать опасность
Задолго до начала холодов,
С бесстыдством шлюхи приходила ясность
И души запирала на засов.

И нас хотя расстрелы не косили,
Но жили мы, поднять не смея глаз, -
Мы тоже дети страшных лет России,
Безвременье вливало водку в нас.

1979

А мы живем в мертвящей пустоте -
Попробуй надави, так брызнет гноем...
И страх мертвящий заглушаем воем -
И вечно первые, и люди, что в хвосте.

И обязательное жертвоприношенье,
Отцами нашими воспетое не раз,
Печать поставило на наше поколенье,
Лишило разума, и памяти, и глаз.

И запах крови, многих веселя...

1979