на заметку меру и местным депутатам.

Международный опыт для отечественной стратегии

В работе над стратегией Москвы вместе с нами – Российской академией народного хозяйства госслужбы при Президенте РФ и нашими коллегами из НИУ ВШЭ, участвуют и зарубежные специалисты. Не для того, чтобы требовать от них рецепты решения наших проблем – тут надо было бы слишком долго вводить их в курс дела, но
сложно переоценить их опыт решений их собственных задач.

Из этого можно делать разумные выводы и оценить их подход и технологии там, где их можно применить. Нас интересовал человек, у которого есть опыт сравнительных урбанологических исследований городов, которые мы знаем очень плохо. В Латинской Америке, например. Мы приглашали моего старого знакомого Блэра Рубла, директора Института Кеннана, который занимался Америкой, у него не только Куритиба на слуху, но и Куско, и Лима, и Буэнос-Айрес. Что я знаю о Буэнос-Айресе? Ничего профессионально. То же и с Йоханнесбургом, и с Сиднеем.

Или есть замечательный город, занимающий одно из первых мест, он поменьше, чем крупнейшие мегаполисы, но уже близкий к ним, - Ванкувер. Естественно было пригласить человека, который делал Олимпийскую деревню не как Олимпийскую деревню, а как показательный район развития Ванкувера, который и так неплох. Ванкувер занимает промежуточное положение между Стокгольмом и Берлином, но технология и принципы, которые они использовали, интересны, их надо услышать от человека, который это делал.

Или японцы, которые худо-бедно всерьёз работают с большим Токио, и есть система его связи с наукоградами вроде Нариты. Услышать из первых уст и задать вопросы – это принципиально важно. Книги очень поздно передают опыт, это 8-10 лет. Пока люди осмыслят, обработают, запишут, найдут деньги, издадут – это долгая история. А тут вот эти люди.
Урбанистика

Так что же такое урбанистика и кто такой урбанист? Чуть больше 100 лет назад открылась первая кафедра урбанистики в Ливерпуле. Там была поставлена задача об обитаемой среде, в которой
город – важный узел, но лишь одна из форм освоения территории.

Возникло понятие жилой долины - от гор с её пастушками и цветочками до рыбаков с сетями и лодками, а посередине возникал город. За эти годы изменилось только одно: между городом, пастухом и рыбаком возник пригород, чего не могло быть 1000 лет подряд.

Архитектурное знание – одно из важных элементов знания человека, занимающегося урбанистическим представлением. Второе – экологическое, третье – конечно, экономическое, потому что экономика городов – главная экономика, всё остальное уже стало работать на неё и ею продуцироваться.

Вся городская экология началась в Лондоне, что вполне понятно, - в самом урбанистическом ядре ХIХ-го века - в связи с эпидемиями. Тогда была установлена корреляция между их вспышками и колодцами.

Город – гигантское скопление людей и потребность в воде. Возникала гигантская проектная схема доставки чистой воды внутрь города. Ещё римляне решали эту задачу в своё время недурственным образом.

В ХIХ веке Москва оказалась в клубе мировых городов. Именно Москва, а не Санкт-Петербург, раньше начала заниматься удобствами, а не фасадом. Кроме того, подальше от начальства. Кстати,
сегодня в российских регионах второй город всегда выигрывает по отношению к первому.

Есть столичный город Пенза, а есть Кузнецк, который второй по размеру город. Начальство подальше, дел побольше.

Мой товарищ Блэр Рубл написал хорошую книгу о вторых городах на переходе с ХIХ-го в ХХ-й век: Чикаго, Москва и Осака. Ни Чикаго, ни Москва, ни Осака не были столицами, но сами жители чувствовали столичность этих городов. И все три города давали более прогрессивные рывки, чем первые. Книга называется «Second Metropolis» («Вторые метрополисы»). У Рубла вообще очень интересные сравнительные исследования.
Что такое город

История города как института с его структурой является крайне важным элементом. Город – это всегда очень хитрая система, имитирующая демократию, при этом обладающая железной дисциплиной диктатуры. Это крайне интересная вещь. Здесь нельзя ничего имитировать, но опыт 2000-летней давности такой же свежий, как и сегодня.
Город – это, прежде всего, вопрос концентрации свободы выбора.

Выбора проживания, модуса жизни, типа занятости, способа добывания денег и т.д. Других возможностей не существует, это даёт только город.

Однако по другим формальным признакам - например, наличию огромного металлургического комбината, ещё нельзя говорить о городе. Детройт рухнул, потому что существовал на простой схеме слободы при сборке автомобилей. А как только автомобили стали собирать в других местах, он превратился в чёрную дыру.

Неподалёку есть Питтсбург, который тоже был как наш Череповец, металлургический город, но по 1001 причине там был гораздо более сильный университет. Университетские дела были и в Детройте, но слабее, слишком подчинённые людям от автомобильной промышленности. Поэтому одномерные. В результате Детройт – чёрная дыра, а Питтсбург вошёл в десятку business friendly - наиболее благоприятных для бизнеса городов США.

Основной работодатель там – медицинский факультет университета – кому это могло прийти в голову 20 лет назад?
Город окажется очень живучим, если в нём есть разное, если есть интеллектуальный потенциал и социальные силы, способные думать.

Вена казалась в жесточайшем кризисе лет 15 назад, она теряла всё своё классическое производство, кроме шоколадных шариков «Моцарт». Вена потеряла своё производство классических инструментов – его перехватила Япония. Тогда с помощью моего хорошего знакомого Ричарда с красивой фамилией Knight («рыцарь») они стали думать, что делать с полусотней разных бывших цехов, чтобы город продолжил жить, а не быть туристической прибавкой к Моцарту и Генделю. Кое-что придумали, нашли линии, стали работать. Вытащили человеческий ресурс, которого в большом городе всегда больше, чем в маленьком. В этом отношении у большого города активных, умных, талантливых людей просто физически больше. Не все хотят: кто-то мигрирует, кто-то остаётся. Сегодня идёт состязание между городами мира.
Крепость Москва

У Москвы была замечательная стена под названием МКАД: по одну сторону - Москва с её взвинченными ценами на землю, аренду земли и прочее; а по другую – область, субъект федерации. Что в итоге мы имеем? Вывернутый наизнанку торговый центр: в центре Москвы торговли уже нет, одни бутики, где непонятно, кто что отмывает, это великая и ужасная тайна. А центром стали Ашаны, Икеи и прочее, сплошным кольцом вокруг. Это произошло потому, что стена была в виде административно-финансового режима.

Такие центры должны быть вне компактного города, потому что им нужны большие стоянки. Но если у вас есть мирные договорные отношения с округой – это один разговор, а если они конфронтационные – то вот это мы и имеем. В этом отношении любопытна территория больших городов - они грандиозны! Большой Нью-Йорк – 17 000 кв. км, большой Пекин – 19 000 кв. км, большой Париж, сегодня весь Иль де Франс – 12 000 кв. км – никого не пугают тысячи кв. км! Это вопрос юрисдикции и правил игры, а не установки стены.
Виды городов

Мировой опыт показал, что силовые объединения территорий неэффективны. Канадский Торонто испытал оба варианта: сначала у них была свободная ассоциация, потом искусственное объединение, потом опять свободная ассоциация. Я был на длинных разговорах с мэрами небольших городов в зоне большого Торонто, в городе Вонг, например. Они прекрасно функционируют. Они выстраивают политику, транспорт вместе, по логике общего интереса. Вы понимаете, что для этого нужна цивилизационная зрелость, чтобы заработала идея общего блага и общего интереса, компромисса, как естественной формы.
В России мы на компромисс идём как на эшафот.

Все основания для жизни имеет малый город, являющийся своего рода сервис-центром для активной работающей сельской округи. Это шанс, который ещё не потерян многими из наших малых городов. Расти ему незачем и некуда, но у него понятная прописанная роль. Свобода выбора в нём уже есть: вы можете работать на почте, можете в баре и так далее. Есть, собственно, город среднего уровня с населением до полумиллиона, который является, прежде всего, административным центром, но обрастает всем, чем ему положено обрасти.

Следующий этап – город крупный, это уже университетский центр. Это не значит, что университета нет в предыдущем городе, но здесь университет, работающий на большую территорию, он как пылесос в себя собирает. Грубо говоря, он будет полумиллионный. А дальше есть вещь, до которой мы недопрыгнули, только Казань дотягивает: тот самый ещё не мегаполис, но уже город, становящийся макрорегиональным центром. И у Екатеринбурга есть такой шанс, не случайно там возникает статус федерального университета, у Новосибирска тоже есть шанс. Но у нас таких раз-два – и всего 10. Пермь потеряла миллион и никак не может вернуть его себе обратно, человеческого ресурса не хватает.

Ну, и наконец, есть мегаполисы, которые имеют принципиальное значение не только как формальные города, но и как реальные агломерации. Уже миллионники играют такую роль. Это очень важная структура. Она объединяет разные типы жизни вплоть до коттеджного посёлка в единое целое. Сегодня их первенство вне всякого обсуждения.

Есть форма, которая у нас пока не развита, - конурбация, когда города достаточно далеко друг от друга, чтобы иметь ежедневное взаимодействие, но имеют общий интерес. У нас потенциальная конурбация есть в Челябинской области: есть два атомных города – Озёрск и Северск, два промышленных города Златоуст и Миасс, историко-промышленный центр Касли, система из пяти озёр – и они связаны экологически, судьбой (была катастрофа). Всё это потенциальный рынок, равный Челябинску по численности людей, но не осознанный, не осмысленный как единый рынок. У него есть некие общие интересы. Но чтобы их выработать, каждый из участников должен быть и осознавать себя субъектом, договаривающимся с другими субъектами. Это культура договаривания.

Есть драма в развивающемся мире, есть такая деликатная формулировка, которая описывает ситуацию гигантских скоплений людей, порождённых бегством из интерьера с территории совсем нищей в место надежды на корку хлеба, которую легче найти, как кажется людям. Это не поддаётся описанию в традиционных терминах. Если у вас 27-30 млн. человек, собранных на одной территории, то никто не скажет, что с этим делать.

Мы сегодня в обратной ситуации. У нас мест в вузах больше, чем абитуриентов. С одной стороны, это огромная свобода выбора, с другой – иллюзорность этого выбора. Де-юре эти вузы есть, они выдают дипломы, поэтому они в социологическом смысле являются вузами. В Каире такой мощности нет, никто не может её себе позволить. Происходит дисбалансировка. На лепёшку субсидируемую копеечку найти можно, люди её получают, но в остальном 100 человек на место – это не дело. 10 человек на место – это свобода, но 100… это и есть драма, но этого никто не понимает, и я не понимаю. Я много читал о Каире, я бывал там. Мехико вот оттуда же, Африка даст нам десяток таких мест, тот же Йоханнесбург. Или Соуэто.

Я возглавляю общественный совет при Росстате. Мы попробуем заняться возрождением муниципальной статистики. Пока её нет, мы как ёжик в тумане. Наши коллеги в США имеют графу: люди, у которых 50% жизненного минимума. Мы себе такого позволить не можем, а они могут. Они начинают выяснять: полные или неполные семьи, стандартные или нестандартные семьи, потому что сегодня и такая графа есть; один или оба супруга работают. Итак, есть информация.
Когда есть информация только о том, как вы себя представляете - как гоблина или как что-то ещё, - то информации нет, это потраченные деньги.

В лучшем случае вы, может быть, узнаете соотношение количества мужчин и женщин.

Ключевая урбанистическая проблема заключается в модели управления. Потому что на сегодняшний день мы имеем дело со случайно слепленной в 1991 году конструкцией. Я участвовал в этом процессе нечаянно. Под конструкцией я понимаю деление на районы, их 125. А я как раз оказался там, где решался вопрос о демонтаже советских райкомов, а поэтому - районов, а поэтому необходимо назначение новых. Дальше это всё не менялось. Что такое управы, что такое префектуры, что такое административные или муниципальные округа – вообще больше не обсуждалось, есть и есть, это же как дождь идёт.

Соответственно, сегодня самое время задать детский вопрос: почему? Какой смысл в этом или том? Есть ли смысл в удвоении муниципалитета и управы? А если нет, то как выстроить отношения между исполнительной и представительной властью? Где граница минимального реального профессионального участия жителей в городских делах?

Где помойка, я понимаю; где остановка, я понимаю, а понимания инфраструктуры города Москвы у меня нет.

вячеслав глазичев.

http://polit.ru/article/2012/07/27/glazychev/