«Лента.ру» публикует дневник Дениса и Алины Синяковых

Больше месяца назад, 19 сентября 2013 года, спецназ погранвойск ФСБ в Печорском море взял штурмом принадлежащее экологам из Greenpeace судно Arctic Sunrise. Ледокол вместе со всеми, кто находился на борту, отконвоировали в порт Мурманска. Пассажирам и членам экипажа предъявили обвинения в пиратстве; все 30 человек с судна были арестованы на два месяца. Среди пассажиров оказался известный фотограф Денис Синяков, снимавший, по заданию редакции «Ленты.ру», акцию протеста экологов против добычи нефти в Печорском море. 23 сентября Следственный комитет изменил вменявшуюся активистам и экипажу судна статью — теперь их обвиняют в хулиганстве. Все они по-прежнему содержатся под стражей. «Лента.ру» публикует отрывки из дневников Дениса Синякова, сидящего в мурманском СИЗО, и его жены Алины.

Денис. Грязно-бежевым выкрашены стены камеры, 12 квадратных метров, не больше. Пять железных сваренных шконок. Нас тут трое. Облезлый потолок, зарешеченная лампа на нем. Двойные решетки на окне, за которым пейзаж не меняется годами. Вид на грязный дворик, который, впрочем, не для нас — для баландеров и галерных. Нас водят в один из десяти боксов, где неба не видно, но есть турник: уличные камеры с решеткой. Иногда небо все же видно сквозь дырявый шифер, а в последнее время оттуда сыплет снег. Наступает зима. Хожу гулять каждый день, так как это единственная возможность покричать через стены и узнать, как дела у членов команды зеленого ледокола Arctic Sunrise. Девушек водят на прогулку в другое время, и я волнуюсь за них, особенно за Сини — у нее проблемы с щитовидкой. Сегодня уже месяц с того момента, как корабль был захвачен спецназом в Баренцевом море.


Алина. Я никогда не была в Париже. Всегда очень хотела, но все как-то не получалось. И не то чтобы это город моей мечты, но побывать там все равно надо каждому, я считаю.
 И лететь в Париж нужно обязательно с романтическим настроением и с любимым мужчиной. У меня такой есть. Но поездка уже очень давно откладывалась: то погода не подходящая, то ребенка не с кем оставить, то еще что-нибудь…


И вот в августе мне наконец удалось склонить Дениса на сторону добра и романтики — уговорила поехать на его день рождения в Париж. Сегодня 16 октября. Его день рождения. Я — в Москве. Денис — в Мурманске. Опять нашел повод, чтобы не ехать... Просто удивительный человек! Как ему это удается? С днем рождения...


Денис. Тогда, 19 сентября, стоял хороший тихий солнечный день. Сутки прошли с последней попытки высадить инспекцию на судно Greenpeace с корабля береговой охраны «Ладога». Корабли описывали круги у платформы «Приразломная» радиусом в четыре мили. Из портативных колонок на палубе играл Марк Нопфлер. Джон, насвистывая в такт, клеил лодки, порезанные накануне пограничниками во время мирной акции протеста у платформы. Я сидел на второй палубе, обрабатывая фотографии. Раздался звонок, из трубки раздалось что-то типа «будет шторм». Удивился еще: какой шторм в такую ясную погоду, но взял камеру и вышел на палубу. Услышал такой знакомый по Афганистану звук хлопающих лопастей вертолета. «Штурм» — имел в виду голос в трубке.

Кажется, прошли секунды, а тень большого вертолета уже накрыла палубу. Сбросили с него веревку. Команда, сносимая ветром, бегала под ним, подняв руки, не давая возможности сесть. Но он и не собирался: как в фильме, по веревке начали спускаться бойцы спецназа. Я бегал вокруг, ложился на палубу, стараясь собрать в одном кадре не влезающий в него вертолет, бегающих людей, вооруженных бойцов в масках и шлемах, платформу и корабль пограничников с уже закатным ярко-рыжим солнцем на заднем плане. Побежал за двумя солдатами, которые ломились в дверь мостика. Вернулся назад к уже сидящей на коленях команде, получил удар в спину и оказался лежащим на палубе с упирающимся в спину автоматом. Фотокамера перекочевала на шею одному из бойцов, а я так и остался лежать, вытянув вперед руку с аккредитацией.


Согнали всех на камбуз, впрочем, не грубо. Кто-то написал на доске мелом: «Russian soldiers! Welcome onboard!» К утру нам разрешили вернуться в свои перевернутые вверх дном каюты, корабль потащили на тросе в Мурманск. Пять дней тащили!


Там началась история, которая еще будет записана жирными буквами в 40-летнюю историю Greenpeace и которая изменила мою жизнь. Возможно, она изменит и жизнь журналистского сообщества, которое еще верило в иммунитет корреспондентов от преследования за освещение событий.

Алина. Пытаюсь не хандрить и внести немного юмора в эту кошмарную ситуацию. Когда была в Мурманске, Денис просил меня купить ему книг на английском языке. Купила «Пиратов Карибского моря», «Остров сокровищ»... Все книги про пиратов, что нашла. Пусть читает. Только напрямую передать их не удастся: книги можно только отдать в библиотеку СИЗО, и заключенные оттуда смогут их брать.

Денис. 
Потом был ночной дождливый Мурманск, разрываемый сиренами спецтранспорта, люди в масках и сотня полицейских в здании Следственного комитета. Мне предъявили бумагу, гласящую, что я обвиняюсь в пиратстве в составе банды. Отправили в грязный изолятор временного содержания на двое суток. Был там незлой полицейский, который в нарушение инструкций принес из магазина средства личной гигиены, взяв часть денег из ранее изъятых у меня. Спасибо ему за это.


Все это время, до решения об аресте, я убеждал моего сокамерника кока Руслана, что завтра все закончится. Сам верил в то, что этот абсурд не может длиться вечно. Повезли в суд, там — запинающийся следователь, безразличный судья и моя неуверенная речь. Волновался, хоть и готовился накануне. Два месяца в СИЗО — решил судья.


СИЗО еще называют «централом». Самое прискорбное тут — отсутствие новостей. Газету приносят дважды в неделю и только местную. Телевизора тогда еще не было. Новости просачиваются к нам с приходящей правозащитницей Ириной Владимировной [Пайкачевой]. Спасибо ей!


Узнаю, что миллионы людей за нас, журналисты за меня. Подыскали мне славного адвоката из Москвы. Через неделю меня перевели из «этапки» в другую камеру, тут есть телевизор. (Неразборчиво) у [телеведущей Марианны] Максимовской на «Рен-ТВ» показывали сюжет о нашем деле, а главное — мою семью. Как свидание с ними! Спасибо, Марианна! Они молодцы, и я дико скучаю по ним.


Алина. Наш с Денисом прекрасный сын Вася, как и все дети, ходит в садик. Несмотря на его юный возраст, это уже его третий сад. Но, похоже, мы с этим местом больше никогда не расстанемся, потому что садик прекрасен: там работают очень чуткие люди.


Когда Денису предъявили обвинение в пиратстве, посадили [его] в СИЗО в Мурманске, это показывали по всем телеканалам и трубили на всех радиостанциях, а наша воспитательница Елена Николаевна деликатно молчала. 
 Утром, спросонья, зная, что у ребенка сегодня физкультура, достаю из шкафа шортики и сложенную белую маечку — первую, что попалась под руки. Отнесла в сад, положила на полку, забыла. 
Наступает вечер, прихожу обратно за ребенком, интересуюсь, есть ли что постирать... Елена Николаевна демонстративно достает из шкафа ту самую белую майку, разворачивает ее, а там принт: белый медведь на льдине и надпись — «Save the Arctic». Эту майку — специально под Васин размер — нам несколько месяцев назад подарил Greenpeace.


Хихикая, воспитательница задает мне всего один вопрос: «Алина, скажите, в вашей семье других маек не водится?» Так что все в курсе, все всё понимают... Только ничего не меняется.


Денис. У меня не было иллюзий об исходе апелляции. Но я, тем не менее, готовился. Очень сложно защищаться, когда для этого нет возможности: все договоры и контракты с газетами и журналами — в изъятом компьютере. Но вы, друзья, помогли, спасибо! Я видел ваши открытые письма, поручительства и заявления. 

Тюрьма — удивительное место. Она заставляет пересмотреть взгляд на многие вещи. Я с удивлением вижу, как встают на мою защиту коллеги, которых я даже не знаю. Какими героями становятся целые коллективы изданий и телеканалов. И как, в то же время, становятся трусливыми мышами бывшие работодатели, боясь за свое имя. Отличный опыт, и я не могу не поблагодарить судьбу за него.



Алина. У меня никогда не было ни одного друга-адвоката. Даже близких приятелей с такой странной профессией не было. Я только фильм «Адвокат дьявола» смотрела, и все. А теперь адвокат — это тот человек, от которого фактически зависит моя жизнь. Только он может беспрепятственно видеться с Денисом, узнавать, как у него дела, и только в его руках — исправить этот ад, который происходит сейчас с нами, со мной.


А пока я изучаю, какие есть суды и инстанции, как проходят апелляции, какой минимальный срок задержания, сколько времени могут держать под арестом человека без предъявления обвинения, как проходят домашние аресты... Кажется, я скоро смогу сдавать экзамены по праву экстерном и давать консультации. Надо кому?

Денис. Апелляция. Зачем нужна эта видимость правосудия и состязательности? Очевидно, что судья, прокурор и следователь действуют заодно. У нас отличный Уголовно-процессуальный кодекс, читаешь — радость, жалко только, что никто им не пользуется. Для избрания самой жесткой из возможных мер пресечения — содержание под стражей, нужны весомые обстоятельства. А меня закрыли, в том числе, по показаниям трех пограничников, которые рассказали следствию: все 30 человек экипажа находились в лодках и совершали преступление. Но столько человек в лодки Arctic Sunrise просто не влезет! Пограничники подробно описали даже спавшего в это время кока и медика Катю. 
Судья наплевал и на поручительства, и на готовый к уплате залог, он даже забыл рассмотреть вопрос о том, чем же я на самом деле занимался на корабле. Зато ему показалась убедительной версия следователя, что я могу скрыться к месту отбытия корабля в Норвегию, несмотря на то, что тот сам и изъял мой загранпаспорт.


На всех судах, что я раньше снимал, было то же самое. Басманное правосудие изобрели не в Мурманске.



Алина. Собралась лететь в Мурманск, распечатала билет, не забыла свой паспорт, приехала заранее в аэропорт. Только не в тот. Вылет был из «Внуково», а я приехала в «Шереметьево». Ну, в предыдущий раз я из «Шереметьево» летела — значит, и в этот раз оттуда же! В итоге за бешеные деньги купила билет на ближайший прямой рейс из того аэропорта, в котором оказалась.

Со мной часто происходит что-то подобное, но такие вопросы всегда решал Денис, и, собираясь улетать куда-то, я раньше думала только о том, какое платье я с собой возьму, а из какого аэропорта вылетать — думал мой муж. Но он сейчас не со мной. Поэтому думать приходится обо всем самой. 


Денис. 
Всю свою профессиональную жизнь я старался быть очевидцем самых важных событий, критически смотреть на вещи, делать свои собственные истории. Важной историей для меня стала история об Арктике. Ее я снимаю уже несколько лет, работая и с Greenpeace, и с «Газпромнефтью». Сейчас эта история и вовсе стала поворотной в моей жизни. 

Ваши письма заканчиваются словами «Не унывай». Я обещаю вам, что не буду. Нахожу себя в рисовании, чтении Солженицына и УПК. Довольно интересно, спасибо библиотекарю! 

Хочу поблагодарить всех вас за поддержку, письма и протесты. Низко кланяюсь. Боритесь, пожалуйста, за нашу и вашу свободу! Оказалось, так легко загреметь сюда, даже просто выполняя свою работу. Денис.



Алина. Город Мурманск встретил меня снегом и холодом. Октябрь месяц, а город по колено в снегу. Шубы, дубленки, шапки, перчатки, теплые носки. Еду в СИЗО №1 Мурманска. Очень волнуюсь. Что сказать? Как поддержать? Что можно обсуждать, а что нельзя? Нас же слушают... Нужно быть умнее.

Собаки, крошечные окошки, люди в форме. Заводят в комнатушку, там стекло и трубка. Денис небритый, но выглядит хорошо. Трогаем руками стекло, оно нагревается, чувствуем тепло друг друга. Забываю о том, что хотела сказать, теряюсь, глупо улыбаюсь. Собираюсь. Говорим полтора часа, я читаю письмо мамы и брата, рассказываю о делах, о сыне, показываю его фотографии, потом — снова разговоры о друзьях и коллегах, слова поддержки, планы на жизнь...

Полтора часа — это мало. Очень не хочется прощаться. Целуем стекло в одном и том же месте, получается почти как настоящий поцелуй. Выхожу, ловлю такси, беготня, беготня, беготня. Сон — три часа, аэропорт, самолет, Москва.