дмитрий быков.ТРУДОГОЛИЧЕСКОЕ.

Олигарх Михаил, возглавляющий «Правое дело», монолог разместил. Население долго шумело. В монологе его — лишь одно откровенье, по сути: что у нас большинство ни фига не работает, суки. Разохотились, млять, да еще расчадились, огарки. Все хотят потреблять, а работают лишь олигархи. Руки праздно висят. Все нежны, что твоя королевна: пенсион — в шестьдесят, труд по восемь часов ежедневно: распустили страну, совершенно никто не припахан! Подтянуть бы струну, как у Чехова в «Саде» Лопахин! «Многовато щедрот, — продолжает он старую байку. — Кто работает, тот и получит законную пайку, и айпад, и айфон, и для родичей станет примером…»

И похоже, что он с этой логикой станет премьером и наддаст по газам, если кризис еще не добил нас. Ведь и Путин сказал: для реформы потребна стабильность! И пойдет полоса: обстоятельства, видно, приперли: затянуть пояса! Не на пузе уже, а на горле. Всё сказал прямиком, оппонентов в момент обезвредив. При раскладе таком нас и впрямь не удержит Медведев. Видно, кто-то решил, начитавшись дешевых романов, чтобы Главный душил, а Премьер выгребал из карманов.

Добрый путь кораблю! Но признаюсь вам, друг-праводелец: я работать люблю. Вы слыхали про это, надеюсь. Наша муза быстра, вы и сами проверили это. Правда, ваша сестра не считает меня за поэта, за биографа тож, за прозаика, за виршеплета — я брезгливую дрожь в «НЛО» вызываю с чего-то; но боюсь, и она согласится признать не без боли, что пишу до хрена, и вдобавок работаю в школе. Нехорош — не читай, всякий плод для кого-нибудь горек, — но уж я не лентяй. Я скорее как раз трудоголик. Извините за стон — я привязан к газете и дому, ибо письменный стол предпочел бы любому другому. Он милей, чем кровать. Я люблю свое дело, и баста! Не люблю выпивать, не могу постоянно (понятно), не волнует матчасть — ни машина, ни лишняя гривна…

Но с чего-то сейчас мне уже и работа противна. За компьютер присядь — от безденежья надо спасаться! — неохота писать: два часа не закрою пасьянса. Как я был увлечен! Не за бонусы, не за монету… Нету смысла ни в чем. Вообще, понимаете, нету! На фига же мне труд, объясни ты мне это, касатик! Накопил — отберут, накопил капитально — посадят… У дворовых котят, как мне кажется, больше защиты. Если что захотят — то и сделают, как ни пищи ты: заберут, изберут, вклады вытащат, цены повысят… Победил Абсолют. От меня ничего не зависит. Наш верховный варяг вообще не намерен меняться — и сейчас, говорят, он вернется еще на двенадцать: на таком рубеже он обязан прибавить металла, — но и быдло уже от риторики этой устало: мол, гряди, пламеней, чтобы снова мы Запад умыли! Мы не стали сильней. Мы становимся только унылей, и уже большинство понимает, что треснула крыша… Если мне таково — каково пролетариям, Миша?! И какое житье мы построим на этом погосте, где ничто не свое, кроме срама, досады и злости?

Но брюзжать надоест. Да, по чести, уже надоело. Я такой манифест предлагаю для «Правого дела»: мы в такой полосе, что не надо ни песен, ни басен. Пусть работают все — с этим я совершенно согласен. Весь трудящийся класс будет вкалывать, как белошвейка, — но уже не при вас. Не в пространстве всеобщего фейка. Хоть при общей нужде, хоть при двадцатидневной неделе — не при этом вожде, не при этом подправленном деле, не в пространстве ловчил, не в засилии «нового класса»…

И чтоб нас не учил тот, кто сам не работал ни часа.