13. "Релаксации" Глава из "Собачьей жизни" часть вторая

13. Релаксации
           "Положительные эмоции - это эмоции, которые                                                           возникают, если на всё положить..."
            (М. Жванецкий)

Да-да. Сейчас я готов нести за это ответственность. А вот тогда, когда был начальником лаборатории, отдела - не был готов. Но придумал и упрямо делал это всё равно, чем бы мне это ни грозило. Придумал и осуществлял чисто интуитивно, и вот только сейчас начинаю анализировать. И после анализа прихожу в восхищение - как это здорово было придумано! Никто ведь на заводе этого не делал, кроме нас, электромузыкантов! А Волошин ещё нас покрывал. Когда у него спрашивали: "А где это ваши электромузыканты подевались?" Он отвечал: "На "Укрглавснабе" уголь из вагонов выгружают" или "Копают канаву вокруг "Золотого петушка". И этот ответ был настолько естественным в то время, что все сразу верили. Нас тогда часто гоняли на разные грязные работы в городе...

Вообще-то конструкторский рабочий день не был нормирован. Позже 8.00 придёшь - запишут опоздание. Раньше 17.00 просто не выпустят через проходную. А позже - сиди на работе, сколько хочешь... И мы все фанаты своего дела сидели столько, сколько считали нужным. Знаете, вот если что-то не получается, и кажется, что решение где-то совсем недалеко, ну как можно бросить дело на полпути? Это с каждым случалось в своё время, и мы часто засиживались. И это - добровольно, никто не принуждал. Но иногда возникали такие ситуации не по нашему желанию, не по нашим потребностям до чего-то доковыряться. Возникали авралы, причём авралы длительные, на износ, включающие в себя и дни и ночи непрерывно в течение 3-4 суток, а иногда - и неделями. Чаще всего это были периоды выпуска установочных партий наших новых изделий. Или изготовление и испытание новых образцов и приёмка их межведомственной государственной комиссией. Как правило, такие работы фигурировали не только в нашем лабораторном плане, но и в заводском плане, срыв которого больно ударял по всем службам завода, не только СКТБ. Провалить план завода означало лишить тысячи людей квартальной премии, ожидаемой всеми как манну небесную. Провалить какие-то мелочи: недопоставить детали, некачественно сделать узлы, задержать покрытия, насвинячить с комплектацией, недоделать документацию имели право все. Ну и получали за это от начальства, но в конце концов, бывали прощены. И лишь только мы, создатели данного изделия, не имели никаких прав не настроить новые инструменты, не провести их испытания и не сдать их в ОТК точно в срок, отсчитываемый по часам московского времени. Таким образом, наших пять-шесть или восемь человек несли на себе кошмарный груз ответственности перед всем огромным заводом. И эта ответственность, лежащая на нас, поверьте мне, старому конструктору, была самой тяжёлой ношей в мире. Бывали случаи, что и мы страдали от хреновой работы конструкторов приборостроительного направления, но сами за 23 года работы мы никого ни разу не подвели.

Конечно, за переработку можно было давать увольнительные на пару дней. Но, скажите, какой с этого толк, если человек вымотался на работе, а жена его на время увольнения поставит к стиральной машине или заставит выгладить бельё, отстиранное самой? Он по окончании увольнения придёт на работу ещё более усталый, чем от наших бесконечных ночёвок в цеху. Я понимаю, домашняя работа - это тоже нужно, и жалеть наших жён - дело благородное. Но, думал я, наша жизнь короткая такая, и, если бельё останется нестиранным или невыглаженным ещё день-два, от этого ничего страшного не случится. А вот у человека накапливается усталость, которая потом косвенно разрядится в каком-то производственном дефекте... Потому я был всегда сторонником релаксаций - временной резкой смены образа существования и зарядкой нервной системы новыми неожиданными эмоциями, которые всегда встряхивают человека и выводят его на новый энергетический уровень. Понимаете, эти мои выводы не были научно обоснованными, но зато, будучи проверенными неоднократно на практике, всех нас объединяли как единомышленников. Мы понимали, что так надо, а иначе - ну, никак!

После "переусердствования" я выписывал на выбранный день увольнительные всем своим "утомлённым" подчинённым, а сам шёл к Волошину и подписывал у него увольнительную себе. "Релаксируем?" - улыбался Волошин. "Надеюсь, это нам поможет!" - отвечал я. "Глядите там, не перепивайте!" - по-отцовски предупреждал Виталий Иванович. "Постараемся," - обещал я как всегда. "Куда в этот раз путь держите?" - любопытствовал шеф. "Лыжи и игра в хоккей на Лесной речке. Недалеко, но сейчас там красиво. И полно горок. Доедем троллейбусом до "Ялынки", а потом в сторону заводского пионерлагеря в гущу леса. Погода хорошая, тихо, мороз всего шесть градусов. А обратно пойдём пешком через лес к Каменке, и вдоль неё выйдем в город" - "Ну, ни пуха! - говорил Виталий, а потом с лёгкой завистью: - Эх, блин, когда же я с вами сумею вырваться? Ни у кого нет такой сколоченной и дружной команды, как у тебя!"

"Команда" каждый раз бывала в ином составе. "Пахать" в цехе приходилось авторам конкретных изделий, и почти всегда это были электронщики, которым приходилось нести основную нагрузку при настройке новых изделий; конструкторы-механики к этим авралам подключались не часто. Так что иногда были преимущественно люди из лаборатории Фукса, иногда превалировали ребята из лаборатории Кулаженко - состав, как правило, не превышал семи-восьми человек. Ребята, конечно, на вылазку запасались домашними пирожками или салом с луком, а то и котлетами, приготовленными женой. Ну, а выпивка... Ну, это ж дело святое, как говаривал Сасага. Брали, конечно, дружный обед на природе всем в радость, но это не было самоцелью. Иногда ещё дома готовили шашлыки и жарили их на костре. Костёр - это классно в любом случае: коли не было шашлыков, так жарили сало с аппетитной шкуркой, причём, все одновременно были и едоками и поварами - весёлое это занятие!

Зимний лес - какое это чудо, когда не очень холодно и безветрие! Все деревья в пышном снежном убранстве - и вот здесь начиналась "колотиловка" или "околачивание груш", называли по-разному, но смысл был один: садануть ногой по стволу дерева и всех осыпать снежной пылью. Какой эта кайф, ребята! - у меня всегда после этого обострялся бронхит с кашлем, но я не мог избежать удовольствия, и сам вдыхал снежную пыль, и других "ошарашивал". Помню, Славчик Вихарев при этом кричал на весь лес: "Что лучше? Женщина сверху, или женщина снизу? Нет, только снег сверху! Самое сексуальное - именно это!"

Бывало, кто-то на лыжах, кто-то и без - у нас же не гонки, а расслабуха!
У каждого свой репертуар: один песни орёт, другой анекдоты рассказывает, но всем очень хорошо - мы свободны! Мы делаем, что хотим! Мы отличные ребята, и у нас отличная компания! И у нас есть закусь и водка про запас, мы сейчас доберёмся до Лесной, найдём самое широкое заледеневшее место, выломаем себе из орешника "клюшки" и будем гонять по льду консервную банку из-под бычков в томате! Чувствуете? А что может быть лучше этого? Мы просто молодые, здоровые и красивые, мы любим друг друга и наслаждаемся этим единством! Мы заняты очень интересными делами, мы успешны, наша работа всем нравится, значит, мы счастливы! И начальник у нас классный, он такой же сумасшедший, как и мы все, не лучше, и не хуже, и мы ему кричим: Иванович, хорошее место, отличный плёс, давай здесь остановимся!

- Давайте! - отвечаю я, и сразу трое - за сушнячком начинают шариться, а Миша Мандрыгин разводит костёр, и Эдик уже режет сало и нанизывает на прутики. А что? Шампуры забыли? Да на фик нам шампуры! Это не дело. В лесу можно вырезать отличные ивовые прутики, на них сало гораздо вкуснее, чем на металле шампура! Змей уже вскрывает "Бычки в томате"! "Шайбу, шайбу!" - орёт нестройный хор. "Кто кричал "бабу, бабу"? Отставить, без баб обойдёмся!" - это Юра Бжестовский не может дождаться, когда бутылки откроют. В паузах каждый бегает по кустам орешника, чтобы выбрать и выломать себе покруче "клюшку" - о, Змей всех перещеголял, его клюшка похожа скорее на дышло от телеги. "Он нам все ноги переломает своей клюшкой!" - негодует Лев Фукс. - "Требуем запрета нестандартных клюшек!" Но Змей защищает своё право играть дышлом. Счёт ещё только 3:3, а у меня уже три хороших синяка на спине и на каждой ноге. "Наливаю!" - даёт сигнал Эдик, и хоккеисты дружно садятся на "скамью запасных".

- За нашу дружбу, - говорит Фукс, и поднимает пластмассовый стаканчик с водкой.
- За "Эстрадин-314" - объявляет тост Миша.
- За наше НИО-17! - кричит Змей.
- За дело, которому мы все преданы! - говорю я, и мы дружно выпиваем.
Затем, закусив и поправив шапки, обозначавшие ворота, мы продолжаем хоккей до тех пор, пока травмы не начинают нас преследовать - кто локтем ударился, у кого колено посинело, кого Змей потрогал своим "дышлом"...
- Всё, - говорю я, - ничья, 7:7. Так и оставим, без выяснений. Предлагаю съезд с горочек на лыжах.
Выпиваем водку. Прикладываем компресс к коленке пострадавшего.
- Хоккей-то - хорошо, - говорит Миша. - А вот как со счётом будет в катанье с горочек?
- Элементарно, Ватсон! - отвечаю я. - до полной поломки лыж. Кто сломал - покидает трамплин.

Лыж в этот раз было немного. Три пары. Я поломался первый на крутой двугорбой горке. Потом сломался Эдик. Потом никак не мог сломаться Змей. Тогда он взял одну из своих лыж и сломал о колено. Вот и ничья - 3:3 - три участника, три сломанных лыжи. Остальные в это время допивали водку...

Трудно позабыть эти мгновения релаксаций... Это бывало в любое время года, мы всегда находили новые места для расслаблений. Мы играли не только в хоккей - был футбол, был волейбол или баскетбол. Мы катались не только на лыжах, но и на велосипедах. Мы сдавали "нормы по плаванию". Мы просто жили. И жили наполненной жизнью. И это было здорово!

Никогда не забуду, как ребята поздравили меня с днём сорокапятилетия. Они сообща (а у нас было много поэтов!) выдали мне огромный лист ватмана, на котором были стихи, пусть не совершенные, но очень для меня дорогие:

Иванович! (Прости за фамильярность,
Но так тебя, уже который год,
За все твои заслуги, благодарный,
Зовёт простой отдельский наш народ).

В день твоего сегодня юбилея
Хочу от тех, которых ты ведёшь,
Растишь и холишь, драишь и лелеешь,
Кумир которых, лидер, бог и вождь,

Воспользуюсь такою вот причиной,
Сказать тебе немного всяких слов,
Хотя и не положено по чину,
Но, если надо, я всегда готов.

Приветствуем тебя с твоей созревшей датой,
Век Пушкина - прожит, Высоцкий - позади,
И то, что лишь маячило когда-то,
Придётся, как ни хочешь, перейти.

Но это только-только полдороги,
И надо иногда на полпути
Хоть бегло подвести свои итоги,
Чтоб дальше снова можно бы идти.

То, что ты сделал, может лишь с Петром
Сравниться по масштабам и размаху,
Ты не считался со своим трудом
И не жалел последнюю рубаху.

Надёжно, долго строил наше зданье,
А, кроме грыжи, ничего ты не нажил,
Но всё ж твоим гордиться можно званьем:
"...толковый, умный, грамотный мужик"

Старик! До пенсии ещё далече
И рано, очень рано на покой.
Ты места не искал там, где полегче,
Когда не ты, так кто тогда другой?

Тебе совсем не лёгкий жребий выпал,
Друзья уходят, годы, частота,
Иллюзии, стакан почти весь выпит,
Нет лёгкости такой, струя уже не та...

Иванович! А сделано ведь мало,
Несделанного больше с каждым днём,
Гони ты прочь апатию, усталость,
Гори, как прежде, ярким ты огнём.

Подвергнуться не бойся остракизму,
Ты не один, мы за тобой идём.
Одна на всех, пускай большая, клизма
Как промывание у йогов перед сном.

Ты никогда не шёл туда, где тише,
Тебя всё подмывало - только в бой,
Пускай второй дают нам Коростышев,
Вперёд! Какой там может быть отбой!

Нам не страшны любые катаклизмы,
Когда ты с нами, ну, а мы с тобой,
Не допускай проформы, формализма,
И будь, как прежде, ты самим собой.

Иванович! Приветствуем тебя!
Прости, коль вылезло горбатое где слово,
Всё это было. Это всё не ново.
Но, всё, что сказано, то сказано любя.

 Эти стихи я бы взял с собою в могилу. Это самое дорогое, что у меня сейчас осталось. Это, если исключить гиперболы и метафоры, признание, что я состоялся в жизни как личность. Признание людей, которых я никогда не предавал, которым был нужен, которые мне были очень дороги, и которых я никогда не забуду...