«Места для инвалидов, лиц пожилого возраста и пассажиров с детьми».

Пустой вагон метро раскачивает тебя, как пьяная мамаша. За предостерегающей надписью на окне гудит тьма тоннеля. Белые буквы смотрят тебе прямо в глаза. Ведь ты пока не инвалид, а почти жмёшь сотку и достаточно молод для того, чтобы мечтать о детях.

У тебя весеннее настроение.

Слева от тебя тщедушный мужчинка уткнулся в книжечку. На безлюдной станции ты специально увеличил громкость в наушниках, чтобы книгочей испуганно прислушался к агрессивному хардкору. Ты знаешь, что он боится поднять на тебя взгляд, и невольно представляешь, как перерезаешь терпиле горло. Просто так, не со злобы. Ты ведь часто мечтаешь в общественном транспорте, как убьёшь вон того козла или думаешь, куда лучше поставить пулемет, чтобы лучше было держать оборону и куда в случае чего отступать.

А справа, в самом углу сидит красивая девочка, припозднившаяся настолько, что этим тёмным вечером любой хулиган может сделать её девушкой. Ты сразу представляешь себя сверху, видишь её разбросанные волосы… Ты не насильник, просто мужчина. Это заложено в твоей природе. Девушка, словно услышав твои мысли, поднимает на тебя глаза, а потом, немного смущаясь, отводит взгляд.

Ты, слегка порозовев, тоже отворачиваешься.

Когда двери раскрываются на очередной станции, ты спиной чувствуешь, как в вашу уютную компанию проникают чужаки. Рядом с девушкой плюхаются двое чеченцев, смуглых настолько, как будто они тушили горящий небоскрёб в Грозном. С упавшим сердцем ты невольно вспоминаешь, как вчера поставил сердечко под этой новостью. Один из чеченцев укрывает девушку зеленым флагом с волком, та сбрасывает его, пытается вскочить, чтобы успеть выйти, но кавказцы зло хватают её за руки

Вы снова встречаетесь с ней взглядами. В её глазах мольба, просачивающаяся через злой хардкор в наушниках. Теперь тебе кажется, что он звучит неприлично громко, почти непристойно, его могут услышать, и ты делаешь музыку тише.

Но ведь надо сделать что-нибудь кроме этого. Ведь ты не тот терпила, что сидит рядом с тобой.

Но у мужичка за его долгую трудовую жизнь давно выработался защитный рефлекс. Он даже не скосил взгляд в сторону кавказцев, но ты заметил, как сжали книгу его тонкие жёлтые пальчики, которые можно было бы пустить на церковные свечки. Ты было хотел тронуть его за рукав, сказать: «Пойдём разберёмся», ведь вдвоём совсем нестрашно, хотел оправдать себя мыслью, что если бы рядом был твой соратник, особенно Лёха, который сейчас чалится на зоне, то… Да и вообще у тебя же есть друзья, сидящие в тюрьме за дела, да и сам ты не промах, можешь даже по праву носить белые шнурки.

Мужчинка быстро, но бесшумно захлопывает книжку. Через тихие визги в наушниках ты слышишь его рассеянную речь: «Да-да, вот же моя станция, чуть не проехал», и он моментально, а то вдруг ещё захлопнуться двери, выскакивает из поезда.

Теперь вас только четверо в этом гудящем стальном склепе. Поезд набирает ход, воет темнота, и знакомая надпись на стекле разрослась, впечатала тебя в жёсткое сидение. Зачем уступать кому-то место? Ведь ты можешь стать инвалидом, не дожить до пожилого возраста и даже не испытать счастье отцовства. Ты понимаешь, что эти белые буквы сейчас особенно мудры.

Но ведь и ты – белый.

Ты краем глаза видишь, как один из чеченцев перерезает ножом проводок от наушников, за звуком которых хотела спрятаться жертва. Они смотрят на тебя и что-то зло говорят. Ты тут же медленными аккуратными движениями убираешь в карман свой плеер. Теперь до тебя чётко доносятся обрывки разговора, угрозы, хохот, циничные замечания кавказцев.

Ты не можешь заставить себя повернуть голову, встать на защиту девушки. Это не таджики, это не спланированная акция, когда рядом верные товарищи, а жертва ничего не подозревает. Ты сейчас ноль, на который нельзя делить. Некстати вспомнилось, как ты играл с друзьями в белый вагон и, не оглядываясь на пассажиров, толпой налетали на какого-нибудь южанина. Тебя всегда удивляло, почему никто не вмешивается, почему все сидят, словно застыв, и оживают только тогда, когда вы толпой соскакиваете на перроне.

Теперь ты понимаешь почему.

Да и у тебя ещё нет огнестрела, который обещал достать знакомый знакомого. Только дешёвый китайский нож-выкидуха, да опасный в закрытом пространстве газ. Ведь ты не позер, чтобы покупать себе дорогое оружие. Да и выглядишь ты не так объёмно для того, кто почти жмёт сотку.

Наверное, именно поэтому ты резко встаёшь.

Подходишь к двери и пристыжено смотришь в точку. Ещё одна надпись: «Не прислоняться». Ты следуешь заповедям подземки и не хочешь прислоняться к этому делу, хотя слышишь, как девушка просит: «Мужчина, помогите!». Чеченцы подбираются, смотрят на тебя голодными шакалами, а потом, поняв, что ты для них не опасность, что ты просто ждёшь своей остановки, милостиво уступая им эту самку, вновь принимаются тискать девушку.

Только этого тебе и надо.

Ведь самое главное – решиться, а там не мужчина тот, кто думает о последствиях. Когда делаешь первый шаг, то оставляешь позади себя страх. В кармашке ты снял с предохранителя нож и осторожно раскрыл его. Когда ты резко выдёргиваешь его, то он режет тебе одежду.

Зато он также прекрасно режет зверей.

Через несколько дней ты снова едешь в метро. Тебя только что выписали из больницы, и на твоём плече заснула благодарная девушка. Теперь ей ничего не угрожает, а ты чувствуешь себя совершенно по-иному. Ты смотришь на привычную надпись, буквы которой поскрёб какой-то шутник:

«Ест оля инвалидов, лиц пожилого возраста и пассажиров с детьми».

Это забавно, ведь спасённую тобой девушку тоже зовут Оля, и ты ловишь себя на мысли, что хочешь от неё детей. Тебе нельзя улыбаться, но швы на твоём лице непроизвольно расходятся в стороны.
В.Злобин