Червоне. Старый замок Терещенко, где бывал Николай II

Старый замок под Бердичевом, где бывал Николай II, работал легендарный летчик Нестеров, выдержал большевицкую коммуну, фашистскую комендатуру и лишь в наше время дрогнул от рук … варваров-односельчан. Представляете: на джипе с разгона, аж покрышки запищали, и в кованые железные ворота, запертые на замок — ба-ба-ах! Фары — в дребезги, бампер — в гармошку, а на монастырских воротах только краска облупилась: на века же делали. Тогда черный внедорожник дает задний ход, опять разгоняется и с упорством средневекового тарана, долбящего неприступные замковые ворота, по новой пытается прошибить вековую ковку. Так неотступно штурмовать закрытые ворота святой обители могут только бесноватые. Или?.. Может, это сам сатана сел за руль взбесившегося автомобиля?

Я ехал той же дорогой, что и царь. Только последний русский самодержец — со свитой в карете с императорским штандартом, запряженной четверкой гнедых, а я — с другом в «сто одиннадцатой» «ладе». Наверняка, Его Высочество так же, как и я сейчас, сбавляя газ, а он — окликая кучера, чтобы придержал лошадей, любовался чистыми прудами, коих здесь — один заканчивается, а другой начинается. По воде же, не поверите, плавают лебеди! Свободно и много! Я и Николай Александрович, поди, тоже удивились такому количеству этих благородных пернатых в сельских водоемах. Нет, мимо этого нельзя проехать — я затормозил, расчехлил фотоаппарат и побежал к берегу. Клац, клац, клац… ай да красавцы… клац…стоп! А ведь известно, что Николай ІІ тоже увлекался фотографией. Ой, чувствую, останавливался здесь императорский транспорт, и человек в офицерском мундире с полковничьими погонами таки устанавливал на берегу громоздкую треногу…

Когда царь въезжал в село Червонное (нынешний Андрушевский район Житомирщины), местный люд, а это в основном работники здешнего сахарного завода, посыпал ему дорогу сахаром. Будто посреди весны снега намело. Ничего не понимающие лошади только фыркали и поднимали копытами клубы сахарной пыли. Так по сладкой дороге в 1914 году Благочестивый Самодержавнейший Великий Государь Всероссийский доехал до имения богатого сахарозаводчика, самого знаменитого украинского мецената Николая Терещенко. Куда и мы с вами направляемся. Место, скажу я вам, преудивительнейшее. Еще бы: августейшие императорские особы лишь бы в какую малоросскую дыру под Бердичевом не ездят.

Восьмое чудо света на Житомирщине

Дом! Нет, не дом, дом — это у нас с вами. А тут скорее замок. Хотя… О! Дворец! Точно! Трехэтажное, метров восемьдесят в длину, шестьдесят — в ширину, и под двадцать пять — в высоту здание. Высокие, но узкие, в готическом стиле, окна света пропускают много, а холода мало. К сооружению пристроены две, еще метров на десять возвышающиеся над крышей башни: в торце — четырех-, а в центе фасада — восьмигранная. Центральная напоминает знаменитую пизанскую башню. И не только формой. Она тоже дала крен! Ага, ездите по заграницам, засматриваетесь там на покосившуюся каменную невидаль и ни сном ни духом, что под боком стоит такая же диковинка. Разве что малость пониже. Башня начала наклонятся вскоре после постройки дворца (1851 г.), и к тому времени, когда туда вселился владелец сахароперерабатывающих заводов Николай Терещенко, крен уже было видно невооруженным глазом. Тогда Николай Артемович выписал из Москвы бригаду лучших каменщиков, и те укрепили фундамент под башней. Но не выровняли ее! Так что, дорогие любители чудес света, в Украине имеется своя пизанская башня.

В «мертвую петлю» с кралей за штурвалом

Сейчас день на дворе — и слава Богу. А была б ночь или сумерки, вряд ли бы я отважился подходить к старому зданию. И друг мой Слава тоже подметил, что «здесь, наверное, Дракула живет». Оно и понятно: некоторые окна нижнего этажа замурованы кирпичом явно не девятнадцатого века кладки. Так заделывали оконные пространства, когда надобно было жилище переоборудовать под тюрьму или каземат. А в арках верхних этажей было выбито стекло, трепыхались обрывки клеенки, и сквозняк выдувал звуки, похожие на крики и хлопанье крыльями ночной птицы. Хорошо, что сейчас светло на дворе. Чего бояться? Заходим внутрь.

Небольшое, как для такой постройки, но с высоким куполообразным потолком фойе. Будто на дне колодца оказались. И неудивительно — мы же в башне. Стены, увы, покрыты пятнами сырости, местами грибком, и лущится обычная побелка мелом, как бабка в хате угол под образами белит. Зато потолок не тронут! Ни временем, ни меняющими один другого обитателями за 150 с лихвой лет. Оно бы и появились под сводом, надписи типа «Слава труду!» или «Heil Hitler!», но шибко высоко, не дотянулись писаки.

Поднимаемся на второй этаж, справа широкая — таких сейчас не делают — дверь. Это рабочий кабинет хозяина. Постучимся? «Входите!» — донеслось через дубовую створку.

Именно находясь в селе Червонное на испытании новых самолетов, легендарный летчик-ас Петр Нестеров разрабатывал идею «мертвой петли». Здесь, в старом замке, авиатор написал такие строки: Не для забавы иль задора, А вас мне нужно убедить, Что в воздухе везде опора. Одного хочу лишь я, Свою петлю осуществляя, Чтобы «мертвая петля» Была бы в воздухе «живая».

…За огромным столом сидел хозяин — Николай Артемович Терещенко и двое его гостей.

— Набрав высоту 800—1000 метров, я выключаю мотор и начинаю пикировать. На высоте около 600 метров мотор снова запускаю, и самолет в моих руках, любезнейший Николай Артемович, устремляется вертикально вверх, потом на спину, описывает петлю и уходит в пике. Мотор снова выключается, самолет выпрямляется и плавной, красивой спиралью благополучно садится, — рассказчик пикировал рукой и плавно приземлил ладонь на зеленое сукно стола. Не узнаете его? Это же штабс-капитан Петр Николаевич Нестеров — легендарный летчик и автор «мертвой петли». Здесь, в Червонном, на авиазаводе Терещенко военлет Нестеров испытывал новые модели самолетов. Корпуса авиационного завода начинались сразу за забором имения, и ежели какому-нибудь инженеру нужно было срочно справиться насчет фанеры для фюзеляжа, то прямо в замасленных нарукавниках, с карандашом за ухом он прибегал к хозяину и получал ответ.

Вторым гостем, точнее, гостьей в кабинете Николая Артемовича сидела женщина с внешностью артистки варьете. Впрочем, она и была артисткой. В прошлом звезда кабаре со сценическим псевдонимом Мили Море, а нынче — бесстрашный пилот-испытатель, первая в России женщина-летчик Любовь Галанчикова. Именно Любовь Александровна испытывала первый серийный самолет, изготовленный на конвейере в Червонном, «Терещенко-2». Эх, и умела ж она крутить — что мужчинами, что штурвалом — одинаково лихо!

Три танкиста в юбках и контуженный фриц

По коридору второго этажа выходим на просторный, хоть балы с мазурками устраивай, балкон. Вдали виднеются дымовые трубы и огромные, как железнодорожные цистерны, только раз в пять больше, бочки сахарного завода. …А слева — между дворцовым забором и бывшей гостиницей для купцов, привозивших на завод свеклу, стоит изуродованный немецкий танк. Всякое, конечно, на войне бывает, но чтобы дуло тяжелого танка разворотило, как лепестки расцветшего тюльпана, — даже отступающие пехотинцы рты поразевали. С лязгом открылся люк, и из башни вылез сначала механик-водитель, а потом он вытащил контуженого унтер-офицера — командира экипажа танка T-IV «Тигр».

Тот был без шлемофона, и видно было, как из ушей текли красные ручейки. Видать, не жилец. А уцелевший танкист, перекрикивая автоматные очереди, чертыхался, кляня «пруссака фюрера», «русских свиней», и никак не мог понять, почему ему не удалось выполнить приказ — прямой наводкой расстрелять замковую башню. Во время оккупации фашисты устроили в терещенковском дворце комендатуру, а в башне — наблюдательный пункт. Отступая же, решено было не оставлять врагу дом-крепость, и командир танкового батальона отдал приказ одному из своих экипажей уничтожить его. И лежать бы величественному дому, где творилась история, в руинах, если бы не… сельские бабы. Ночью, задрав подолы, они забрались на броню, набили дуло черноземом, хорошенько утрамбовав толкачом для ступы, и, поплевав на нарисованную свастику, убежали прочь. Стреляй, фашист!..

…Уже война закончилась, а тот изувеченный «Тигр» еще стоял под оградой целого и невредимого шедевра архитектуры житомирского села Червонное.

Про грозную Фурцеву и бедных пэтэушников

Наше обследование замка продолжается. Осторожно — некоторые ступеньки не в гору, а прямиком на тот свет ведут, — поднимаемся на третий этаж. При первых хозяевах здесь был зимний сад. …А теперь — актовый зал ФЗУ (фабрично-заводского ученичества. — Авт.). Репетиция духового оркестра в разгаре. Бедные ребята уже третий час без перерыва — а так хочется курнуть самокрутку — надувают щеки. Еще бы, на носу — смотр духовых оркестров ФЗУ в Москве, говорят, «сама Екатерина Алексеевна» (Фурцева — министр культуры хрущевской эпохи. — Авт.) будет присутствовать». А Колька-басист из группы выпарщиков никак диез от дефиса отличить не может. Ой, подведет сорванец под монастырь директора школы — ежели и «при самой» невпопад дуть станет, — не только должностью, но и партбилетом поплатиться можно. Знаем мы ее крутой нрав.

В ФЗУ, что в 1944 г. открылся в стенах терещенского дворца, готовили специалистов для сахарных заводов всего Советского Союза. А так как работа на оных предприятиях сезонная (лишь в периоды урожая сахарной свеклы), то фэзэушников параллельно обучали и, так сказать, всесезонным специальностям: аппаратчик-слесарь, выпарщик-токарь, диффузорщик-электрик. В конце 60-х ФЗУ стало ПТУ, а после развала Союза профтехучилище закрыли — на кой оно, ежели заглохли почти все сахароперерабатывающие заводы?

Вот она — дорога к храму!

Что ж, мы с вами прошли по всем этажам, заглянули в каждую комнату, разузнали все тайны этого старого замка — пора уходить. Спускаемся вниз, вдруг… хм?.. нет, послышалось, снова оказываемся на «дне колодца», стоп!.. Опять откуда-то доносится: «… Богородица дева радуйся, благодатная Мария... Аминь». Гляжу, мой спутник тоже то в потолок, то на меня посмотрит, то в ухе почешет. Нетушки, чтобы двоим трезвым примерещилось одно и то же — идем-ка, Слава, на звук. Молитва докатывается с левого крыла нижнего этажа, а там-то мы и не были.

В конце коридора открываем металлическую, как в городских квартирах, дверь… Господь Вседержитель! Да здесь же церковь!.. Не скрою, я был удивлен, будто не священника, а живого царя узрел, но видели б вы глаза моего друга Славика! Он, когда отворилась дверь, а там — литургия, свечи горят и три десятка прихожан крестятся, сначала поводил рукой перед лицом, поди, прогоняя всякие видения, а потом и сам осенил себя крестным знамением.

…Ничейный, разграбленный, после, считай, десяти лет запустения дворец, в 1999 г. передали в пользование Житомирской епархии УПЦ (Украинской православной церкви). С тех пор в старых стенах действует Свято-Рождества Христова женский монастырь. Правда, святая обитель пока еще не богата насельниками — всего инокиня Тавифа да храмовый священник иеромонах Серафим (неудивительно, что мы с другом не сразу заметили, у кого в гостях находимся), но Киево-Печерская лавра тоже начиналась с одного старца Феодосия. Монахи вместе с прихожанами уже отремонтировали несколько дворцовых комнат, установили оконные рамы, начали реставрацию настенной лепки. Глядишь, и вернется еще к терещинковскому замку его былое величие, когда в дворцовой часовне собиралась вся губернская знать, император Николай, авиатор Нестеров, звезда неба и сцены Мили Море, а службу правил сам епархиальный епископ…

P.S. В двадцатых годах прошлого века, когда во дворце Терещенко была коммуна беспризорников, случился сильный пожар, однако капитальные стены выдержали огонь. Уцелел замок и при немецком отступлении, когда солдаты вермахта пытались его разгромить. Стоять, казалось бы, величавому дворцу на века. Так нет же! За последние десять лет по сооружению словно орда пронеслась: все перегородки по кирпичикам разобрали, до последней доски на полу оторвали, всю столярку на дрова порубили. Даже огромную люстру, что ни в одну хату не помещалась, и то порезали на куски и сдали в металлолом. А недавно кто-то на джипе норовил протаранить закрытые ворота имения. Так что история древнего замка продолжается. И творим ее уже мы с вами.