"Проклятие Сталина"

Кто начал холодную войну? В течение первых двух десятилетий после ее начала ответ на этот вопрос казался очевидным: сталинский Советский Союз был ответственен за распад военного альянса против Гитлера непосредственно после завершения Второй Мировой войны, а также за развязывание дорогостоящей борьбы за мировое господство между коммунизмом и капитализмом. Затем в конце 1960-х годов западные ученые и интеллектуалы попытались пересмотреть историю, оправдать русских и – что было вполне в духе того времени – возложить вину за происходящее на плечи президентов Трумэна и Эйзенхауэра, а также НАТО, ЦРУ и американского «военно-промышленного  комплекса».

К счастью, когда в 1992 году холодная война закончилась, рассекречивание российских архивов позволило, наконец, докопаться до истины: на самом деле холодную войну начал Сталин. Разумеется, среди экспертов все еще есть левоцентристы, которые настаивают на ревизионистской теории. Они вполне оправданно приводят в пример румынскую секретную полицию, сотрудники которой продолжали отстреливать своих врагов из окон на верхних этажах зданий уже после падения режима Николае Чаушеску. Тем не менее, теперь теориям американской вины был нанесен сокрушительный удар: недавно в свет вышла книга, в которой автор безупречно и убедительно доказал, что на заре холодной войны «Москва предпринимала все необходимые шаги и что, как бы то ни было, Запад слишком спокойно к этому относился вплоть до 1947-1948 годов, когда жребий уже был брошен».

В «Проклятии Сталина» («Stalin’s Curse») Роберта Геллатели (Robert Gellately), историка из государственного университета Флориды, автор описывает, как Сталин «пользовался своим мощным влиянием, гораздо более непосредственно, чем принято считать» во время послевоенного раздела Восточной Европы коалиционными правительствами. Философия Сталина хорошо отражена в одном высказывании 1948 года: «Наносите удар, когда можете, и избегайте сражения, если вы к нему не готовы. Мы вступим в сражение, когда условия будут благоприятствовать нам, а не нашему врагу».

Поэтому когда ревизионисты указывают на те моменты, в которые Сталин воздерживался от конфронтации – в частности, когда речь шла об Иране, Греции, Берлине, Корее и Китае – и пытаются представить его как жертву агрессии Запада, становится очевидным, что Сталин просто осознавал необходимость некоторого стратегического отступления, особенно во времена, когда в распоряжении Запада была атомная бомба (у России она появилась только в 1949 году). Г-н Геллатели уже написал три научных работы, посвященных нацистской Германии, поэтому он хорошо разбирается во враждебном настрое тоталитаризма в его худших формах, а также в том, какое влияние оказывают решения диктатора на судьбы миллионов простых людей.

При том, что вторжение гитлеровских войск в СССР стоило стране жизней 25 миллионов советских людей, по оценкам г-на Геллатели, коммунистический эксперимент стоил ей примерно столько же. Другими словами, кампании, которые Ленин и Сталин начали против своих сограждан, привели к смерти такого же числа людей, как и самая масштабная и жестокая война, когда-либо развязанная одной нацией против другой. 

Отчасти катастрофические ошибки Сталина во внешней политике, которые привели к тому, что он совершенно пропустил подготовку операции «Барбаросса» по захвату России, объясняются его фанатичной приверженностью идеям марксизма-ленинизма. В частности, он не видел практически никакой разницы между такими «капиталистическими» странами, как Германия, Италия, Америка, Франция и Британия даже в 1930-е годы, когда фашизм уже заразил первые два государства и обошел стороной последние три. Согласно учению марксистов, капитализм неизбежно приводит к фашизму, поэтому Сталин был неспособен или не готов увидеть различия между действиями нацистской Германии и «буржуазного» Запада и оказался одураченным Пактом Молотова-Риббентропа, заключенным в 1939 году. Поскольку, согласно этому же учению, капиталистическим государствам свойственно вести войны между собой, Сталин полагал, что заключенный пакт позволит Советскому Союзу стать «третьим участником боя, который посмеется», после того как двое других уничтожат друг друга. Его позиция во внешней политике оказалась весьма прискорбной ошибкой, которая в течение двух лет открыла Гитлеру дорогу к вторжению в СССР.

Вероятнее всего, первых своих жертв Сталин убил в 1902 году, однако он начал отдавать приказы о проведении массовых расстрелов в июле 1918 года, когда он находился в Царицыне (позже переименованном в Сталинград, а затем в Волгоград) во время Гражданской войны. Хотя некоторые историки, такие как Йорг Баберовски (Jörg Baberowski) утверждали, что Сталину просто нравилось убивать людей, г-н Геллатели считает, что все казни проводились из побуждений, основанных на учении марксизма-ленинизма, хотя и в несколько извращенном его понимании. Таким образом, «Проклятье Сталина» представляет собой опровержение теории сталинизма, предложенной Джорджем Кеннаном (George Kennan), который преуменьшает роль идеологии в обосновании действий Сталина, подчеркивая вместо этого традиционные внешнеполитические цели России. «Учение марксизма-ленинизма определяло все в жизни Сталина, - убедительно заключает г-н Геллатели, - от его политики и военной стратегии до его личностных ценностей».

Читатели, скорее всего, удивятся, узнав, что в 1946-1947 годах на территории Восточной Европы был голод, в результате которого погибли более миллиона человек. Это стало лишь одним из эпизодов серии послевоенных актов геноцида, настолько же сознательно вызванного и политически мотивированного, как голод на Украине в 1930-е годы. Массовые переселения балтийцев, поляков, украинцев и других привели к широкомасштабным этническим чисткам на всей территории Советского Союза. К счастью, г-н Геллатели позволяет себе некоторые забавные отступления, чтобы несколько разбавить мрачность повествования: к примеру, он описывает румынского премьера Петру Гроза (Petru Groza) как «довольно эксцентричного человека, который в своем щеголеватом костюме и цилиндре совершенно не был похож на лидера политической партии, называющей себя «Фронтом земледельцев».

Г-н Геллатели критикует Запад - в частности президента Франклина Рузвельта – за «поощрение» действий Сталина во время Второй Мировой войны и, не в последнюю очередь, во время конференции в Тегеране, состоявшейся в ноябре 1943 года, когда президент Рузвельт демонстративно принял сторону Сталина против Уинстона Черчилля в вопросе главной стратегии войны, настаивая на скором нападении на Нормандию и отпуская вместе со Сталиным шутки личного и политического характера в отношении Черчилля. Автор книги цитирует слова начальника штаба Британии генерала сэра Алана Брука (Alan Brooke), который сказал, что «теперь президент у Сталина в кармане».

Однако это высказывание нельзя назвать справедливым ни применительно к конференции в Тегеране, ни применительно к встрече лидеров в Ялте: Рузвельт никогда не был у Сталина в кармане. Однако президент прибег к дипломатическому демаршу, чтобы вызвать расположение Сталина: он надеялся, что его очарование и добродушие помогут убедить Сталина смягчить свои позиции в отношении Восточной Европы и даты, когда СССР объявит войну Японии. Однако эти попытки оказались успешными лишь отчасти. Между тем, Черчилль тоже небезгрешен. Во время Ялтинской конференции в феврале 1945 года он искренне полагал, что Сталину можно верить – к примеру, верить его обещанию дать Польше независимость после окончания войны. Для человека, в прошлом столь проницательного в отношении большевизма, Черчилль, очевидно, поддался некому абсурдному самообману в последние месяцы своего премьерства военного периода.

Что касается более позднего периода времени, когда президент Рузвельт был уже мертв, а президент Трумэн пытался вычислить намерения Сталина, г-н Геллатели пишет, что Сталину «было все равно, какими американцы считали его мотивы, пока они не мешали ему получать то, чего он хотел». Слишком часто было невозможно помешать Сталину получить то, чего он хотел, особенно в Восточной Европе непосредственно в послевоенный период, по той простой причине, что девять миллионов бойцов Красной Армии были размещены в тех регионах, куда американцы и британцы просто не могли попасть. Не имея возможности угрожать России атомной бомбой – это было просто немыслимо, учитывая то, сколько жизней было положено на борьбу с нацизмом, а также популярность СССР на Западе – восточноевропейские государства не располагали никакими средствами для защиты от участившихся посягательств на их независимость и целостность со стороны СССР.

В этом смысле «Проклятье Сталина» стоит прочесть вместе с недавно вышедшей книгой Энн Эпплбаум (Anne Applebaum) под названием «Железный занавес» («Iron Curtain»), где рассказывается о событиях в Восточной Европе, ставших прямым следствием решений Сталина в Кремле, о которых пишет г-н Геллатели. Страшно подумать, что могло бы случиться, если бы предатели с Запада раскрыли Сталину технологию изготовления атомной бомбы до 1949 года и он бы завладел ей уже в 1946 или даже 1945 году.

В своей книге г-н Геллатели демонстрирует глубокое знание источников со всей Восточной Европы, а также материалов российских архивов, что убеждает нас в правильности его выводов. Когда США, названные «вынужденным участником» холодной войны, предложили России некоторую помощь в соответствии с Планом Маршалла, который был призван оказать поддержку в восстановлении разоренной войной Европе, Сталин насмешливо отказался. «Сталин гордился тем, что ему удалось ввести в заблуждение Белый дом», как пишет автор, однако ответ на предложение помощи по Плану Маршала оказался безошибочным: он приговорил мир к более чем 40 годам соперничества и конфронтации. Запад не стал реагировать слишком остро, однако он запомнил сталинские провокации и его как никогда очевидную враждебность и начал действовать соответствующим образом. Вина за бесплодный тупик, из которого мировая история не могла выбраться более полувека, наконец, легла на плечи истинного преступника: это и было проклятьем Сталина.