В память Аллы Конкиной

Сегодня исполнилось 2 года, как не стало Аллы Конкиной-Выборновой. Был на кладбище. Пришли Володя, его друг Лена Переслени, брат Аллы Олег, родственники. Дети обещались проведать могилу матери потом. Бог им судья. Володя был недоволен тем, что они забыли о дне актёра – никто не позвонил. Сейчас вот не пришли. Я пытался как-то ситуацию разрулить, но он цыкнул на меня. Деликатность друга не самое ходовое качество его личности.

Алла в моей жизни занимает большое место. Лет тридцать назад мы с ней впервые встретились в «Красной звезде». Был опубликован мой материал об артисте Конкине. Она с Володей приехала за гонораром. Мы вместе отправились пешком в ресторан ипподрома «На Беговой». Кутили, веселились. Потом мы с Володей часто это проделывали. Алла всегда терпеливо сносила нашу регулярную нетрезвость. Редкого терпения и женской самоотверженности была Алла Конкина. В своём талантливом муже (была железно в том убеждена) она словно бы растворялась. В русской культуре нередки примеры, когда бы супруга жертвовала всю себя мужу-таланту. Конкина единственная, которая ещё вдобавок родила троих детей.

Земля ей пухом и вечная память.

*

А теперь рассказ о моём друге Володе Конкине.

Так рано ушедший от нас талантливейший киноактер и режиссер Леонид Быков однажды признался автору этих строк, когда мы обсуждали его последнюю картину "Аты-баты, шли солдаты...": «Многие наивно полагают, что Сват - герой, сыгранный мной,- главный персонаж, центральная фигура картины. И потому, дескать, я за неё взялся, пользуясь властью режиссера. На самом же деле, лейтенант Суслин – стержень фильма, его сверхзадача. Ибо именно таких, как он сражалось на фронте большинство. И во многом благодаря именно их крепости духа, их стойкости и мужеству была добыта Победа. Володя Конкин очень точно и глубоко осмысленно передал философию, сверхзадачу образа. Не будь этой, безусловной, удачи - фильм не получился бы».

Обычно сдержанный в оценках, тем более похвалах, Леонид Быков, думается, очень верно подметил определяющую черту артиста Владимира

Конкина: умение вживаться в положительный образ и воплощать его без надрыва, без пафоса, без слащавости и сюсюканий. А ведь известно: играть добро несравненно труднее, чем зло. Это вам любой актёр скажет...

В примере с Конкиным тем более примечательно то, что он практически никогда не прибегает к внешне броским приемам и средствам лицедейства. Почти всегда играет в строгой, временами даже академической манере. И, тем не менее, все его герои всегда становятся очень близкими и узнаваемыми. Так повелось ещё с легендарного Павка Корчагин. Или с не менее известного в народе Шарапова.

Жеглов говорит Шарапову: «Смотри, вон три коровы летят». Шарапов на ходу запрокидывает голову и проваливается в канализационный люк. «Запомни, Шарапов, если хочешь работать в МУРе,- говорит Жеглов.- Коровы не летают!»

Анекдот это вспомнился ещё и потому, что не каждое творчество отечественного актёра народ переносит в свои байки, не о каждом киногерое сочиняются песни. Конкин вот сподобился и на то, и на другое. (Ленинградские «митьки» вообще растащили «Мест о встречи…» на цитаты). Откуда такое умение? Что питает его творческий потенциал сорок лет, отданных искусству из шестидесяти, прожитых на нашей бренной земле? Попробуем вместе с актером разобраться в этих вопросах. Но перед этим я должен сразу предупредить потенциального читателя: мне никак не избежать некоторой пристрастности в нашем разговоре. Нашей дружбе с Конкиным пошёл четвёртый десяток лет…

- Володя, я так полагаю, что если вести серьезный разговор о творчестве актера Конкина, то обойти фигурой умолчания его Павку Корчагина никак невозможно…

А я уже подумал, что ты начнёшь, как нынешние молодые журналисты начинают: «Здрасте! Скажите, как вы работали вместе с Высоцким над ролью Шарапова?» У меня более шести десятков киноролей, но спрашивают только о Шарапове…

- Не сомневайся, и мы дойдём до Шарапова, но начнём всё-таки с Павки. В последней «Литерной газете» я прочитал: «Если бы он (то есть ты) сыграл только одну роль – Павку Корчагина в телефильме по роману Николая Островского «Как закалялась сталь»,- остался бы в истории отечественного кино. Но и кино-, и театральных ролей у Владимира Алексеевича было и – уверены! – будет немало». Как говорится, под каждым словом подписываюсь…

- Да, Павка… Понимаешь, я прожил эту роль (заметь: не сыграл - прожил) в таком возрасте и в такое время, что даже представить что-то иное, чем то, что получилось, невозможно было. Так что я был тогда очень-очень, предельно искренен, выложился на фортиссимо своих творческих сил и способностей и добился, смею полагать, определенного успеха.

Поверишь, я на время съемок,- а работали мы больше года,- как бы

растворился в этой великой и фанатичной личности. Не побоюсь признаться, он меня внутренне взбудоражил, перестроил всего. Учти, я же тогда впервые в жизни познакомился с подлинным Островским, который для школьных учебников был "кастрированный" на треть. Плюс прочитал подлинные дневники, письма. Так вот, что бы мы сегодня ни говорили, ни

писали, но это характер, каких во все времена - раз, два и обчелся.

Разумеется, сыграть Павку посредственно или даже хорошо в то время - да об этом нельзя было и думать. И дело тут не только в том, что нашу работу курировал Идеологический отдел ЦК КПСС, не в возможной актерской неудаче, от которой никто, кстати, не застрахован. Для меня лично всё дело было в тех тысячах, а, может быть, и миллионах мальчишек и девчонок, которым предстояло смотреть фильм. Не поверив моему Павке, а вдруг они не поверят ему вообще - вот что терзало мою душу.

Положим, это я теперь с высоты жизненного опыта понимаю, что преувеличивал и значение возможной неудачи, и потенциал, как бы сказали

ученые люди, воспитательной функции фильма. Но почти три с половиной десятка лет назад…

- Ровно тридцать шесть лет назад

- Вот-вот… в те годы я именно так и думал. И никак иначе!

Словом, мне предстояло, как бы заново вспахать характер Павки Корчагина, снять с его личности пелену поверхностного представления,

«забронзовелость», сложившуюся по школьным учебникам и сыграть его живым,

пусть даже очень неординарным человеком. Наверное, лишь мой собственный тогдашний максимализм, молодеческая, если не удальская вера в личные способности помогли мне справиться со столь трудной задачей.

- А не задают тебе такой вопрос: зачем тогда понадобилась новая экранизация? У нас ведь был художественный фильм с таким же названием.

- Который, кстати, я смотрю и поныне с интересом. И молодой Василий Семёнович Лановой мне в нём нравится. Но тут, брат, вот в чём дело. Понимаешь, такого героя, как Корчагин, сыграть раз и навсегда нельзя. Как

нельзя этого сделать ни с Гамлетом, ни с Ричардом, ни с братьями Карамазовыми – и я перечислять могу ещё много. Даже сейчас, в период всеобщего нигилизма можно обращаться к Корчагину. Не исключаю, что через некоторое время вновь появится этот молодой, фанатичный коммунист и будет по-своему отвечать на самые сложные и жгучие вопросы жизни. Или - не отвечать. Мы же тогда старались показать в Павке необыкновенную, по-человечески запредельную силу, бескомпромиссность, при огромной, испепеляющей окружающих, фанатичной преданности идее.

Еще раз повторюсь: по представлениям того времени мы со своей задачей справились весьма и весьма неплохо. По отзывам очень многих критиков, прости, так и вовсе великолепно. Правда, сейчас не все пишущие вспоминают о своих восторгах с удовольствием. Но я их не осуждаю. Если они искренне пришли к новым и лучшим убеждениям, то слава Богу. Во мне самом ведь произошла огромная эволюция. Уверяю тебя, я сейчас совсем по-иному играл бы Корчагина. Если вообще играл бы...

- Всегда ли новые убеждения - лучшие?

- Разумеется, не всегда, но чаще. Прежде всего, по своей жизни сужу об этом. Сам я рос "маменькиным сынком", этаким пай-мальчиком, почти что вундеркиндом. В доме была огромная библиотека. Я поглощал книги с "ять", занимался в исторической школе при университете. А на улице, естественно, общался с пацанами, полубеспризорными сверстниками. Их родители или на войне погибли, или были репрессированы, или просто попадали в тюрьму, или спивались. Некоторые из ребят поэтому сидели в каждом классе по несколько лет. Я перенимал от них опыт курения, мат, выпивки и всё такое прочее, что «вундеркинизму» мало способствовало. Но в итоге и сам бандитом не стал и подавляющее большинство моих сверстников в люди выбилось.

- Актерский твой стаж весной нынешнего года перевалил за сорокалетний рубеж. Чтобы не ошибиться, я из той же «Литературки» процитирую: «Творческое объединение «Дети Мельпомены» Москвы представляет бенефис к 40-летию творческой деятельности народного артиста России, заслуженного артиста Украины, лауреата Государственных премий Владимира Конкина в эксцентрическом детективе «Муж, жена и сыщик» (редакция для сцены и воплощение В.А.Конкина) С ним работают артисты Е.Переслени, народный артист России А.Шейнин, Ю.Анпилогов. Юбиляр посвящает спектакль светлой памяти Аллы Львовной Конкиной». Всю эту информацию разверни, пожалуйста, своими словами.

- Начну с того, что 60 лет для мужчины - это очень серьезно и очень по-взрослому. Юбилей хотелось отметить трудом. Но спектакль я посвятил памяти своей жены, которая из-за тяжелой болезни скончалась 31 марта прошлого года. Не мне тебе говорить: всю нашу совместную жизнь Аллочка моя незабвенная несла тяжелейший семейный груз – меня, какой уж я есть, троих детей. Очень мужествен, самоотверженно несла. И даже незадолго до смерти она не о себе – обо мне думала. И, кстати, просила, чтобы я не унывал, не казнил себя ни в чём, а с головой погрузился в работу. Это она хотела, чтобы я сыграл роль в спектакле по пьесе Питера Шеффера «Муж, жена и сыщик». Я эту пьесу полностью переписал, о чём и с казано в программке. Когда-то я уже играл в спектакле по пьесе этого английского драматурга. Было это в 1983 году в Театре Ермоловой, где Фаина Веригина поставила «Эксцентричный детектив». Имя Шеффера тогда гремело, поскольку помимо нашего спектакля, была премьера и во МХАТе, где Марк Розовский выпустил своего «Амадея». И когда Шеффер приехал в Москву, он с восторгом посмотрел две эти вещи. А потом был у меня дома, говорил замечательные слова. И вот эта встреча стала памятной для нашей семьи. Моя супруга твёрдо сказала: «Тебе надо обязательно возобновить эту работу?» Я послушался и согласился. Правда, я думал вначале, что буду играть мужа, но потом мне старшие товарищи подсказали, что моему образу гораздо ближе сыщик. Он как бы не от мира сего. Живет чужими жизнями, перепробовал множество профессий, знает очень многое, но преследует одну цель - сохраняет чужие семьи. Этакий нестандартный альтруист. Тема спектакля абсолютно созвучна нашему времени. Я думаю, что именно о семье надо сейчас говорить со сцены. Ведь наше правительство постоянно твердит: «Рожайте детей» Рожайте детей!» А на что их рожать и где жить, простите? Создать семью очень трудно. Все знают, сколько бытовых проблем ложится на плечи молодоженов. Из-за неустроенного быта многие браки распадаются. А ведь помимо быта еще и множество других проблем падает на семью. Не так сказанное слово или неприятное замечание? Затем слово за слово? Ком нарастает, и вот уже с картины под названием «Любовь».

Спектакль я ставил фактически с нуля. На всё действо, которое идёт на сцене час сорок, было потрачено больше года. Встретились мне множество препон, столкнулся я и откровенным недоброжелательством. А, главное, с ужасом узнал, что в моём случае нужно забыть об искусстве, а сидеть и вести гроссбух. Вот этот взгляд актрисы стоит столько-то, у актера «Х» - столько-то, у народного столько-то, у заслуженного «У» - столько-то. А ещё надо было учесть оплату труда звукорежиссера, билетеров, гримеров, костюмеров. Господи боже мой! А потом гардеробщик, буфетчик, аренда стаканов, аренда помещения, реквизит, декорации. И в результате ты вынужден держать в голове огромное количество всякого хлама. Я ведь прежде занимался только творчеством, а с технической и финансовой стороной дела столкнулся впервые. И у меня волосы встали дыбом. Я мечтал, чтобы спектакль хотя бы частично окупился. В крайнем случае - вышёл по нулям, поскольку на постановку ухлопал большие суммы, а много билетов подарил тем людям, для которых память о моей супруге не пустой звук. А ещё в поисках финансирования я прошел километры чиновничьих коридоров, обращался к предпринимателям и руководителям разных фондов, с которыми давно знаком. И оказалось, что людей равнодушных очень много. Я даже научился их различать. Сперва они улыбаются: «Старик, о чём ты говоришь, мы тебе поможем. Сколько тебе надо?» Я говорю: «Столько-то» - «Ха-ха, ну это же смешная сумма. В долларах?» - «Да нет, в рублях» - «Ха-ха-ха. Ну, о чем речь! Звони в понедельник» - «Понедельник сегодня» - «Ну, в следующий понедельник».

Везде одинаковая схема. Сколько я ни перезванивал - толку не было.

- Ладно, вернёмся из экономики в твоё творчество. В театре и кино ты сыграл множество самых разнообразных ролей - от лирико-комедийных до трагических. Но, если так можно выразиться,- особый раздел твоего творчества - люди служивые: солдаты, офицеры, милиционеры. Давай об этом поговорим. Чем было обусловлено твоё постоянное обращение к так не модной нынче военно-патриотической тематике, о которой многие, небось, уже и позабыли?

- Причин тут несколько, как объективного, так и субъективного плана. К числу первых относится активная востребованность той самой военно-патриотической проблематики в прошлые, так называемые, застойные времена. Что же касается субъективного фактора, то не могу здесь не вспомнить, как выступал однажды перед курсантами военного училища. Кто-то из будущих офицеров спросил: в каких войсках вы служили, Владимир Алексеевич? Нигде не служил, отвечаю и вижу легкое разочарование на лицах курсантов.

Так вот, не довелось мне служить - болезнь помешала. Но не будь её, кто знает, как бы сложилась моя судьба. Очень даже возможно, что стал бы военным инженером. В детстве с увлечением мастерил всякие военные игрушки. К сыновьям-близнецам Ярославу и Святославу перешла эта увлеченность техникой. Она их кормит.

Вообще к людям служивым любовь мне привита с детских лет. Отец, капитан в отставке, всю войну служил в учебном подразделении, готовил младших авиаспециалистов для фронта. Считал звания сержанта, старшины основополагающими в армии. На них, родимых, любил повторять, вся служба держится или «зиждется», как говорил Михаил Фрунзе. Оно и в самом деле так. Папа всегда с такой любовью и восторженно-светлой грустью вспоминал о своей службе, что я ему откровенно завидовал.

Жизнь свела меня еще с одним замечательным солдатом-фронтовиком. Это отец моей жены Аллы Лев Николаевич Выборнов. Юношей ушел на войну. Был командиром тридцатьчетверки. Воевал на многих фронтах. Дважды горел в танке. Домой вернулся без кисти левой руки. Уже много лет, как Льва Николаевича нет с нами, а память о нём живет в моем сердце.

Вспомнилось об этом не случайно. Так ли иначе, но в каждой моей роли военного человека, будь то лейтенант Суслин из "Аты-баты...", Оленин из фильма "Кавказская повесть", старший лейтенант Шарапов из телефильма "Место встречи изменить нельзя", лейтенант Ерошин из спектакля "Батальоны просят огня",- в каждой буквально есть ведь что-то и

от отцовской влюбленности в армейскую жизнь, и от душевных рассказов

необычайно скромного Льва Николаевича, и от моих многочисленных

встреч, бесед с воинами, милиционерами, моряками, пограничниками. Есть часть моей души. Хочу я того или не хочу, но душа накапливает, аккумулирует знания, впечатления от жизни и службы этих государственных людей и в нужный момент на сцене или на съемочной площадке именно такие приобретения помогают мне быть искренним, правдивым, понятным зрителю.

Пойми, я не рисуюсь, и славы подобное признание мне уже не прибавит - в аполитичные времена живем. Но факт - есть факт. Что-то такое сильное, зажигательное, бывает, щелкнет в твоей душе, и роль пошла. В "Аты-баты...", если помнишь, есть эпизод, в котором Суслину нужно было выиграть дуэль со "стариком" Сватом, доказать подчиненным, что учебные занятия в тылу не детская забава, они нужны как воздух для того, чтобы в настоящем бою победить сильного и коварного врага. Сейчас даже трудно объяснить, почему вдруг, перед произнесением своего монолога, мне вспомнился отцовский рассказ. Он одиннадцать раз писал рапорт с просьбой: отправить на фронт. Однажды его вызвал начальник школы и сказал: "Ну, подпишу я твой рапорт. Попадешь на передовую. Ну, убьешь пяток фрицев. Тоже польза, конечно. А теперь прикинь: если каждый из твоих воспитанников хотя бы по паре фашистов уничтожит - это же армии какая подмога! Обидно, когда ты этой разницы не понимаешь".

Вот и я постарался прежде всего осмыслить великую, если хочешь, государственную правоту лейтенанта Суслина. И когда понял, до конца принял его высшую командирскую правоту сам, тогда и начал свой монолог. И, скажу честно,- мне за этот фильм сегодня не стыдно. Впрочем, и за остальные роли краснеть не приходится. Я не лукавил перед зрителем, не держал фиги в кармане, даже, когда приходилось взбираться на патетические по нынешним понятиям высоты.

- Ну, что касается Шарапова, к которому мы сейчас обратимся, то здесь, по-моему, нет ни грана патетики - голая жизненная правда, причем, очень энергоемкая, как бы вневременная и потому актуальная особенно сегодня. Или я что-то не так понимаю?

- Я бы целиком отнес эту характеристику на счет друга и партнера Володи Высоцкого. Мой же герой, если быть до конца объективным,- не лишен некоторого романтического налета. Что, впрочем, вреда образу не принесло. Наоборот, только в таком ключе можно было "философски победить Жеглова". Потому что, если бы я играл по канве сугубо линейной житейской логики, то крепость позиции Жеглова, оплодотворенной талантом Высоцкого, осталась бы неприступной. Хотя должен признаться опыт моего общения с Высоцким на съёмочной площадке не самый безоблачный и благостный. Существует устойчивое мнение в среде артистов и критиков о том, что Владимир Семёнович имел свою, отличную от моей, трактовку образа Шарапова. Что могу сказать по этому поводу? Каким Высоцкий видел Шарапова, я не знаю и уже не узнаю никогда. По большому счёту, меня это никогда и не интересовало, что он там видел в Шарапове, – каждый должен заниматься своим делом. Это как если бы я в те годы начинал давать ему советы, каким должен быть Жеглов. Не исключаю, вполне возможно, что и поэтому отношения наши, действительно, ровными не были. Такая неровность создавала определённую нервозность, причём, не только у меня, но и у всей съёмочной группы. Гораздо позже я узнал, что Володя Высоцкий на момент нашей совместной работы был тяжело болен. Поэтому не исключаю того, что его повышенная экзальтированность, слабая предсказуемость в отношениях были естественным следствием его болезни. Трения у нас возникали буквально на ровном месте, – он был постоянно не согласен с моей игрой. А поскольку Владимир Семёнович являлся другом Говорухина ещё со времён «Вертикали», ему позволялось высказывать своё мнение по любому поводу и делать замечания всем и вся. Думаю, Высоцкий пользовался своей лужёной глоткой чаще, чем того требовала съемочная ситуация. Честно скажу, ссору из-за подкинутого Кирпичу кошелька нам было играть легче лёгкого. Наше «не сошлись характерами» напрямую работало на мизансцену. Тут уж мы дали волю своим эмоциям. Мы с Володей могли орать друг на друга, доходя до белого каления: я отстаивал собственные представления о Шарапове, а он пытался навязать мне свои. Говорухину в этой ситуации часто приходилось выступать третейским судьёй. Кстати, хоть мы с Высоцким порой и гавкались, но гавкались публично и по делу, а вовсе не потому что нам не нравились глаза друг друга…

Сейчас я обо всем этом вспоминаю и рассуждаю спокойно, а тогда, в 1978 году, даже готов был в какой-то момент бросить всё и уехать со съёмок. И если остался, то в решающей степени благодаря стараниям великолепного актёра и человека Виктора Павлова. В отличие от многих в съёмочной группе, он отнёсся ко мне очень хорошо. Бывают такие встречи, которые накладывают отпечаток на отношения с человеком на всю оставшуюся жизнь, независимо от того, как часто эти люди встречаются. Витя просто понял, что я нахожусь в состоянии определённого психического стресса, что меня выбило из колеи отношение ко мне некоторых коллег. Мне те отношения казались почти дискриминационным. Всё, что делал Высоцкий, всем казалось гениальным или, во всяком случае, хорошим. Всё, что делал я, вызывало, порой, какие-то кривые ухмылки. При этом по особенностям своего характера я утрирую каждый недоброжелательный взгляд, и всё это мне было очень больно. Так вот, однажды я начал собирать чемоданы, и тут Господь послал мне Витюшу Павлова, который не был со мной знаком лично, – мы знали друг друга только по творчеству, но до этого никогда не встречались. Витя отнёсся ко мне, как добрый доктор Айболит, – у маленького ёжика что-то заболело, надо его лечить. Он проявил удивительную тактичность, природный юмор, находчивость и, главное, доброжелательность, чего мне тогда чрезвычайно не хватало. Я был там одинок, чего скрывать.

Витюша взял меня под руку, прихватил сценарий, и мы вышли из гостиницы «Аркадия». Там рядом находилась Высшая партийная школа, а рядом с ней – гранитные бюсты Маркса и Ленина. Облокотившись на череп одного из основоположников коммунизма, Павлов начал читать сценарий. А с его мимикой, с его ужимками, интонациями, паузами, с его моментальными голосовыми переключениями это было безумно смешно! Я не помню, когда я так гомерически хохотал. И вот таким образом, очень просто и незатейливо, он вытащил тот клин, который торчал в моём сердце. После этого мы пришли в гостиницу, чемодан был разобран, а в съёмочной группе так и не узнали, что я готов был уехать. А рано утром мы уезжали на натуру пролога – Левченко и Шарапов ползут через линию фронта, за колючей проволокой берут «языка» (кстати, «языком» был старший сын Марины Влади - Петька Оссейн). Потом пошли взрывы, мы ползли через болото. По этой сцене погиб наш третий товарищ. Тем не менее, «языка» мы притащили.

В фильм пролог не вошёл, Говорухин от него отказался. У меня осталось лишь несколько фотографий из тех, безусловно, интересных съёмок. Помню, когда Витюша снял с себя мокрую и грязную гимнастёрку, я увидел у него на спине штук двадцать засосов от банок. Дело в том, что у него только что закончилось воспаление лёгких, но вот такой он был ответственный человек: раз съёмки, то надо ехать. Другой начал бы кобениться, капризничать: я только что переболел, а вы меня в болото суёте! Он позаботился тогда обо мне, а о себе не очень-то и думал. В этой душевной самоотверженности был весь Павлов. Его я до конца дней своих буду вспоминать с величайшей благодарностью.

Так подробно говорю об этом еще и потому, что у меня был старший брат, умерший от полиомиелита, когда мне исполнилось два года. И всю жизнь потом я испытывал огромный внутренний душевный дискомфорт. Да, Бог послал мне прекрасных родителей, которых я очень любил, но мне всегда не хватало старшего брата. И Витюша – теперь я могу в этом признаться, – как бы отчасти стал моим старшим братиком, в котором я всегда нуждался. Он появился более чем вовремя и успел мне протянуть руку, пока я не наломал дров. Скандал ведь мог случиться ужасный, мы же сняли на тот момент почти треть фильма. И даже если бы я был кругом прав, всё равно бы нашлись люди, жестко меня осудившие.

В итоге, мы сделали фильм, который заслуженно считается народным. Он и в самом деле, пожалуй, один из лучших в своём жанре. Прошло столько лет, поколения сменились, а многие люди продолжают ценить нашу картину. И это притом, что на всех каналах – одни криминалы, но любят «Место встречи изменить нельзя».

С другой стороны эта картина лишний раз доказала, что даже люди, что называется, с разных планет, как мы с Высоцким, могут и должны идти на компромисс ради большой цели. Ведь если бы между двумя Володями антагонизм только продолжал развиваться, художественное произведение не получилось бы. Конфликтная (не сюжетная – бытовая) ситуация между главными героями – это нонсенс. В таком случае об успехе фильма даже не приходится говорить. Плёнка обладает великим качеством лакмусовой бумажки, – она проявляет актёрские глаза. Как бы ты ни пыжился, объясняясь в дружбе своему партнёру, однако если продолжает накапливаться отрицательная энергия, то плёнка, целлулоид, это враньё в глазу обязательно распознает, какой бы талантливый артист ни был. И всякому вменяемому артисту известна истина: со съёмочной камерой шутки очень плохи, – она тебя всё равно расшифрует.

Известно мне и мнение братьев Вайнеров, которые на встречах со зрителями иногда заявляли: трудно, дескать, верить, что Шарапов мог быть командиром разведроты и тащить на себе здоровенного «языка». Тут замечу, a propos, что образ Жеглова, который в романе – большой и плечистый мужик, они переписали так, чтобы эта роль максимально подходила бы Высоцкому по внешним данным. Чисто физические данные Шарапова в романе не столь тщательно прописаны. Но буде даже и так, для меня это вопрос исключительно технического свойства, второстепенный и сугубо проблема работы редакционного аппарата объединения «Экран». Эти начальнички тоже свою ручонку приложили, да ещё как! В самом начале пятой серии Шарапов встречается с девушкой, выдающей себя за подружку Фокса Аню. По сценарию она должна была говорить: «Ну, ты, хрен с горы!» Но редакционное целомудрие не позволило никакого «хрена». Звучит: «Ну, ты, ком с горы!» Бессмыслица полная, зато идеологически выдержанная.

Возвращаясь к своему командиру разведроты Шарапову, замечу, отбросив ложную скромность, что горжусь это ролью. Повторюсь: мой-то герой не лишен некоторого романтического налёта. В споре по поводу поимки вора-Кирпича, когда Жеглов сказал: сейчас я выйду на улицу, сто человек опрошу, и каждый со мной согласится - вор должен сидеть в тюрьме. Разве это не правда на все времена? Но ведь у моего героя была и высшая нравственная правота, которую я постарался сыграть: закон не должен фигурировать ни кистенем, ни тем дышлом, которое куда ни сунь, там и вышло. Всё ли у меня получилось, как задумывалось? Не знаю, не уверен. Во всяком случае, не мне о том судить.

- Как ты организуешь свою актерскую работу, чем в ней руководствуешься, что тебе помогает, что мешает?

- Попыткой конкретизировать вопрос, ты его расширил до невероятных пределов. И если на него полно ответить, пришлось бы целый трактат написать. Что могу сказать в самом приблизительном плане? В искусстве всё не так просто, как кажется. Впечатления актера, его жизненные наблюдения, все то, что называется накоплением материала, воплощается в ролях весьма и весьма опосредованно. Но закономерность при этом очень четкая: глупый, недалекий, приземленно, если не примитивно мыслящий актер никогда ничего путного не сыграет. Отсюда простой, но очень важный вывод: нашему брату надо всю жизнь учиться, хотя бы потому, что из незаполненного сосуда нечему выливаться.

Мои учителя - старшие братья по цеху. И здесь мне очень повезло, со многими известными артистами работал, снимался. А еще - книги. Как-то очень давно я играл в советско-болгарском пятисерийном телефильме "Путь к Софии" русского офицера Киреева. Пришлось усиленно проштудировать специальную литературу. В итоге я стал таким докой, что ассистенты болгарского режиссера обращались ко мне за консультациями.

Говорю тебе это не ради бахвальства и не ради того, чтобы выглядеть рафинированным интеллигентом. Просто хочу лишний раз доказать: для того, чтобы проникнуть в естество, в сущность героя, раствориться в нём, мало одного лицедейства, игры. Нужны твердые, а не умозрительные знания о конкретном герое, об эпохе.

- Так есть ведь режиссер, консультанты, которые обязаны подсказывать актеру, наставлять его на путь истинный.

- Есть еще их ассистенты, художники, композиторы и т.д. и т.п. На бедного артиста, который с сошкой, находятся многие с ложкой. Только ведь, в конечном итоге, я один несу ответственность перед зрителями за качество своей работы, за то, грамотная ли она, серьезная или это дилетантские потуги. Поэтому о своих персонажах я должен знать всё или почти все, что может знать тот же режиссер, если не больше его.

А мешает мне всё то же, что мешает и остальным гражданам России - нестабильность нашей жизни с ее экономическими, финансовыми и политическими несуразностями. Спасает врожденный оптимизм, вера в то, что переболеем, сдюжим все трудности.

- О чем мечтает актер и человек Владимир Конкин?

- Говорю же: о лучшей жизни для своего многострадального народа, для своих близких, для себя. Надеюсь и на то, что еще сыграю в кино или в театре масштабную, значимую роль, хотя бы такого уровня, как Шарапов.

- Ну, дай тебе Бог…

*

P.S. В одном из номеров уже упоминаемой «Литературки» опубликованы два эссе Владимира Конкина – о Н.В.Гоголе и П.Я.Чаадаеве. Я давно знаю о литературных упражнениях артиста. В своё время публиковал его вещи в журнале «Вестник ПВО», где был главным редактором. Но когда прочитал – без преувеличения восхитился! Мастерски сделанные эссе!