Смерть Сталина в комиксах

("Slate.fr", Франция)

Отметившийся неоднозначным комиксом «Однажды во Франции» (Il était une fois en France) сценарист Фабьен Нюри (Fabien Nury) решил похоронить отца народов: в Dargaud выпустили нарисованный Тьерри Робеном (Thierry Robin) второй том «Смерть Сталина. Похороны» (La Mort de Staline, Funérailles). Заканчивается он расправой над Берией и намеками на возвышение Хрущева. Перед нами - сумасшедшее, но притягательное повествование.

Но сначала давайте вспомним факты. Когда Сталин унаследовал власть от Ленина, СССР находился на грани развала. После смерти он оставил после себя огромную империю, которая была на «ты» c США и пользовалась небывалым престижем. Начиная с 1956 года, его жалкие преемники стали открещиваться от его наследия, говоря о миллионах погибших, политике террора и, прежде всего, культе личности вождя.

В марте 1953 года для всех почитателей Сталина наступил момент великой печали. Весь мир оплакивал «человека, которого мы любили больше всех», как написала газета L’Humanité в воскресном выпуске, предварительно потребовав «траура для всех народов» в своем обычном издании. В Национальном собрании Эдуар Эррио (Edouard Herriot) предложил устроить минуту молчания, и лишь два депутата отказались ее соблюдать. Хитрец Дуайт Эйзенхауэр рассчитывал на «разрядку».
Как считает историк Мартен Малиа (Martin Malia), эта кончина знаменовала завершение «центрального эпизода советской истории (…). Только благодаря действиям Сталина, ленинская революция смогла ожить и распространиться на треть планеты». Без него в результате НЭПа «Россия бы медленно скатилась к чему-то вроде социал-демократии, которая ни для кого не могла бы стать примером». Если к этому добавить и славу победоносной борьбы с нацистской Германией, то получается, что в марте 1953 года из жизни ушел практически живой бог.

Закулисные игры

Комикс Нюри и Робена, в котором центральное место уделено агонии Сталина, а заключительная часть рассказывает о падении министра внутренних дел Лаврентия Берии, пытается тонко показать процесс десталинизации через мрачную закулисную борьбу аппаратчиков из Политбюро. Всего их семь: сам Берия, Георгий Маленков, Никита Хрущев, Анастас Микоян, Лазарь Каганович, Николай Булганин, Вячеслав Молотов. Не говоря уже о герое Второй Мировой войны маршале Жукове. В сборе все, кроме Климента Ворошилова.

«Это - намеренный выбор. Ворошилова нет в составе героев, потому что я хотел использовать голосование большинством», - объясняет Фабьен Нюри. Решения на собраниях Политбюро принимались голосованием и посчетом поднятых рук. Перед читателем предстает череда обеспокоенных, ухмыляющихся, торжествующих и угрожающих лиц со сжатыми зубами или хищным оскалом. Так Тьерри Робен стремится драматизировать наименее известную сторону вопроса: образы собравшихся за столом людей в черных костюмах.

Первый том стал захватывающим описанием этого невероятного режима абсолютного террора. Прежде всего это касается отдающей безумием истории о фортепианном концерте Моцарта №23, которая, как утверждает Фабьен Нюри, была отражена в мемуарах Шостаковича. Однажды вечером это произведение прозвучало в радиоэфире в исполнении знаменитой солистки Марии Юдиной. Музыка так понравилась Сталину, что он потребовал себе запись. Увы, концерт шел в прямом эфире, и звук в тот момент не записывался. В результате музыкантам пришлось сразу же исполнить его во второй раз, чтобы угодить диктатору-меломану.
«Это кажется неправдоподобным, но реальность оказалась еще невероятнее, потому что ночью пришлось открыть завод для печати пластинки и типографию для конверта! - рассказывает сценарист. - Если бы мы вставили это в комикс, никто бы нам не поверил…»

Еще одна, не менее поразительная история - о кончине Сталина. Глава советского государства умирал, но никто не решался войти в его спальню. Ему пришлось мучиться в агонии. Но как вообще можно было его лечить? Это было опасно: если врач не справится, его можно обвинить в том, что он сделал это нарочно. А вместе с ним - и того, кто его выбрал.

Через несколько недель после антисемитской операции, известной как дело врачей-отравителей, риск казался огромным. Отсюда - бесконечные обсуждения вплоть до единогласного голосования в Политбюро по списку находящихся вне всякого подозрения врачей, которые, разумеется, прибыли слишком поздно. Все это время Сталин валялся в собственной моче, чему есть реальные подтверждения.

«Может показаться невероятным, что они ничего не делали столько времени, но ситуация, действительно, была (…) невероятной, - анализирует историк Саймон Себаг Монтефиоре (Simon Sebag Montefiore). - Не стоит забывать об атмосфере истерии и подозрительности к белым халатам, которая царила тогда во властных кругах. Личного врача Сталина пытали, чтобы тот прописал отдых своему пациенту».

Чересчур романической теории отравления или неподдающейся проверке гипотезе об убийстве Сталина Берией Фабьен Нюри предпочитает сценарий параноидальной логики, в рамках которой обуреваемые страхом (чистки) и надеждой (унаследовать его место) товарищи Сталина попросту бросили его умирать.
Берия - идеальный негодяй

Второй том, посвященный по большей части безжалостной войне за наследство, которая развернулась после кончины Иосифа Джугашвили, жертвует хронологической точностью и исторической достоверностью ради интриги.

Из всего ареопага подлецов, который представляет собой Политбюро, Берия - хуже всех. Внешне он преисполнен печали, но в глубине души довольно потирает руки. Он жаждет власти и добывает тайные сталинские досье, чтобы не пропустить вперед ни одного из своих соратников-соперников. Этот персонаж прячет беспокойные и хитрые глаза за мутными стеклами маленьких очков. Его улыбка светится злорадством и презрением.

Если к этому добавить его ярко выраженный садизм (он был серийным насильником, и комикс демонстрирует его за этим занятием), то получится совершенно чудовищный персонаж. Рядом с ним другие аппаратчики выглядят всего лишь слабаками (Маленков) и подлыми карьеристами (Хрущев) или даже вызывают симпатию (Молотов, опечаленный потерей жены)! Скажем прямо: этот прием прекрасно работает.
Тем не менее, такая картина не слишком соответствует действительности.

Прежде всего, дело в том, что у всех этих людей была кровь на руках. Удалец-Хрущев устроил бойню на Украине, Маленков сыграл заметную роль в крупнейших чистках, а Молотов был тем, кто подписал с Риббентропом знаменитый советско-германский пакт. После 5 марта 1953 года в стране развернулась бескомпромиссная борьба за власть, которую вели между собой безжалостные убийцы. «При полном отсутствии какой-либо идеологии», - подчеркивает Фабьен Нюри.
Без идеологии? Вот уж нет, уверен Монтефиоре: «Несмотря на 20 миллионов погибших, 28 миллионов депортированных, 18 миллионов из которых отправили в ГУЛАГ, после всех этих убийств у лидеров партии все еще была вера». Мартен Малиа доказывает это так: от Ленина до Горбачева, в «жесткие» и «мягкие» периоды задачей власти всегда было построение коммунизма (а затем спасение системы).

Берия = Горби?

Кроме того, Берия пришел к власти после смерти Сталина и начал… масштабное движение по десталинизации: освобождение миллиона узников ГУЛАГа, критика дела врачей-отравителей, политика разрядки отношений с Западом… Но в июне 1953 года взбунтовалась ГДР, и по призыву Вальтера Ульбрихта советские танки вошли в Восточный Берлин. Это и стало причиной падения Берии: немного позже (26 июня) Хрущев с сотоварищами добился его задержания, и по итогам процесса его расстреляли 23 декабря 1953 года.

Комикс полностью игнорирует «оттепель» и вместе с ней - неоднозначность этого персонажа. Хотел ли он десталинизировать страну, как это ловко проделал Хрущев со своим докладом на ХХ съезде партии? Или же он просто пытался сохранить за собой власть, потому что ощущал угрозу? Точных фактов у нас нет. Тем не менее, как считает Симон Себаг Монтефиоре, «его политическая программа предвосхитила программу Горбачева». Ни больше ни меньше.

Возможно, когда-нибудь любители альтернативной истории узнают, что стало бы с СССР под властью победившего Берии. Тем временем его недоброжелатели играют в свою любимую игру: составляют (расстрельные) списки.

Скажем прямо: лучшее в этом комиксе, который, как ни крути, опирается на серьезную документальную базу, - это прежде всего его изобразительная сила. Фабьен Нюри ловко использует своеобразный шифр. Так, например, в первом томе приезжают за дирижером, который должен снова сыграть концерт Моцарта: то, что должно было стать для него моментом славы, принимает форму полуночного ареста (в те времена это было равнозначно исчезновению).
Позднее, во время репетиции похорон, рядом с гробом падает огромная эмблема с серпом и молотом. Ужас, который отражается на лице виновного (или невиновного) техника, наглядно свидетельствует о грозящей ему опасности: обвинение в саботаже (расстрел, депортация…). А в итоге - ему просто приходится выслушать ругань: после Сталина убивают меньше.

Но даже мертвый Сталин все равно убивает людей. Миллионы людей двинулись в Москву, чтобы принять участие в похоронах, но власти из опасения беспорядков решили прервать паломничество. Некоторые все равно устремились в столицу, и армия открыла огонь. Не знаешь, что и думать при виде этой непристойной, глупой и трагической сцены, когда одни истовые сталинисты убивали других.

Урок Джона Форда

Нужно признать, что авторы комикса, которые лавировали между вымыслом и реальными фактами, действительно много читали (и смотрели) и включили в свое повествование немало неожиданных деталей. Так, в коротком фильме о похоронах Сталина можно заметить странный гроб с отвестием, закрытым плексигласом, через которое было видно лицо покойного.
Эта странность не ускользнула от художника.

Тусклая атмосфера лишь подчеркивается цветовым контрастом: ярко красный на фоне оттенков серого и зеленого. Экспрессионистская прорисовка усиливает тягостное ощущение. «Меня вдохновляли Фриц Ланг и Теа фон Харбу», - улыбается художник. Гротеск вступает в спор с трагедией, усиливая абсурдность происходящего.

СССР марта 1953 года воссоздан в комиксе не таким, каким был на самом деле, а таким, каким должен был быть. «Мы не историки!» - справедливо отмечает Фабьен Нюри. Сила вымысла как раз и заключается в том, что он позволяет ощутить на вкус этот режим, облачает в плоть персонажей, которые сегодня тихо сидят на страницах исторических книг. Здесь вспоминается урок Джона Форда в конце фильма «Человек, который застрелил Либерти Вэланса»: «Когда легенда становится фактом, печатай легенду!»

Сделав Кремль более реалистичным, то есть, простите, более социалистически реалистичным, авторы дали нам редкую возможность ощутить себя на «ты» с историей. Товарищ читатель, ты тоже можешь оплакать «Смерть Сталина»!