Цугцванговое.

Собралось мировое сообщество — главы Запада, высший свет, — как бы мечется, типа топчется: влезть ли в Ливию или нет? Там же вырежут, глядишь, пол-Ливии, — надо власть хватать, как варяг; но не ясно, кто будет счастливее, если влезть туда, как в Ирак. У Каддафи что ни сутки, то новости: чуть вторженьем ему погрози — обещает, что сейчас остановится, и сейчас же берет Бенгази. Ведь вот безвыходность какая вылезла: его ж не выкурить из Бенгазя! И войти нельзя, и не войти нельзя, и отыграть назад уже нельзя.

А вон Медведев опять же нахмурился и с трудом себя держит в руках: он прочел вчера доклад от Юргенса, что надо действовать, иначе крах. Меньше года осталось до выборов, роет землю ногой избирком — а правду выслушав и воду выпарив, что имеем в остатке сухом? Чем мы три этих года отметили, чем эпоха пребудет ярка — кроме разве триумфа в Осетии и небольшого смягченья УК? По какому же праву моральному он себя реформатором звал? Ведь ползем к повороту финальному, за которым позор и развал. Так и хочется рыкнуть начальственно — но для него ли такая стезя? И начать нельзя, и не начать нельзя, и повернуть назад уже нельзя.

Жаль тебя, мировое сообщество, и Медведева с Путиным жаль, да и мне отчего-то все ропщется, сочинившему эту скрижаль. Только скажешь хоть слово о Ливии иль о будущем отчей страны — а глядишь, на тебя уже вылили ведра желчи и тонны слюны. И добро бы травили хоть гения — я же много скромней одарен! Невозможно же высказать мнение, чтоб не влипло с обеих сторон. Что ж, родные мои, не жеманьтеся, демонстрируйте дер-зостный нрав. Скажешь: «Кушать детей нежелательно» — и опять перед кем-то не прав, и опять заорут обязательно, по цитатнику мордой возя… И писать нельзя, и не писать нельзя, и поменять судьбу уже нельзя.

Не завидую, в общем, и Господу, что сидит себе в райском саду и любуется с ангельской горсткою на орущую эту орду. Ничего не подскажешь заблудшему, даже снова сойдя на Синай. Всякий ход получается к худшему — хоть сначала проект начинай. Не жалеют ни старца, ни гения, каждый жаден, угрюм, бестолков… Он и начал уже истребление, но его поддержал Михалков. Он заметил среди какофонии, чуть цунами снесло города: мол, по делу досталось Японии. Пусть по делу, но ты-то куда?! Бог бы сделал нас всех удобрением — и давно бы пора, по грехам! — но испортил своим одобрением всю затею разнузданный хам! Измельчал народ, оскотинился, изо всех углов — кривизна…

И спасти нельзя, и не спасти нельзя, и начинать с нуля уже нельзя.