Спецназ тренируется на заключенных Бердичевской колонии

МОЙ СЫН ВИНОВЕН И ЗА ЭТО ОТБЫВАЕТ ЗАСЛУЖЕННОЕ НАКАЗАНИЕ. НО ЗА ЧТО ЕГО ТАК МУЧИТЬ?!

Матери заключенных просят представителей СМИ защитить их детей от произвола сотрудников Бердичевской исправительной колонии №70

Один раз в месяц заключенные Бердичевской исправительной колонии N 70, что на Житомирщине, имеют право позвонить родным. То, что Наталия Грабовская услышала в трубке в прошлую пятницу, заставило ее на следующий же день бросить все и немедленно приехать в тюрьму...

Сын, который еще недавно весил 85 килограммов, был похож на скелет

Мы разговариваем с женщиной на пороге Бердичевской исправительной колонии N 70.

- Четыре месяца назад мне отказали в долгосрочном свидании, - вспоминает мама Максима. - Добиться каких-либо объяснений от администрации колонии было трудно. Со мной никто не хотел разговаривать, объясняя, что начальник тюрьмы занят, его заместитель тоже. Но я настаивала, и мне, наконец, сообщили, что мой сын наказан и три месяца не увижусь с ним.

Снова приехав в тюрьму, я узнала, что мой сын закрыт в одиночке на две недели и увидеться с ним нельзя. Когда мне наконец-то разрешили долгосрочное свидание с Максимом, я чуть в обморок не упала. Сын, который еще недавно весил 85 килограммов, был похож на скелет. За три с половиной месяца он потерял 20 килограммов. Худой, бледный, измученный... Три дня, которые мы провели вместе, я откармливала его. Заметно было, что длительное время он вообще не ел. Через каждые полчаса давала ему столовую ложку жиденького супчика, чтобы восстановить работу желудка. Я понимаю, что мой сын виновен и за это отбывает заслуженное наказание. Но за что его так мучить?! Я пыталась расспросить о том, почему он так исхудал, что случилось, но сын упорно молчал. Все проведенное с ним время я плакала. После окончания положенных мне длительным свиданием трех суток уехала домой. Это было четвертого июля.

А спустя пять дней, вечером девятого июля, мне позвонил сын и сообщил, что в тюрьме ОМОН сильно избил 15 человек. Максим просил записать их фамилии и сообщить обо всем родственникам заключенных. Едва он назвал несколько фамилий, как в трубке раздались короткие гудки. Я поняла, что разговор прервали. По закону могу разговаривать с сыном десять минут, однако не проговорила и двух. Я долго не могла прийти в себя, а потом стала обзванивать тех людей, телефоны которых знала. Обратилась за помощью к правозащитнику. Утром мы отправились в тюрьму. Я хочу видеть своего сына, узнать, за что его избили. После этого звонка вообще не уверена, жив ли он...

Пока Наталия Грабовская пишет заявление к начальнику тюрьмы на краткосрочное свидание, я подхожу к Светлане Базик. Женщина приехала из Киева в Бердичев тоже повидаться с сыном.

- Вчера поздно вечером мне позвонила Наташа Грабовская и рассказала о странном разговоре со своим сыном, - говорит Светлана Базик. - Женщина сообщила, что вроде бы избито много заключенных, среди них мой Сережа. Последний раз его сильно избили накануне Пасхи. Он прислал зашифрованное письмо, из которого я все поняла. Сын утверждал, будто бы его били сотрудники ОМОНа. Кажется, в определенные дни они приезжают в тюрьму для... тренировок. Помню, я тогда специально приехала в Бердичев. Оказалось, у Сережи сломано несколько ребер, одно из них упирается в легкие. Кроме того, у него обнаружили сотрясение мозга и лопнувшую ушную перепонку. Я написала жалобу, на которую пришел ответ: "Ваш сын провоцировал своим поведением сотрудников тюрьмы. За неповиновение им позволяется применять физическую силу".

Однако сын утверждает, что боится даже связываться с охранниками, потому что это может стоить ему жизни. Начальник колонии Александр Дороболюк в личной беседе со мной пообещал, что, если я не буду никуда жаловаться, моего сына больше избивать не станут. Кроме того, ему будет оказана медицинская помощь. Я поверила ему. И правда, больше сын ни на что не жаловался, побои действительно прекратились. И тут опять...

Эти люди уже наказаны судьбой, но ни на что не жалуются, потому что понимают, что отбывают заслуженный срок заключения. Многие мечтают выйти из тюрьмы и начать новую жизнь. Мой сын, к примеру, поклялся, что больше никогда не нарушит закон. Дома его терпеливо ждет жена, которая не пропускает ни одного свидания. Я считаю, что администрация тюрьмы делает все возможное, чтобы обозлить против себя заключенных. Мало того что они получают здесь душевные травмы, так еще и нет гарантии, что они вернутся домой не инвалидами.

Многие заключенные озлоблены и могут в любую минуту наброситься на наших сотрудников. А мы имеем право применить спецсредства

- Девятого июля ко мне за помощью обратилась Наталия Грабовская, - рассказывает правозащитница Елена Повидайчик. - Женщина утверждала, что в Бердичевской исправительной колонии N 70 избиты 15 человек. Я понимала, что нужно срочно ехать. Накануне поездки сообщила об инциденте нескольким центральным СМИ. Понимаю, что без помощи журналистов здесь не обойтись - просто так нам избитых не покажут...

Пока матери надеются увидеться со своими детьми, я с коллегами пытаюсь поговорить с начальником колонии. Сотрудник охраны утверждает, что он на работе. Когда же узнает причину визита журналистов, просит немного подождать и прячется за высоким забором. Спустя "каких-нибудь"... два часа, он снова выходит сообщить нам, что начальника сегодня нет и, похоже, не будет. На жаре, не имея возможности даже сесть, мы терпеливо ждали. Заметив, что мы не собираемся уходить, еще через два часа к нам вышел лично начальник Бердичевской исправительной колонии N 70 и попросил журналистов заходить к нему в кабинет... по одному. Предупредил также, чтобы заходили без телекамер и диктофонов. Мы же попросили, чтобы первыми он принял матерей и удовлетворил их просьбу встретиться с детьми. Через какое-то время женщины выходят с подписанными заявлениями на краткосрочные свидания. Правда, согласие начальника тюрьмы немного удивляет. Дословно это звучит: "Дозволяю з метою виховного впливу". Женщины уходят на свидание, а мы становимся... в очередь к начальнику тюрьмы.

- Матери жалуются на превышение полномочий со стороны администрации. Что вы скажете по этому поводу? - спрашиваю начальника колонии Александра Доробалюка.

- В нашей тюрьме сидят преступники, - отвечает Александр Павлович. - Многие из них озлоблены. В любую минуту они могут наброситься на нашего сотрудника. Согласно инструкции мы имеем право применять к заключенным спецсредства. Я отрицаю тот факт, что на моих подопечных тренируются сотрудники ОМОНа. Мы живем в цивилизованной стране, и такого зверства у нас быть не может.

- Почему журналистам пришлось так долго ждать встречи с вами?

- Я всегда открыт для представителей СМИ. Может быть, мне стыдно, что я работаю в таком учреждении, поэтому не имею желания фотографироваться для прессы. А заключенным у нас хорошо, у нас свое производство. Некоторые из них получают зарплату в два раза больше, чем наши сотрудники.

Побеседовав с начальником колонии, спешу увидеть вернувшихся со свидания женщин. У здания исправительной колонии замечаю молодую женщину. Выясняется, что она принесла передачу своему мужу. Я интересуюсь, избивают ли здесь ее супруга.

- Вы думаете, вам об этом кто-то скажет? - удивляется женщина. - Им же за жалобу потом еще хуже будет. Неужели вы надеетесь что-то исправить? Лично я считаю дни, когда муж вернется домой. А потом мы оба постараемся поскорее забыть этот ужас.

Из здания тюрьмы выходит Светлана Базик.

- Во время всего свидания от нас не отходил заместитель начальника колонии, - рассказывает женщина. - Он стоял возле моего Сережи. Большего я не могу вам сказать, потому что боюсь навредить сыну.

Светлана Базик, заплакав, уходит. Очень долго не возвращается со свидания Наталия Грабовская. Она появляется вся в слезах.

- Сын очень странно вел себя, - сообщает Наталия Михайловна. - Он невнятно отвечал на мои вопросы. Было видно, что он напуган. На вопрос, били ли его, очень тихо ответил: "Да". Сын сказал, что за телефонный звонок его посадили в карцер. Во время нашей беседы от него ни на шаг не отходил сотрудник тюрьмы. Я попросила, чтобы Максим поднял одежду и показал свое тело, однако сыну запретили раздеваться. Мне показалось странным, что в такую жару он был одет в джинсы и куртку. Я не видела даже пальцев его рук. Хочу отметить, что нас посадили в темный угол и при этом не включили свет... Буду писать жалобу в прокуратуру и Уполномоченному Верховной Рады по правам человека.

Наталия Грабовская призналась, что ее долго уговаривали отказаться от свидания с сыном. Женщина в ужасе от того, что увидела, и опасается за жизнь Максима.

Их наказывают за пустяки, а за жалобу вообще могут убить!

- Ко мне постоянно обращаются родственники заключенных, - рассказывает правозащитница Елена Повидайчик. - Они жалуются на превышение полномочий администрации, на систематическое избиение заключенных сотрудниками исправительной колонии. Их бьют по ребрам, по голове, подвешивают за руки в наручниках вниз головой, при этом снимая пытки на мобильные телефоны. Для того чтобы заключенный не кричал, ему закрывают скотчем рот. Я направляю десятки жалоб в разные правоохранительные органы. Как правило, эти жалобы переадресовывают в ту же колонию, поэтому объективно их никто не рассматривает.

- Бывают ли случаи, когда заключенные лично жалуются на незаконные действия сотрудников тюрьмы?

- Что вы! Их наказывают за пустяки, а за жалобу вообще могут убить. Наказывают за отказ от прогулки, курение в неположенном месте, за неотчетливую надпись фамилии на робе. Бьют за то, что не убраны со стола кружки, не вытерт от крошек стол. Начальство называет это "неповиновение администрации". Например, в карцер или ШИЗО (штрафной изолятор) можно попасть за то, что, здороваясь с сотрудниками колонии, не снял шапку или замешкался.

Елена Повидайчик утверждает, что правозащитным организациям удается раскрывать нарушения в колониях, опираясь на обращения родственников бывших заключенных, самих заключенных, а также на поступающие из колоний мобильные звонки. В случаях крайней необходимости заключенные пользуются таковыми, хотя в тюрьмах они запрещены.

- В большинстве украинских колоний общие проблемы - нарушение прав человека, плохая медпомощь, нарушение трудовых прав, плохие санитарно-гигиенические и бытовые условия содержания, водворение в ШИЗО по надуманным причинам, - говорит Елена Повидай-чик. - Улучшить пенитенциарную систему можно только в том случае, если жалобы заключенных будут объективно рассматриваться органами власти. А пока мы чаще всего получаем отписки из местных прокуратур типа: "Проверка проведена. Факты не подтвердились".

По данным Уполномоченного Верховной Рады по правам человека, в следственных изоляторах ежегодно умирает около 130 человек. 28 из 32-х СИЗО являются непригодными для долговременного содержания заключенных. По данным правозащитников, значительно возросла смертность в колониях, увеличилось количество суицидов. Выросло также и количество ВИЧ-инфицированных. От 75,5 до 91,5 процента узников являются инфицированными вирусом гепатита С. Очень высокой остается степень заболеваемости туберкулезом.

Приведенные цифры свидетельствуют о несоблюдении и систематических нарушениях в учреждениях системы выполнения наказаний таких фундаментальных прав человека, как право на жизнь и здоровье, справедливость и правосудие, гуманное поведение, защиту от жестокости и истязаний.