Что я вам, русским, сделала?

Я родилась в 25-м году, а в 39-м пошла война. И так пошла, что до 45-го спокойно не стало. У нас знаете, как ходили: туды-сюды, туды-сюды. Сначала польско-немецкая война, потом немецко-русская, и всё не наша. После войны парни у селе пошли в партизаны. У моего отца брат был, мой дядя. У него — три сына, они тоже убежали в лес. Но они мне родные! Я коров под лесом пасла, там с ними встречалась и передавала им еду. За это меня и выдали. В мае война закончилась, а в июле меня и сестру Соню арестовали. Три месяца — и я уже поехала на Север. Там быстро оформляли. Кого ни за что — тех дольше держали. А мне быстро 10 лет дали.
В Инту мы приехали молодые, кровь с молоком, поэтому большинству дали тяжелый труд. Як заработаем — так нас и кормят: кто норму выполнит — 900 граммов хлеба, кто нет — 600.
Жили мы дружно: и русские, и немцы, и латыши. Молодежь духом не падала. Собираемся — хи-хи да ха-ха. Кто хотел, мог повеселиться, поскакать. Там и кино было, и артисты приезжали. Я, правда, не ходила, не интересовалась. И с мужчинами дел не имела, что вы! Мне было дорого родным письмо написать, а больше ничего не надо.

Ольга Гончарук (слева) на лесоповале. Коми АССР, 1948 год

Отсидела я все 10 лет, от звонка до звонка. Вышла, в Печоре я устроилась в пошивочную мастерскую. Никому не рассказывала, что была осуждена, зачем? Сказала, что за длинным рублем приехала, по вербовке.Я не хотела, чтобы меня называли «бандеровка», «изменница родины». Вызнаете, как на нас смотрели, уж как презирали нас! Сынарепрессированных в армию бы не взяли, за границу бы не пустили. Я за детей боялась! Соседи, конечно, всё про меня знали. В одном бараке жили, по однойстатье сидели. Вечерами собирались, песни пели, лагеря вспоминали… А наработе сказала, только когда перестройка пошла, когда всё открылося.

Бригада украинок. Печорлаг, 1948 год

Потом радость была, что мамку живой увидела, что сын в университет поступил. Сама-то я безграмотная. Когда арестовали, только азбуку знала. Азбуку! А тут я попала в лагерь, увидела пространство, узнала многих людей, всякие взгляды… Шить выучилась… Этим я довольна.
На родине мы жили небогато. Бедно жили, не то что теперь. Война была, холод, голод. Счастья я никогда не видела и ничего хорошего в жизни не могу вспомнить. Мне жалко моей молодости, что у меня ее не было, что я поздно стала мама… В лагере я не думала, что у меня будет семья, будут дети… На Украине у меня парня не было, откуда? Все, какие были, пошли на войну. Кто на войне не помер — ушли в партизаны. А партизаны все или в лагерях, или не живые.
Муж мой тоже был украинец, тоже отсидел 10 лет, вышел, жил в том же бараке. Все, кто выходил, — друг к другу присматривались: девчонки к парням, парни к девчонкам. Смотрели, кто кому подходит, шли и расписывались. Просто чтобы не остаться одному.
Сейчас я при деньгах, пенсию получаю… Даже прибавка есть за то, что сидела, 100 с чем-то рублив…
Что я вам, русским, сделала? Никому ничего. А молодость прошла ни за что.

В 1985 г. Гончарук О.Н. реабилитирована

ПСЫ: ну, если реабилитирована, то значит, ни за что - понятное дело.

http://poltora-bobra.livejournal.com/532031.html

Ужасы сталинских лагерей налицо. И главное - низачто.