Полное собрание сочинений Владимира Высоцкого - 26

ПРИШЕЛЬЦЫ В КОСМОСЕ

Каждому хочется малость погреться,
Будь ты хоть гомо, хоть тля.
В космосе шастали как-то пришельцы,
Вдруг видят - Земля,
Наша родная земля.

Быть может закончился ихний бензин,
А может заглохнул мотор,
Но навстречу им вышел какой-то кретин,
И затеял отчаянный спор.

Нет бы раскошелиться,
И накормить пришельцев,
Нет бы раскошелиться,
А он не мычит и не телится.

И не важно что пришельцы не ели черный хлеб,
Но в их тщедушном тельце огромный интеллект,
И мозгу у пришельцев килограмм примерно шесть,
Ну, а у наших предков только челюсти и шерсть.

И нет бы раскошелиться,
И накормить пришельцев,
И нет бы раскошелиться,
А он не мычит, не телится.
Обидно за предков.

ПЕСНЯ КРОКЕИСТОВ

Король, что тыщу лет назад над нами правил,
Привил стране лихой азарт игры без правил,
Играть заставил всех графей и герцогей,
Вальтов и дамов в потрясающий крокей.

Названье крокея от слова "кроши",
От слова "кряхти", и "крути", и "круши".
Девиз в этих матчах: "Круши, не жалей!"
Даешь королевский крокей!!

СТРАННАЯ СКАЗКА

В тридевятом государстве,
Трижды девять двадцать семь,
Все держалось на коварстве,
Без проблем и без систем.

Нет того, чтоб сам воевать,
Стал король втихаря попивать.
Расплевался с королевой,
Дочь оставил старой девой,
А наследник пошел воровать.

В тридесятом королевстве
Трижды десять тридцать, чтоль?
В добром дружеском соседстве
Жил еще один король.

Тишь да гладь, да спокойствие там,
Хоть король был от'Явленный хам,
Он прогнал министров с кресел,
Оппозицию повесил
И скучал от тоски по делам.

В триодиннадцатом царстве,
То бишь в царстве тридцать три,
Царь держался на лекарстве -
Воспалились пузыри.

Был он милитарист и вандал,
Двух соседей зазря оскорблял,
Клал им каждую субботу
Оскорбительную ноту,
Шел на международный скандал.

В тридцать третьем царь сказился,
Не хватает, мол, земли.
На соседей покусился,
И взбесились короли.

Обуздать его, снять, только глядь -
Нечем в двадцать седьмом воевать,
А в тридцатом полководцы
Все утоплены в колодце,
И вассалы восстать норовят.

ПЕСНЯ ПРО БЕЛОГО СЛОНА

Жили были в Индии с древней старины
Дикие огромные серые слоны.
Слоны слонялись в джунглях без маршрута.
Один из них был белый почему-то.

Добрым глазом, тихим нравом отличался он,
И имел он масти благородной.
Средь своих собратьев белый слон
Был, конечно, белою вороной.

И владыка Индии, были времена,
Мне из уважения подарил слона.
"Зачем мне слон?", - Спросил я иноверца,
А он сказал: "В слоне большое сердце".

Слон мне делал реверанс, а я ему поклон,
Речь моя была не злой и тихой,
Потому что этот самый белый слон
Был к тому жу белою слонихой.

Я прекрасно выглядел, сидя на слоне,
Ездил я по индии, сказочной стране,
Ах, где мы только вместе не скитались
И в тесноте отлично уживались.

И бывало шли мы в ночь под чей-нибудь балкон,
Дамы так и прыгали из спален.
Надо вам сказать, что этот белый слон
Был необычайно музыкален.

Карту мира видели вы наверняка,
Знаете, что в индии тоже есть река.
Мой слон и я питались соком манго
И как-то потерялись в дебрях Ганга.

Я метался по реке, забыв покой и сон,
Безвозвратно потерял здоровье.
А потом сказали мне: "Твой белый слон
Встретил стадо белое слоновье".

Долго был в обиде я, только вот те на:
Мне владыка Индии вновь прислал слона.
Он в виде украшения на трости,
Белый слон, но из слоновой кости.

Говорят, что семь слонов иметь - хороший тон,
На шкафу, как средство от напасти.
Пусть гуляет лучше в белом стаде белый слон,
Пусть он лучше не приносит счастья.

ПЕСНЯ БАСТИНДЫ (из м/ф «Волшебник изумрудного города»)

Все озера и пруды
Я оставлю без воды,
Высушу и реки и моря.
Только все это не в счет,
Что-то требует еще
Буйная фантазия моя.

Вот башмаки я получу,
Плакать я вас отучу,
Я воды вообще видеть не хочу.

Прикажу я белый свет
Перекрасить в черный цвет,
А из львов велю наделать мух.
А что сделаю потом,
Как подумаю о том,
У самой захватывает дух.

Ух, башмачки я получу,
Буду творить, что хочу
Вот уж посмеюсь, вот похохочу.


БАЛЛАДА О ЛЕТАЮЩИХ ТАРЕЛКАХ

Наши предки, люди темные и грубые,
Кулаками друг на дружку помахав,
Вдруг увидели: громадное и круглое
Пролетело всем загадку загадав.

А в спорах, догадках, дебатах,
Вменяют тарелкам в вину
Утечку энергии в Штатах
И горькую нашу слюну.

Позже блюдце пролетело над Флоренцией,
И святая инквизиция под страх
Очень бойко продавала индульгенции,
Очень шибко жгла ученых на кострах.

А в спорах, догадках, дебатах
Вменяют тарелкам в вину
Утечку энергии в Штатах
И горькую нашу слюну.

Нашу жизнь не назовешь ты скучной, серенькой,
Телевидение, радио сейчас,
Кто-то видел пару блюдцев над Америкой,
Кто-то видел две тарелки и у нас.

А в спорах, догадках, дебатах
Вменяют тарелкам в вину
Утечку энергии в Штатах
И горькую нашу слюну.

ТО БЫЛА НЕ ИНТРИЖКА

То была не интрижка,
Ты была на ладошке,
Как прекрасная книжка
В грубой супер-обложке.

Я влюблен был, как мальчик.
С тихим трепетом тайным
Я читал наш романчик
С неприличным названьем.

Были слезы, угрозы,
Все одни и все те же,
В основном была проза,
А стихи были реже.

Твои бурные ласки
И все прочие средства,
Это странно, как в сказке
Очень раннего детства.

Я надеялся втайне,
Что тебя не листали,
Но тебя, как в читальне,
Очень многие брали.

Не дождуся я, видно,
Когда я с опозданьем
Сдам с рук на руки книгу
С неприличным названьем.

ТЁМНАЯ НОЧЬ МОЧАЛИВО ПОТУПИЛАСЬ

Темная ночь молчаливо потупилась,
Звезды устало зарылись во мглу.
Ну, что ты шепчешь? "Вздохнуть бы, измучилась.
Милый, поверь, больше я не могу".

Ветер поет свою песнь бесполезную,
Где-то ручей торопливо журчит.
Ночь тяжело распласталась над бездною,
Голос твой тихо и странно звучит.

Все затихает. Не знаю, проснусь ли я,
Слышится сердца прерывистый стук,
Силы уходят, и снова конвульсия,
Ночь, тишина, все затихло вокруг...

МЫ СТРАННО ВСТРЕТИЛИСЬ

Мы странно встретились и странно разойдемся,
Улыбкой нежною роман окончен наш,
Но если в памяти мы к прошлому вернемся,
То скажем, это был мираж.

Как иногда в томительной пустыне
Я вижу образы прекрасных, чудных стран,
Но это призраки, и снова небо синее,
И вдаль бредет усталый караван.

Пусть для меня все призрачно, туманно,
Как этих чудных глаз таинственный обман.
Мы странно встретились и ты уйдешь нежданно,
Как судьба бредет усталый караван.

РАЗЗУДИ-КА ТЫ ПЛЕЧИ, ЗВОНАРЬ

Раззуди-ка ты плечи, звонарь,
Звонкий колокол раскочегаривай.
Ты очнись, встряхнись, гармонист,
Переливами щедро одаривай.

Мы беду навек спровадили,
В грудь ей вбили кол осиновый.
Перебор сегодня свадебный,
Звон над городом малиновый.

Эй, гармошка, дразни, дразни,
Не спеши, подманивай.
Главный колокол звони, звони,
Маленький, подзванивай.

ПЕСНЯ ПРИВИДЕНИЯ

Во груди душа словно ерзает,
Сердце в ней горит, словно свечка.
И в судьбе закружит все, задворзает,
То в плечо отдаст, то - осечка.

Ах, ты долюшка несчастливая,
Доля царская несправедливая.
Я - привидение, я - призрак, но
Мне от сидения больно давно.
Темница тесная, везде сквозит.
Хоть бестелесный я, а все знобит.

Может кто-нибудь обидится,
Но я, право, не шучу.
Испугать, в углу привидеться
Совершенно не хочу.

Жаль, что вдруг тебя казнят,
Ты с душой хорошею.
Можешь запросто, солдат,
Звать меня Тимошею.

ХОР ЛЕСНОЙ НЕЧИСТИ

Как да во лесу дремучем,
По сырым дуплам да сучьям,
Да по норам по барсучьим,
Мы скучаем да канючим.

Так зачем сидим мы сиднем,
Скуку да тоску наводим?
Ну-ка-ся, ребята, выйдем,
Весело поколобродим.

Мы ребята битые,
Тертые, ученые.
Да во болотах мытые,
Да в омутах моченые.

Как да во лесу дремучем
Что-нибудь да отчебучим,
Добра молодца прищучим,
Пощекочем и помучим.

Воду во реке замутим.
На кустах костей навесим,
Пакостных шуток нашутим,
Весело покуролесим.

Водяные, лешие,
Души забубенные.
Ваше дело - пешие, -
А наше дело - конные.

ПЕСНЯ СОЛДАТА

Ну чем же мы, солдаты виноваты,
Что наши пушки не зачехлены?
Пока дела решают супостаты,
Не обойтись без драки и войны.

Я бы пушки и мортиры
Никогда не заряжал,
Не ходил бы даже в тиры,
Детям елки наряжал.

"Напра... , Нале..., Ружье на пле...,
Бегом в расположение".
А я стою.
Ать- два, ать-два, горе не беда.
Хоть тяжело в учении-
Легко в бою.

Раззуди плечо, если наших бьют,
Сбитых, сваленных оттаскивай.
Я перед боем тих, я в атаке лют
Ну, а после боя ласковый.

На голом на плацу, на вахт-параде,
В казарме, на часах все дни подряд,
Безвестный, но представленный к награде,
Справляет службу доблестный солдат.

И какие бы не дули
Ураганные ветра,
Он в дозоре, в карауле
От утра и до утра.

"Напра..., Нале..., Ружье на пле...,
Бегом в расположение".
А я стою.
Ать-два, ать-два, живем мы однова,
Хоть тяжело в учении -
Легко в бою.

Если ломит враг, бабы слезы льют,
Ядра к пушечкам подтаскивай.
Я перед боем тих, я в атаке лют,
Ну, а после боя, ласковый.

ХИРУРГ-ЕВРЕЙ

Он был хирургом - даже нейро,
Специалистом по мозгам.
На съезде в Рио-де-Жанейро
Пред ним все были мелюзга.

Всех, кому уже жить не светило,
Превращал он в нормальных людей.
Но огромное это светило,
К сожалению, было - еврей.

В науке он привык бороться,
И за скачком всегда скачок.
Он одному землепроходцу
Поставил новый мозжечок.

Всех, кому уже жить не светило,
Превращал он в нормальных людей.
Но огромное это светило,
К сожалению, было - еврей.

НА КОЛЫМЕ

На Колыме, где север и тайга кругом,
Среди растущих елей и болот,
Тебя я встретил тогда с подругою,
Сидевших у костра вдвоем,

Шел мелкий снег и падал на ресницы вам,
Вы северным сияньем увлеклись,
Я подошел к вам и руку подал,
Вы встрепенулись, поднялись.

В любви и ласке время незаметно шло,
Прошли года и кончился твой срок,
Я провожал тебя тогда до пристани,
Мелькнул твой беленький платок.

С твоим отъездом началась болезнь моя,
Ночами я не спал, а все рыдал,
По арбитровкам, врачей путевкам,
Родной я лагерь покидал.

Итак, я покидаю свой обжитый край,
А поезд все быстрее мчит на юг,
И всю дорогу молил я бога,
С тобой о встрече, милый друг.

Огни Ростова, вечер захватил меня в пути,
К перрону тихо поезд подходил
Тебя разбитую, совсем седую,
К вагону сын наш подводил.

Так здравствуй, поседевшая любовь моя,
Пускай летит и падает снежок,
На берег дона, на ветки клена,
На твой заплаканный платок.

ЛЮБОВЬ В ЭПОХУ ВОЗРОЖДЕНИЯ

Может быть выпив поллитру,
Некий художник от бед
Встретил чужую палитру
И посторонний мольберт.

Дело теперь за немногим,
Нужно натуры живой,
Глядь, симпатичные ноги
Гордо идут с головой.

Он подбегает к Венере:
"Знаешь ли ты, говорят,
Данте к своей Алигьери
Запросто шастает в ад.

Ада с тобой нам не надо
Холодно в царстве теней.
Кличут меня леонардо,
Так раздевайся скорей.

Я тебя даже нагую
Действием не оскорблю.
Ну дай я тебя нарисую
Или из глины слеплю".

Но отвечала сестричка:
"Как же вам не ай-яй-яй,
Честная я католичка
И не согласная я.

Вот испохабились нынче,
Так и таскают в постель.
Ишь, Леонардо да Винчи,
Тоже какой Рафаэль.

С детства я против распутства,
Не соглашуся ни в жизнь.
Да мало, что ты для искусства
Сперва давай-ка женись.

Там и разденемся в спальной,
Как у людей повелось.
Да мало, что ты гениальный,
Мы не глупее небось".

"Что ж, у меня вдохновенье,
Можно сказать, что экстаз", -
Крикнул художник в волненьи,
Свадьбу сыграли нараз.
Женщину с самого низа
Встретил я раз в темноте.
Это была Монна Лиза,
В точности как на холсте.

Бывшим подругам в Сорренто
Хвасталась эта змея:
"Ловко я интеллигента
Заполучила в мужья".

Вкалывал он больше года.
Весь этот длительный срок
Все ухмылялась Джоконда,
Мол, дурачок, дурачок.

В песне разгадка дается
Тайны улыбки, а в ней
Женское племя смеется
Над простодушьем мужей.

НАТ ПИНКЕРТОН – ВОТ С ДЕТСТВА МОЙ КУМИР

Нат Пинкертон - вот с детства мой кумир.
Сравниться с ним теперь никто не может.
Но он имел такой преступный мир,
Что плохо спится мне, и зависть гложет.

Аппарат и наметанный глаз,
И работа идет эффективно,
Только я столько знаю про вас,
Что подчас мне бывает противно.

Не скрыться вам, ведь от меня секретов нет.
Мой метод прост: брать всех под подозренье,
Любой преступник оставляет след
И возвращается на место преступленья.

Аппарат и наметанный глаз,
И работа идет эффективно,
Только я столько знаю про вас,
Что подчас мне бывает противно.

У детективов хмурый вид и мрачный нрав,
Характер наш достоин укоризны,
Имеем дело с попираньем прав,
И только с темной стороною жизни.

Аппарат и наметанный глаз,
И работа идет эффективно,
Только я столько знаю про вас,
Что подчас мне бывает противно

Другие люди, сдав все горести на слом,
Гуляют всласть за праздничным столом,
Я ж не сижу за праздничным столом,
Хожу кругом и в окна наблюдаю.

Аппарат и наметанный глаз,
И работа идет эффективно,
Только я столько знаю про вас,
Что подчас мне бывает противно.

СЛУЧАЙ НА ТАМОЖНЕ

На Шереметьево, в ноябре, третьего
Метеоусловие не те.
Я стою встревоженный, бледный, но ухоженный,
На досмотр таможенный в хвосте.

Стоял спокойно, чтоб не нарываться,
Ведь я спиртного лишку загрузил.
А впереди шмонали парагвайца,
Который контрабанду провозил.

Крест на груди, в густой шерсти,
Толпа как хором ахнет:
"За ноги надо потрясти,
Глядишь, чего и звякнет".

И точно, ниже живота,
Смешно, да не до смеха,
Висели два литых креста
Пятнадцатого века.

Ох, как он сетовал: "Где закон? Нету, мол.
Я могу, мол, опоздать на рейс.
Но Христа распятого в половине пятого
Не пустили в Буэнос-Айрес.

Мы все-таки мудреем год от года,
Распятья нам самим теперь нужны,
Они богатство нашего народа,
Хотя, конечно, пережиток старины.

А раньше мы во все края,
И надо, и не надо,
Дарили лики, жития,
В окладе, без оклада.

Из пыльных ящиков косясь,
Безропотно, устало,
Искусство древнее от нас
Бывало и сплывало.

Доктор зуб высверлил, хоть слезу мистер лил,
Но таможенник вынул из дупла,
Чуть поддев лопатою, мраморную статую,
Целенькую, только без весла.

Ощупали заморского барыгу,
Который подозрительно притих,
И сразу же нашли в кармане фигу,
А в фиге вместо косточки - триптих.
Зачем вам складень, пассажир?
Купили бы за трешку
В "Березке" русский сувенир,
Гармонь или матрешку.

"Мир-дружба, прекратить огонь, -
Попер он как на кассу,-
Козе - баян, попу - гармонь,
Икону - папуасу".

Тяжело с истыми контрабандистами,
Этот, что статуи был лишен,
Малый с подковыркою, цикнул зубом с дыркою,
Сплюнул и уехал в Вашингтон.

Как хорошо, что бдительнее стало,
Таможня ищет ценный капитал,
Чтоб золотинки с ним бы не упало,
Чтобы гвоздок с распятья не пропал.

Толкают кто иконостас,
Кто - крестик, кто - иконку,
Так веру в господа от нас
Увозят потихоньку.
И на поездки в далеко,
Навек, бесповоротно,
Угодники идут легко,
Пророки - неохотно.

Реки лью потные: весь я тут, вот он я,
Слабый для таможни интерес,
Правда, возле щиколот, синий крестик выколот,
Но я скажу, что это красный крест.

Один мулат триптих запрятал в книги,
Да, контрабанда - это ремесло,
Я пальцы ежил в кармане в виде фиги,
На всякий случай, чтобы пронесло.

Арабы нынче, ну и ну,
Европу поприжали,
А мы в шестидневную войну,
Их очень поддержали.

Они к нам ездят неспроста,
Задумайтесь об этом,
Увозят нашего Христа
На встречу с Магометом.

Я пока здесь еще, здесь мое детище,
Все мое: и дело и родня,
Лики, как товарищи, смотрят понимающе
С почерневших досок на меня.

Сейчас, как в вытрезвителе ханыгу,
Разденут, стыд и срам, при всех святых,
Найдут в мозгу туман, в кармане - фигу,
Крест на ноге и кликнут понятых.

Я крест сцарапывал, кляня
Себя, судьбу, все вкупе,
Но тут вступился за меня
Ответственный по группе.

Сказал он тихо, делово
(Такого не обшаришь),
Мол, вы не трогайте его,
Мол, кроме водки - ничего,
Проверенный, наш товарищ.