Новая индустриализация 1

Смена вех

В газете «Точка.ру» толковая статья Маринэ Восканян «Сменить ориентацию» – о перспективах новой индустриализации страны. Вроде как до нашего начальства начинает доходить, что без индустрии нам – хана.

Не проживём мы в эфемерном мире «третьего сектора»: разных там услуг, консалтинга, креатива, как надеялись вплоть до самого кризиса 8-го года.

Ведь как тогда рассуждали: мы-де перескочим в сияющий мир нано- и ино- , а заводы-фабрики – нехай дымят у лошков из третьего мира – мы своё отдымили.

Помню, аккурат накануне кризиса, сидя в фитнес центре, вычитала в «Коммерсанте»: из русских делать не то, что рабочих, а даже и инженеров не стОит – чего ценный материал на всякую дрянь переводить. Ценный материал надо пустить на изготовление истинно ценного: банкиров, копирайтеров и креативных дизайнеров.

А теперь вот по-иному запели. То есть, запели-то наши американские и европейские учителя успеха, а мы – с некоторым опозданием, но готовно подтянули. Самим нам, конечно, слабО до такого домыслиться, но раз в Европах вспомнили об индустрии, то не грех и нам.

Это мимоходом об образе мышления властей предержащих и уровне креативности их велемудрых советников. В общем, в каких-то там глубинах и высотах зреет убеждение: промышленность нам – нужна! Кто, где, как, на какие деньги – всё это потом, а сейчас – просто: нужна.

Это уже некоторая инновация, раньше такого не было, чтоб вот так впрямую: нужна. Раньше всё обходным манером: нужна, да не всякая, а только эдакая, знаете, эфемерная, инновационная… А теперь сам Путин на встрече с бизнесменами из «Деловой России» возглашает: нужна.

Само по себе это, конечно, ничего не значит: будь перед ним нянечки из детского сада, он сказал бы, что детский сад – наше всё, а, беседуя железнодорожниками, назвал бы приоритетом железную дорогу.

Это базовый навык искусства обольщения – хоть дамского, хоть политического: обольщаемый должен почувствовать себя самым важным и главным, и Путин этим искусством вполне владеет.

Так что разговоры властей, и даже «жёсткие» заявления – это даже не декларация о намерениях, а так – некий симптом. Но симптом всё-таки есть. Вот и «друг Барак» заговорил о «реиндустриализации Америки», а раз так – и нам надо…

Вот и мне хочется обсудить тему: возможна ли у нас новая индустриализация и, если да, то как? То есть кто? Что? Как? Где? И на какие деньги?

Industria = Трудолюбие

Вопрос первый: что такое индустриализация? Даже не индустриализация – индустрия. Что такое «индустрия», или – по-нашему – промышленность? Кажется очевидным: ну, заводы всякие, фабрики там и сям пыхтят и что-то нужное производят. Если вспоминать школьную мудрость, то припоминается: изделия группы А – это производство средств производства. Группа Б – производство средств потребления.

Ну, отрасли там такие и сякие. Вот это и есть промышленность, которую мы развалили, вернее, растащили, а частью она сама развалилась от небрежения. Вот её-то и предполагается воссоздать – на новой, разумеется, новой! Прогрессивной! Технической базе. В общем, чтобы на месте красно-кирпичных полуразвалившихся сараев с выбитыми окнами, за которыми гуляет ветер, возникли элегантные кондиционированные цеха новых заводов.

На самом деле заводы и фабрики – это только зримая часть индустрии. Есть ещё незримая, и к тому же более важная. Индустрия – это в первую очередь – навыки людей. Это состояние сознания. Слово industria в сочинениях средневековых моралистов означало просто «трудолюбие» – только впоследствии, века спустя, оно приобрело современное значение. А слово «промышленность», говорят, изобрёл и пустил в оборот Н.М. Карамзин.

Так вот, индустриальное сознание – это особый комплекс навыков народа. Это массовая техническая смётка, это навыки коллективного труда, это навыки дисциплины – трудовой и технологической. Это не просто способность делать что-то – делать что-то умели и ремесленники допромышленной эры, и очень хорошо умели.

Индустриальный навык – это умение делать именно так, как полагается по технологическому регламенту, делать всегда только так и никак иначе. Это не так просто, как кажется. Я по своему трудовому опыту несколько знала нашу пищевую промышленность.

Очень часто у нас делались отличные, очень вкусные изделия, но никогда нельзя было быть уверенным, что они будут именно такими, как полагается по технологии. Это как дома на кухне: сегодня котлеты удались, а завтра – увы. Это недостаток индустриального навыка.

Индустриальное сознание – это, в конце концов, способность и готовность по гудку (условному, настоящего уже давно нет) идти к проходной предприятия, без опозданий, без нарушений. Опаздывать нельзя, поскольку ты встроен в технологическую цепочку.

Крестьянин, мелкий торговец, ремесленник, а паче того лицо без определённых занятий, бродяга, люмпен-пролетарий, такими навыками не обладает. Они формируются в процессе мучительной ломки его прежних жизненных навыков. Когда понадобилось у нас в 30-е годы создавать промышленность, пришлось применять драконовские законы – вроде уголовной ответственности за 20-минутное опоздание.

И всё-таки в нашей промышленности всегда была проблемой технологическая и просто человеческая дисциплина. Эта составляющая индустриального сознания не успела сформироваться в должной мере, как это произошло у западных народов. Ну, а в 90-е годы мы с радостным гиканьем развалили свою промышленность.

Сегодня люди либо отвыкли, либо просто не привыкли работать на заводах. Вот сын нашей няни, парень тридцати с лишним лет, гражданин братской Украины. Он из промышленного Запорожья, но при этом ему не привелось ни разу поработать на нормальной, длительной работе.

Всё какие-то обрывки работы, что-то случайное: то там, то сям, то на стройке, то фирма развалилась. И что же? Он завтра пойдёт и будет дисциплинированно работать? Щаз, как говорит молодёжь. Он привык – болтаться по жизни. Он привык к жизни босяка, а не рабочего. И это ещё не худший случай.

Индустриальное сознание народа предполагает способность не просто что-то производить на заводах-фабриках, но и создавать новую технику, изобретать, проектировать и поддерживать жизнь этой техники.

Значит, нужна мощная инженерная корпорация, очень много нужно технически грамотных людей, способных создавать и обслуживать технику. Это очень трудно и ответственно, банковский клерк или офисный сиделец тут не годится.

В нашем промышленном одичании, в тотальной деиндустриализации плохо не то, что сокрушили конкретные заводы. Не то, что разрушились какие-то конкретные производственные установки, машины там какие-то, то, сё. Заводы, в конце концов, можно разбомбить и построить новые.

Более того, многие заводы именно и следовало бы перестроить, радикально обновить – всё это так. И это нормальный процесс промышленного развития: новое приходит на смену старому, на месте старых промышленных помещений возникают стильные лофты – это нормальный процесс жизни.

Но! Всё это так, если есть люди, которые обладают соответствующими навыками. Промышленными навыками. Если есть инженерный корпус (по-советски выражаясь, техническая интеллигенция), если есть квалифицированный рабочий класс, если то и другое нормальным образом обновляется.

У нас же дело обстоит вовсе не так: мы как народ утратили промышленные навыки. У нас разрушено индустриальное сознание. Мы были народом инженеров и квалифицированных рабочих, а стали народом офисных сидельцев, прозванных менеджерами, и невнятных проходимцев, объявленных предпринимателями. А вместо квалифицированных рабочих у нас гастарбайтеры из бывших советских республик, владеющие ровно двумя навыками: «могу копать» и «могу не копать».

Да, верно, советский рабочий класс был не первого ряда и вызывал значительные нарекания, главным образом, по части пьянства. Но это общее российское явление, свойственное не только «работягам». Но рабочий класс – был. Сегодня его – нет.

Это означает, что мы как народ поглупели, разучились, дисквалифицировались. Дело тут именно в народе как целом, а не в отдельных судьбах. В конце концов, став челноком, а потом владельцем ларька, бывший инженер, вполне вероятно, живёт совсем неплохо и даже может кое-что себе позволить из современных удовольствий.

А женщины-инженерши, освоившие самый широкий спектр профессий, – от домработницы до торговки, подчас и вовсе довольны жизнью. В моей торговой компании таких мириады. Но народ, как целое, существенно понизился в качестве.

Промышленность – это вовсе не какое-то случайное явление, которое может быть у данного народа, а может и не быть – вроде циркового искусства или способности сочинять сонеты. Это нечто иное. Промышленность – это показатель умелости и квалификации того или иного народа.

Недаром полновесная, многоотраслевая и самостоятельно созданная промышленность есть только у нескольких народов мира – их можно пересчитать по пальцам одной руки. Латинское слово industria в произведениях средневековых моралистов означала вовсе не «промышленность» (имеется мнение, что это слово вообще изобрёл Карамзин), а просто-напросто «трудолюбие».

Промышленность – это очень трудное дело, это в первую очередь не заводы и фабрики, а навыки народа. Вот эти-то навыки, технические и умственные привычки народа, теряются, выветриваются, не передаются следующим поколениям. Да что там «теряются» – потерялись уже.

Главное – народ массовым порядком поглупел и обезручил.

Сценка из воспоминаний одного старого инженера, когда-то работавшего с моими родителями. Вот он 22-летним рядовым выпускником вполне заурядного Станкина приходит на станкостроительный завод в подмосковной Коломне. Ему немедленно поручают спроектировать какой-то узел – и он проектирует: руками, без компьютера и даже без калькулятора – с одной только логарифмической линейкой, ну и, естественно, кульманом. И через самое короткое время изделие молодого специалиста идёт в производство. И это не дивное исключение – это зауряднейшая норма: таких парней были тысячи и тысячи.

Что сегодня делает молодой выпускник вуза? Что ему поручают? Ну, наверное, обзвонить клиентов, переформатировать прайс-лист, переделать диаграмму-круг в диаграмму-столбики, чтобы красивее смотрелось на видеопрезентации. Умственное наполнение этих занятий просто несравнимо!

Тут, кстати сказать, кроется причина радикального ухудшения образования, о чём говорят все работники высшей и средней школы. Но преподаватели часто забывают вот о чём. Образование – это не какая-то автономная и самодовлеющая сущность. Образование всегда подстраивается под те задачи, которые строят перед обществом.

В СССР система образования была нацелена главным образом на создание кадров инженеров военно-промышленного комплекса. Дело это серьёзное и трудное: иначе самолёт не полетит и бомба не взорвётся. Так именно и учили: серьёзно и основательно. Учили всем предметам, в том числе и гуманитарным: стиль был таков.

Сейчас образование настроено на производство офисных сидельцев и, ежели повезёт, гламурных тусовщиков. Чего им забивать голову нудным и затруднительным? Для данной цели существующее образование вполне подходит.

У нас было второе (по объёму) станкостроение в мире (первое в США). Станкостроение вообще есть у очень малого количества стран. Другим станки проще купить. Наличие собственного станкостроения указывает на то, что данный народ стремится к массированному техническому прорыву, что у него именно такой замах – не только использовать, но и создавать технику.

Советские станкозаводы поставляли станки и автоматические линии ни много ни мало – в ФРГ. Я лично знакома с двумя братьями, которые ездили наладчиками при этих станках. Символична их дальнейшая судьба. В 90-х заводы их закрылись, и я, помнится, привлекала их в качестве водителей возить иностранцев из аэропорта (я тогда работала представителем итальянской фирмы в России). На своём потрёпанном фордике, купленном в лучшие времена в Германии, «бомбил» бывший наладчик станков с ЧПУ.

У меня дома в сарае свалено множество толстых журналов перестроечной эпохи. Остались с тех времён, когда, по словам кого-то из тогдашних юмористов, было «интереснее читать, чем жить». К сожалению, в связи с ремонтом дома многое из этого поучительного чтения пришлось сжечь. Ради ностальгического интереса открываю иногда наугад то, что осталось.

На все лады повторяется: не нужна нам эта дурацкая промышленность, и так вон сколько всего наклепали. И инженеров нам столько не нужно, и ничего не нужно, и так мы Верхняя Вольта с ракетами. «Мы копаем руду, чтобы сделать металл, чтобы сделать экскаваторы, чтобы копать руду, и далее по кругу» – была такая невесть кем изобретённая формула, которая от частого повторения стала звучать как непререкаемая истина. (Именно так, между прочим, действует реклама).

Это была артподготовка к тотальному разрушению промышленности. Наступление велось с двух сторон – со стороны слюнявой экологии (ах, мы загадили всю природу!), и со стороны зубастой экономики (ах, производить у нас не выгодно!). А поскольку философия безделья усваивается гораздо охотнее, чем философия упорного труда – наша промышленность оказалась в общем мнении одиозным, вредным, выдуманным злонамеренными большевиками явлением.

Наша разруха – вещь преодолимая. Пока преодолимая. Но надо сознать правду: она гораздо длительнее и глубже, чем та разруха, которая была после Октябрьской революции и гражданской войны. Та длилась никак не более десяти лет, а, по сути – и поменее. (ХIV съезд ВКП(б), вошедший в историю как «съезд индустриализации» был в 1925 г. – всего-то восемь лет прошло с революции).

Опасна, на мой взгляд, даже не так глубина разрухи, как её длительность. Сегодня техническое одичание длится двадцать лет – почти полный срок трудовой жизни поколения, в течение которого человек превращается из зелёного стажёра в мастера и знатока. Так вот этого-то и не произошло!

В наличном на сегодняшний день техническом сообществе есть так-сяк поколение «дедов» (кому 60 и более), а поколения «отцов» (кому 40-50) – практически нет. «Деды» завтра уйдут – на покой или вообще из жизни. Если прямо сейчас, сию минуту, не собрать пригодных парнишек и не передать им дедовы технические навыки – разруха станет необратимой. И никакое Сколково со всей его нано-маниловщиной делу не поможет.

Я сейчас с близкого расстояния наблюдаю весьма интересный и поучительный процесс. Группа выпускников Физтеха, куда входит и мой муж, пытается собрать ошмётки космической науки для решения некой государственной задачи, связанной с космосом. Объявлено, что космические исследования государство будет поддерживать, и оно, надо признать, поддерживает: деньги выделили – большие деньги.

И что же? Кто-то бежит за длинным рублём? Да нет, как-то не торопятся. С изумлением оглядываемся по сторонам, и выясняется: торопиться-то уже почти что не-ко-му. Старикам как-то неинтересно, они устали, среднего поколения – нет, а молодёжь просто ничего не умеет. Да и мудрено было бы, чтоб умела, коли её не учат…

В тех НИИ, которые ещё теплятся, сидят старики, которым некуда уйти, а из молодого поколения – те, кого так или иначе отвергла бизнес-среда. Все они попробовали себя в бизнесе, но не получилось. И они вернулись – то ли на время, то ли навсегда; нет ведь ничего постояннее, чем временное, и ничего разрушительнее, чем ощущение временности. И рассматривают они своё пребывание в этих НИИ как вынужденную посадку, как неудачу. Слабаками оказались. Много они наработают с таким-то самоощущением – как выдумаете? Вот и я так думаю…

Учить молодёжь почти что некому. Опять-таки наблюдение с близкого расстояния. В некогда знаменитом Физтехе пытаются закрыть одну из старинных кафедр. Она не нужна? Устарела? Её заменят на что-то дивное и прогрессивное? Да нет. Просто понадобилось помещение. Она, кафедра, старинная и потому, как на грех, находится в центральном здании, а это всегда ценность. Ну, пускай не «золотая миля», но всё-таки... Впрочем, кажется, пока не закрыли.

Вот что мы имеем, как говорится, на сегодняшний день. С таким наследством придётся работать новым индустриализаторам. Ещё раз: не заводы придётся строить (это само собой, но это, как ни странно, самое простое) – придётся заново перекраивать сознание людей. Заново формировать индустриальные навыки.

Дальше мне хотелось бы обсудить вот что.

Кто этим будет заниматься? Ну, какая сила? Какие варианты есть? Невидимая рука рынка? Аллах (который, если помните, помогает нашим чеченским друзьям отстраивать Грозный)? Иностранные инвесторы? Отечественные буржуи? Государство?

Правда ли, что частник всегда эффективнее государства?

Почему удалась сталинская индустриализация и можно ли её повторить сегодня?

Улучшится или ухудшится жизнь народа, если мы примемся за индустриализацию?

Государственное регулирование и невидимая рука рынка

Если кто читает подряд мои посты, то в последней части «Невежества и мракобесия» была такая главка «Нельзя за флажки» – про «буку» современного (=детского) сознания. Бука – это что-то не обсуждаемое, но крайне важное и авторитетное, через которое ни за что нельзя перешагнуть. Это что-то вроде богохульства для истинно верующего человека.

Такой «букой» является представление о роли государства в экономике. Государство должно быть не оператором, а – регулятором. Регулировать оно должно – понятно вам? С помощью разных там рыночных механизмов и инструментов – пошлин, тарифов, налогов, ну и прочего всякого.

А работать должны частники. Если их недостаточно – их надо создать посредством приватизации. Потому что частник всегда эффективнее не-частника. А роль государства – регулирующая. Вот. Про эффективность частника – поговорим чуть позже, сейчас – про регулирование.

Если у вас нет собаки, рассуждать о её дрессировке – прямо сказать, дело не особо актуальное и перспективное. И прибор регулировать в отсутствии прибора – слегка… как бы это помягче сказать… несподручно. Странновато даже как-то. Чтобы на что-то воздействовать и тонко (или хоть как-нибудь) настраивать – надо ЭТО как минимум иметь.

Вот такая простая мысль постоянно ускользает от внимания мужей разума и совета, которые и продолжают, как Попка, твердить либерально-рыночные заклинания: государственное регулирование, частная инициатива, приватизация. Это лишний раз доказывает то, что вообще-то и в доказательствах не нуждается, настолько оно лежит на поверхности: сказочно-детсадовский образ нашей государственной мысли.

В нашей песочнице отсутствие чего-то совершенно не является препятствием к его регулированию. И то сказать: детсадовцу не требуется грузовик, чтобы сказать «ж-ж-ж» и начать крутить руль – он и в воздухе может свободно рулить, на то он и детсадовец.

Так вот в настоящее время у нас стоит вопрос о создании индустрии. И первое, чем следует озаботиться: кто её будет создавать? Кто скажет то самое «всемогущее» слово «вперёд»? И не просто скажет, говорить-то мы все мастаки, а организует и возглавит этот процесс и примет на себя всю полноту ответственности?

Прежде, чем об этом говорить, маленькое замечание. Мои любезные читатели и собеседники нередко спрашивали: зачем? Зачем нам промышленность? Я, как мне кажется, ответила в предыдущей части: промышленность – это показатель умелости, ума и развитости коллективной личности – народа. Это показатель его, народа, качества. Мы хотим быть качественным, умным народом? Это помимо чисто прагматических выгод – наличия машин, домов, еды и прочего.

Потом промышленность для нас – это обороноспособность. Нелепо предполагать, что мы сможем отражать агрессию на покупной военной технике. Это, знаете, из области анекдотов времён арабо-израильской войны: «Мухаммед, чего не стреляешь? – спрашивает еврей араба, высунувшись из танка. – Снаряды кончились, – отвечает араб. – Ну, хочешь, продам чуток? – деловито интересуется еврей».

Но анекдот анекдотом, а обороноспособность возможна только при наличии своей военной промышленности. А обороноспособность – это независимость. Если кому-то кажется это недостаточно убедительным, всё дальнейшее можно не читать, т.к. в дальнейшем я исхожу из мысли, что промышленность нужна, и обсуждаю только, как её создать и какова цена вопроса.

Так вот кто же будет создавать промышленность? Какие кандидатуры имеются? Их три: 1) наша отечественная буржуазия; 2) иностранные инвесторы, т.е. буржуазия иностранная и 3) наше отечественное государство в лице своих органов – Госплана, Госснаба, министерств и ведомств и всего сопутствующего.

«Стоит буржуй на перекрёстке…»

За всеми разговорами о каком-то там мифическом среднем классе, наши замечательные обществоведы совершенно отвлеклись от не праздного вопроса о том, из каких профессиональных корпораций, собственно, состоит наше общество. Из кого, в частности, состоит наше предпринимательское сословие? Что это за люди? Что они умеют? К чему стремятся? Чего, напротив, шугаются, как сельская кляча трамвая?

Как говорил шукшинский колохозник Глеб Капустин из рассказа «Срезал»: «Нынче в собаку палку бросишь – в кандидата попадёшь». Думаю, сегодня Глеб заменил бы «кандидата» на «социолога». Социологов нынче истинно как бродячих шавок у нас в посёлке, только вот знаний об обществе – как-то не пребывает. Недаром в нашем обществоведении высочайший индекс цитирования у Ю.В. Андропова с его бессмертной максимой: «Мы не знаем общества, в котором живём».

Так вот безо всяких социологов скажу: у нас нет промышленной буржуазии. Есть люди, более-менее умеющие торговать. Есть финансовые спекулянты – это пожалуйста. А вот тех, кто способен организовать большое предприятие и им управлять… Да такое нашим буржуям в страшном сне не приснится. Потому что это – страшно трудно. И именно поэтому за это никто не берётся.

Воображать, что ты вот наймёшь какого-то расторопного менеджера, и он всё устроит – в эдакое верят только гламурные журналистки деловой прессы, да доценты всяких там факультетов управления, не управлявшие в реальности даже сапожной мастерской на углу. Дело даже не в «длинных деньгах», гарантиях того и этого – просто это очень трудно. Этого никто не умеет.

Вообще, то, что нерасчленённо именуется предпринимательской деятельностью, вещь весьма неодинаковой сложности и трудности. Самое простое – это финансовые спекуляции – производство денег из денег; недаром к этому делу все так стремятся. Уступает по привлекательности только распилам бюджетов: тут уж деньги не из денег, а прямо из ничего – из одной лишь юркости натуры и беспрепятственности сознания; но эта деятельность может быть признана предпринимательской лишь со значительной долей условности.

На втором месте по возрастанию сложности идёт торговля: деньги – товар – деньги штрих. Это, конечно, нудьга: маркетинг, логистика, таможня; поставщики – мерзавцы, дистрибьюторы – уроды, то, сё. Но и это ещё ничего. Здесь хоть цикл оборота денег – короткий, не заладилось – можно соскочить без особых потерь.

А вот на третьем месте – производство. Т.е. та самая индустрия. Это уж Нудьга, так нудьга! Много-много лет ежедневно вставать в шесть утра и крутить, крутить, крутить эту машину. Надёжные, вменяемые люди – на вес золота, за всем следи сам, во всё вникай, отвлечёшься – хана. И выскочить нельзя, потому что сроки окупаемости – гигантские.

Да фиг с ней, с окупаемостью всего проекта! Хоть бы дожить до момента, когда достигнется текущая окупаемость, т.е. проект твой не требует вложений в текущем режиме (по-английски этот светлый миг называется breakeven point, а как по-русски не знаю). Наёмные, с позволения сказать, менеджеры – сплошь либо неумехи-разложенцы, которые ни черта не умеют. А ежели вдруг сумеют, то вскоре приходят к выводу, что гораздо умнее «уметь» в свой карман, чем в хозяйский.

Есть, есть люди, которые любят производственную суету, ловят от неё кайф, но это тип далеко не массовый. И покуда можно делать деньги иным способом – будут в массе предпочитать его. Наша буржуазия – такая, как есть, а не такая, как предстаёт в проплаченных имиджевых статьях на страницах деловой прессы – так вот наша буржуазия ленива, неумела и очень мало ориентирована на повседневный труд.

Она заражена тем, что в тех же самых сочинениях средневековых моралистов именовалось luxuria – роскошество, т.е. любовь к кайфу. Luxuria как раз противопоставлялось тому, что называлось industria – трудолюбие. Определённую роль тут играет и криминальный background нашего предпринимательского сообщества, т.е. привычки, далёкие от повседневного упорного труда.

Наш буржуй ещё может как-то посуетиться, «порешать вопросы», но чтобы вот так изо дня в день, годы и годы… В нас во всех очень много обломовщины, и буржуазия тут не исключение. Да, предприниматели – обычно люди бойкие, решительные, с пониженным уровнем тревожности, но к систематической работе, к постоянному напряжению сил в течение многих лет – способны единицы из единиц.

Когда-то я написала статью «Зачем предпринимателю предпринимать?» – она была напечатана в нескольких СМИ под разными заглавиями и имела некоторый успех. (Есть она и в ЖЖ). Так вот там я говорю о том, что трудовая мотивация у нашего предпринимателя – слабая. Внутренний движок – слабый. Не получилось – бросает, заработал на приличную жизнь – бросает. «А жить-то когда?», как говаривал наш общий духовный отец Илья Ильич Обломов. На этом слабом движке промышленность не поднимешь.

А как же на Западе? Там известно как – об этом много написано, в т.ч. такими классиками, как Макс Вебер. Промышленность была создана членами протестантских сект, они были первыми «капитанами индустрии». Ими двигал религиозный долг – работать и обогащаться. Обогатишься – спасёшься. Не обогатишься – быть тебе ввергнутым в геенну огненную. Винер Зомбарт в классической книге «Буржуа» рассказывает о том, как рыдали от ужаса англичане 17-го века, слушая рассказы проповедников о муках, которые ждут тех, кто не спасётся. Вот чем изначально питалось западное трудолюбие и предприимчивость.

У нас таких – весьма специфических – условий нет. К тому же есть способы заработка попроще и позавлекательнее, чем промышленная нудьга. Вообразим немыслимое: пришёл… ну, положим, «господом данный нам царь-государь» – мудрый, абсолютно бескорыстный (он же «хозяин земли русской», ему для себя ничего не надо, потому что и так всё вокруг – его), любимый народом и озабоченный одним только благом вверенного ему провидением народа. Тем более, что астрологи и прочие провидцы говорят, что он скоро явится, так чего бы не помечтать, особенно накануне нового года.

И царь решительно (да, забыла, он ещё и решительный!), так вот он решительно отсекает все возможности лёгкой наживы. Банки закрываются, есть только один государственный банк, про фондовую биржу никто и не вспоминает, её нет в природе. Торговля облагается значительным налогом; введена монополия внешней торговли, так что из-за границы тоже особо не повозишь.

Царь-государь державной десницей выпихивает предпринимателей в производство. Предпринимать нельзя заставить, как нельзя заставить сочинять романы или писать картины, – к этому надо иметь психическую предрасположенность. Но направить имеющуюся склонность в нужное русло до некоторой степени можно. Что происходит в этом случае?

А вот что происходит. Активизируются мелкие промыслы: переработка сельхозсырья, кое-что из лёгкой промышленности. Собственно, промышленность когда-то исторически так и росла – от земли. И с нею рос предпринимательский промышленный класс. До производства машин и всяких премудрых штуковин – века.

Так рос промышленный класс везде, в том числе и в России, только в России с громадным опозданием, сравнительно с Западной Европой. (Впоследствии этот естественный рост был смят и во многом подорван иностранными фабрикантами, пришедшими в Россию). Крепостной крестьянин чем-то торгует по мелочи, потом зимой в избах крестьянки ему ткут-вяжут-плетут-вышивают, а он сбывает. У сына уже мануфактура, у внука – несколько фабрик.

Так – схематически – формировались предпринимательские династии Морозовых, Прохоровых, Солдатенковых. Все, заметьте, старообрядцы: люди воздержанные, дисциплинированные, богобоязненные. Для промышленности требуется закал воли и дисциплина личности. Старообрядцы это имели: они даже не пили и не курили, жили простой жизнью, чурались роскоши, во всяком случае, в первых поколениях. Сергей Булгаков считал, что их роль в нашей промышленности сродни роли протестантов на Западе.

Всё это прекрасно, но требует огромного времени. Повторюсь: даже в том гипотетическом случае, если мудрая и твёрдая государственная рука отсечёт более простые способы обогащения.

Начинается процесс естественной индустриализации с лёгкой и пищевой промышленности. Потом капитал накапливается там и вкладывается в более капитало- и трудоёмкую тяжёлую индустрию. Таков – схематически – путь. (Мы намеренно оставили в стороне ограбление Англией колоний и домашние ужасы, вроде «огораживаний» и работных домов). Если требуется провести индустриализацию быстро – этот путь не годится. В этом смысл часто цитируемых слов Сталина, что нам-де надо пробежать за десять лет путь, на который другие народы тратили века.

Нужно ли, тем не менее, выталкивать предпринимателей в производство? Конечно, нужно! И все вышеописанные мероприятия гипотетического царя – чрезвычайно желательны и благотворны. Формирование типа промышленного предпринимателя – дело насущно нужное. В любом случае, в будущем это пригодится. Более того, этот класс надо возвышать и прославлять, чтобы они сами себя уважали. Не спекулянты, не торгаши – производители!

Нельзя ставить на одну доску торговца акциями и владельца фабрики по пошиву трусов – это разный уровень трудности и ответственности. И все это внутри себя понимают, только политкорректно строят из себя недоумков и делают вид, что все мы заняты одним делом, каждый труд уважаем, все мы принадлежим к одному среднему классу… «Средний класс» да ещё вот «гражданское общество» – очень полезные термины для затемнения существа дела и наведения тени на плетень; но это так к слову.

Формировать промышленную буржуазию нужно. Но индустриализировать страну с помощью промышленной буржуазии, которой ещё лишь предстоит возникнуть в процессе этой самой индустриализации, – это, мягко говоря, затея не слишком реалистическая. Нельзя полагаться на силу, которой – нет. Если кто-то станет вам говорить, что есть – не верьте: он либо обманывает вас, либо сам не понимает, о чём говорит.

Кое-кому удалось овладеть ошмётками советских промышленных предприятий и кое-что сохранить. Зависит это больше от отрасли, чем от менеджерского таланта владельцев. Если речь о пищепроме – тут сохранить и даже развить – реально, а, положим, в станкостроении – никто особо и не пытался. Потому падение в десять раз. Но и в пищепроме, при всех инновациях и надувании щёк, делается самое простое.

Например, в Туле есть завод по производству сока, к возникновению которого я когда-то, работая в итальянской фирме, приложила руку. Собственно, он и возник-то в Туле потому, что я, используя ухищрения и даже мелкие интриги, притащила итальянцев на свою историческую родину. Это было, как тогда водилось, совместное предприятие.

Потом оно было несколько раз продано, кому сейчас принадлежит – не знаю. Так вот это предприятие полного цикла: от яблок (моркови, черноплодной рябины, чего угодно) до сока. Сначала делается концентрат. Потом его разбавляют; разбавление – это тоже некий производственный процесс, а не просто ложечкой в стакане помешать.

Когда-то на уровне руководства области имелось в виду строительством этого завода поддержать местное садоводство, наладить переработку яблок, которые не могли сохранить. Плюс помочь местным частным садоводам со сбытом их продукции. Так вот сейчас, по прошествии десяти лет, никто яблоками не заморачивается.

Как мне рассказал частный таксист, оказавшийся тружеником этого предприятия, там просто привозят импортный концентрат и мирно его разводят. Собственно, так поступают и другие отечественные производители сока. Особенно располагает к этому уменьшение производства молока. Молока меньше, а разливочные линии-то есть. И асептические хранилища есть. Вот и льют соки из концентрата. Эти люди называются промышленными предпринимателями.

А под Тулой колхозно-совхозные сады – заброшены. Сформировалась народная забава – ходить туда осенью по яблоки, словно в лес по грибы.

А вот ещё. У нас на рынке разглядываю постельное бельё в весёлый такой рисуночек, прямо из детства, с картинки Васнецова (который иллюстратор сказок). Спрашиваю: «Это наше?» – «Наше, наше, – отвечают, – прямо в Иванове шьют». Мне показалось подозрительным слово «шьют» и я спросила: «А материал-то где делают?» – «Ну, материал, понятно, в Турции, у нас – невыгодно». Вот так: в Турции выгодно, а у нас – никак. Потому что нет у нас в народе навыка промышленного предпринимательства. И это я говорю о сравнительно простых отраслях промышленности. Что ж в непростых-то делается…

Так что ожидать индустриализации от нашего отечественного буржуя – по меньшей мере, наивно. Он может встроиться в некую, не им созданную систему, и сыграть свою полезную роль, но чтоб стать двигателем процесса – ни в коем случае.

(Продолжение следует)