Сьогодні: Пт, 22.11.2024 05:44:09
ЖЖ Инфо » Мой блог » Ivan_Magregor » 2014 Январь 10
На Остин-стрит, где убили Китти Дженовезе,
было много домов, но хата каждого местного жителя оказалась с краю
Фото: Getty Images/Fotobank
Преступника задержали через шесть дней, когда он пытался обокрасть дом. Убийцей оказался 29-летний Уинстон Мосли — примерный муж и отец двоих детей. Арестованный сознался в убийстве Дженовезе и еще двух аналогичных убийствах, а также в серии грабежей и изнасилований. Мосли был приговорен к смерти, но приговор заменили пожизненным заключением. В 1968 году он сбежал, чтобы добавить к своим подвигам еще одно изнасилование, однако в конце концов был вновь водворен за решетку. Личность Мосли вызывала всеобщее омерзение, но гнев общественности был направлен не на убийцу, а на соседей, которые могли спасти Китти Дженовезе, но не спасли. Следствие установило, что крики слышали 38 человек, но большинство из них не ударили палец о палец ради попавшей в беду девушки. Пресса бушевала по поводу безразличия и равнодушия "38 негодяев". Кто-то сокрушался о старых добрых временах, когда соседи помогали друг другу. Кто-то требовал наказать соседей за неоказание помощи, но юристы отвечали, что нет закона, который заставлял бы звонить в полицию или лично вступать в борьбу с преступником.
Сами же соседи находили разные объяснения своему невмешательству. Несколько человек не были уверены в уровне своего английского. Одна женщина сказала, что приняла крики за ссору двух любовников. Один мужчина объяснил, что слишком устал и просто хотел поспать. Некоторые честно признались, что им было глубоко наплевать на происходящее, и потому у них не было никакого желания лезть не в свое дело. Все 38 человек сходились в одном: они считали, что, раз крики разбудили всех соседей в округе, значит, кто-нибудь из них позвонит в полицию или придет на помощь. Зачем же утруждаться, если кто-то другой обязательно возьмет на себя все хлопоты? Получалось, что Китти умерла именно потому, что вокруг было слишком много людей.
Делом Дженовезе заинтересовались психологи Джон Дарли и Бибб Латене. В 1968 году они провели серию экспериментов, доказывавших, что для людей вполне естественно оставлять ближнего в беде. В ходе экспериментов женщина изображала падение и притворялась, что ей нужна помощь. Если рядом с ней находился только один испытуемый, то в 70% случаев он брался ей помочь, например бежал к телефону, чтобы вызвать врача. Чем больше испытуемых находилось в комнате, тем меньше оказывалось добровольных помощников. Как и в случае с убийством на Остин-стрит, люди считали, что пострадавшей поможет кто-то другой. Такое перекладывание ответственности на других было названо синдромом Дженовезе, эффектом свидетеля или эффектом постороннего. Казалось бы, объяснение трагедии, разыгравшейся в Кью-Гарденсе, было найдено, ведь равнодушие заложено в человеческой психологии, а значит, ничего необычного той страшной ночью не произошло. Однако психологи не могли объяснить главное: почему раньше все помогали друг другу, а потом перестали? Если бы равнодушие и раньше было нормой, то смерть Китти не вызвала бы такого скандала. Между тем история вызвала шок именно потому, что люди привыкли ожидать помощи от соседей. И действительно, в прежние времена прекрасно знали, как бороться с синдромом Дженовезе, хотя понятия не имели о том, что это такое.
Уинстон Мосли (слева) был серийным убийцей,
но звездой его кровавого сериала стал не он,
а его последняя жертва
Фото: Getty Images/Fotobank
В средневековой Нормандии не было ни одного специалиста по социальной психологии, но все знали, что соседи по своей воле на помощь, скорее всего, не придут. Поэтому норманны разработали особую юридическую формулу, больше похожую на магическое заклинание. Если человек видел, что кто-то совершает нечто незаконное, он должен был упасть на колени и в присутствии как минимум двух свидетелей прокричать: "Аро! Аро! Аро! Приди ко мне, мой князь, ибо мне творят зло!" Значение слова "аро" было утрачено уже в Средние века, но смысл призыва был понятен каждому. Предполагаемый злодей, услышав эти слова, был обязан тут же прекратить то, что делал, даже если считал свои деяния абсолютно законными. Все, кто слышал этот клич, должны были бежать к кричащему, чтобы разобраться в ситуации. Если преступник продолжал свое черное дело, сбежавшиеся могли силой его остановить. Затем в дело вступал князь, которого призывали, то есть судья. Если кричавший поднял ложную тревогу, его штрафовали. Если обвиняемый услышал "аро", но не остановился, то его штрафовали, даже если он не делал ничего незаконного. Аналогичные нормы существовали и в других французских землях, а также в Баварии и Тюрингии, хотя сами чудодейственные формулы могли звучать по-другому.
Законы, принуждавшие свидетелей приходить на помощь потерпевшим, существовали во многих правовых системах средневековой Европы. В тогдашней Англии действовал закон о шуме и крике. Каждый, кто становился свидетелем преступления, должен был немедленно поднять шум и крик, и все, кто слышал эти тревожные звуки, должны были спешить на место преступления, крича, стуча и трубя в охотничьи рога. Предполагалось, что сбежавшиеся тут же схватят злодея и поведут на суд. Если при преступнике обнаруживали доказательства его вины, например брызги крови на одежде или украденные вещи в мешке, судья выносил приговор без лишних разбирательств. Если же кто-то видел преступление, но не поднимал шума, его ожидал крупный штраф.
В средневековой Англии не существовало профессиональной полиции, но она и не требовалась, поскольку население самостоятельно могло дать преступникам организованный отпор. Лондон подразделялся на округа, состоявшие из множества приходов и десяток, в каждую из которых входило десять дворов. Мужчины из одной десятки считались воинским подразделением и в случае внешней или внутренней угрозы были готовы вступить в бой. Каждый округ тоже выставлял ополчение, так что лондонцы не просто хранили дома оружие, а были готовы драться плечом к плечу с соседями. Подобная система существовала во многих европейских городах. Члены ремесленных гильдий и цехов селились рядом и в случае войны организовывали ополчение. В общем, соседи не были друг другу чужими и всю жизнь морально готовились к тому, чтобы драться за свою улицу, округ и город. В таком обществе, когда на рынке кто-то кричал: "Держи вора!", вдогонку за подозреваемым пускались половина продавцов и покупателей, а если ночью кто-то кричал: "Убивают!", на улицу выбегали вооруженные мужчины. Синдром Дженовезе, разумеется, уже существовал, и каждый думал, что пострадавшему помогут соседи, но при этом каждый боялся оказаться единственным трусом, который не вышел и не помог.
Американские шерифы не пускались в погоню,
не поставив под ружье всех мужчин в городе
от мала до велика
В средневековых городах принцип "Моя хата с краю" почти не действовал, поскольку все друг за другом следили и без колебания вмешивались в чужую частную жизнь. В арсенале средневековых горожан было много способов оказать давление на нарушителей общественного порядка. Во Франции существовал обычай charivari, известный также как "грубая музыка". Когда в округе решали, что кто-то из соседей ведет неправильную жизнь, то устраивали что-то вроде карнавальной процессии, производившей невероятный шум. Толпа подходила к дому того, кого намеревались наказать, все начинали петь песни осуждающего содержания. Например, если человек был домашним тираном, соседи пели: "Побил жену! Побил жену! Месту этому позор и соседям всем укор". Проблема заключалась в том, что, беря на себя заботу о моральном облике соседей, горожане вторгались в сферу компетенции церкви. В XVII веке церковные иерархи запретили charivari во французских городах, чтобы никто больше не смел брать на себя функции католических пастырей. Государство, набиравшее силу, тоже смотрело на разные формы самоорганизации масс с подозрением. Правители Европы все больше убеждались, что населению нельзя доверять борьбу с преступниками. Государство желало быть единственным защитником закона и постепенно приучало подданных знать свое место, сидеть тихо и не высовываться. В том же XVII веке во Франции появилась профессиональная полиция, и необходимость ловить преступников всем миром постепенно отпала. Государство этому только радовалось и продолжало вливать бюджетные деньги в создание все новых полицейских подразделений.
В 1827 году в Англии произошло знаменательное событие: законы о шуме и крике были отменены. Уже через два года после этого парламент принял закон о создании в Лондоне профессиональной полиции, организованной по военному образцу. Раньше за порядком в городе следили приходские констебли, которые ничего не получали за работу и проживали в своих округах. Констебли были тесно связаны с местным населением и нередко находили с ним общий язык. Во времена промышленной революции власть хотела контролировать беспокойные городские массы, и констеблей сменили полицейские, получавшие зарплату из казны.
Этим же путем пошли власти Нью-Йорка. В 1845 году в городе появилась профессиональная полиция, сменившая запутанную децентрализованную систему охраны порядка, включавшую ночных сторожей, городских маршалов, констеблей и муниципальных полицейских. Как и везде, профессионализация полиции вела к тому, что горожане начинали думать, будто поддержание общественного порядка не их забота. Впрочем, до полного взаимного отчуждения и всеобщего равнодушия было еще далеко.
Русские анархисты Хелфельд и Лепидус
угнали лондонский трамвай, но до светлого
будущего так и не доехали
В XIX — начале ХХ века соседи все еще проявляли отзывчивость. Вдали от больших городов полиция пока что зависела от помощи населения и часто к ней прибегала. В 1873 году в городке Кассвилл на юге штата Миссури произошло два инцидента, в ходе которых соседи общими усилиями предотвратили кровопролитие. В феврале сын фермера Хирам Кэтрон устроил нелегальные скачки прямо на дороге, а потом еще и сорвал церковную службу хулиганской выходкой. Шериф поехал к дому дебошира, чтобы арестовать его, но на порог вышел отец Хирама Питер Кэтрон. В руках у него был необыкновенно большой топор. Питер пообещал раскроить череп каждому, кто попытается войти в его дом, и шериф ретировался. Шериф призвал на помощь соседей и в следующий раз явился к дому Кэтронов во главе большой вооруженной толпы. На сей раз старик и не подумал сопротивляться, и его беспутный сын был доставлен к городскому судье.
В августе того же года жители Кассвилла продемонстрировали, что готовы прийти на помощь даже без шерифа. Фермер по фамилии Джи потребовал часть урожая у своего арендатора Джеймса Уилсона, но тот и не думал платить. Завязалась ссора, в ходе которой Джи схватил вилы и погнался за Уилсоном. Соседи с хохотом наблюдали, как Уилсон внезапно развернулся, выбил вилы из рук нападавшего и схватил Джи за бороду. Все это выглядело крайне комично, пока на месте драки не появилась супруга Джи, также размахивавшая вилами. Женщина была сильно возбуждена и явно собиралась проткнуть Уилсона своим орудием. На счастье арендатора, синдром Дженовезе в этот раз не сработал. Соседи бросились к истеричной фермерше и обезоружили ее.
В обоих случаях сыграли роль факторы, которые все реже встречались в крупных городах. Во-первых, жители Кассвилла хорошо друг друга знали и дорожили своей репутацией среди соседей, во-вторых, в городке не было профессиональной полиции, а шериф сам был одним из местных, в-третьих, в штате существовал закон, обязывавший простых граждан бороться с преступностью. Закон назывался Posse comitatus, что в переводе с латыни значит "силы страны". Согласно этому закону, шериф мог созвать ополчение из местных жителей, и подчиниться были обязаны все мужчины от 15 лет и старше, а уклонистов ждал крупный штраф. Именно к этому закону апеллировал шериф Кассвилла, когда собирал людей для осады фермы Питера Кэтрона.
Благодаря всему этому американцы XIX века верили в свои силы и нередко давали отпор вооруженным до зубов бандитам. В 1876 году жители Нортфилда в штате Миннесота вступили в перестрелку с бандой легендарного Джесси Джеймса, пытавшейся ограбить местное отделение First National Bank. Сначала кассир проявил немалую отвагу, отказавшись открывать сейф, за что и поплатился жизнью. Затем по бандитам открыли огонь простые граждане, сообразившие, что в банке совершается преступление. Наконец, когда преступники бежали из города, местный шериф, воспользовавшись правом Posse comitatus, собрал отряд из четырех сотен горожан и организовал преследование. Банда была разгромлена.
Жители мегаполисов тоже проявляли чудеса храбрости и сплоченности вплоть до Первой мировой войны. 23 января 1909 года в лондонском Тоттенхеме два иммигранта из Российской Империи Пауль Хелфельд и Якоб Лепидус попытались ограбить курьера, перевозившего зарплату для рабочих фабрики резиновых изделий. Хелфельд некоторое время работал на этой фабрике и знал, что каждую субботу 17-летний Альберт Кейворт приезжает из банка и привозит Ј80 в золотых, серебряных и медных монетах. Хелфельд и Лепидус были анархистами, но считали себя вправе экспроприировать деньги, полагавшиеся рабочему классу. Когда Кейворт вышел из машины, они подбежали к нему и, угрожая пистолетами, попытались отнять саквояж с деньгами, но тут на них набросился Джозеф Уилсон — водитель, который привез курьера из банка. Завязалась драка. Бандиты стреляли в Кейворта и Уилсона, но даже не ранили их. Между тем к драке присоединился один из рабочих — Джордж Смит, которого возможность лишиться зарплаты явно пугала больше, чем перспектива получить пулю. Когда подоспели полицейские, бандиты попытались убежать, но за ними погналась огромная толпа, состоявшая как из полицейских, так и из простых лондонцев.
Хелфельд и Лепидус продолжали отстреливаться — патронов у них было достаточно. Неудачливые грабители совершили около 400 выстрелов, но толпа не отставала. Безоружный конюх Сидней Слейтер преградил им дорогу, получил несколько пуль и рухнул, обливаясь кровью. Слейтер остался инвалидом. Бандиты пытались скрыться на трамвае и угнанной повозке, но лондонцы следовали за ними на автомобилях и кэбах, а многие продолжали бежать пешком. В ходе преследования 23 человека были ранены, один полицейский и один ребенок — убиты. Погоня продолжалась несколько часов, пока зажатые в угол бандиты не застрелились.
Примерно то же самое произошло в 1911 году в Париже, где объявилась банда Бонно, грабившая банки и покидавшая место преступления на автомобилях. Когда преступники неслись по парижским улицам на угнанном авто и палили во все стороны, за ними гналась толпа парижан, размахивавших тростями и зонтиками. Один из последних подобных случаев произошел в сентябре 1914 года в пригороде Йоханнесбурга Боксбурге. Знаменитая на тот момент банда Фостера пыталась ограбить местное отделение Национального банка. Один клерк сбежал и поднял тревогу. На зов явился безоружный бармен Алекс Чарлсон, который попытался в одиночку задержать вооруженную банду и был немедленно застрелен. Вскоре после этого банду Фостера ликвидировали.
Для всех этих людей синдрома Дженовезе словно не существовало. Они были воспитаны в обществе, в котором еще не были забыты старые традиции, а смелость не считалась глупостью. В те времена многие полагали, что настоящий мужчина должен быть храбрецом, а храбрецы пулям не кланяются. Все эти представления были живы до начала Первой мировой войны, когда пули заставили не просто кланяться, а простереться ниц.
Нью-йоркский бездомный Хьюго Альфредо Тейл-Йокс
спас женщину от бандита и умер
от равнодушия окружающих
Фото: AP
После Первой мировой отношение к вопросам коллективной самозащиты сильно изменилось, и не только потому, что выжившие в окопах были уже не склонны бездумно лезть под бандитские пули. Экономические неурядицы привели к росту преступности в крупных городах, а также к увеличению числа недовольных. На разгул криминала и подъем забастовочного движения у властей был один ответ: расширение штата полицейских и усиление их профессиональной подготовки. Департамент полиции Нью-Йорка был одним из передовых полицейских подразделений мира, и его профессионализация шла стремительными темпами. Росла и техническая оснащенность: в 1919 году департамент обзавелся автомобильным отрядом, в 1929-м — авиационным, а в 1932 году патрульные машины оснастили радиостанциями. Однако, чем больше полицейский департамент становился похож на хорошо обученную армию, тем меньше граждане были готовы брать на себя заботу о собственной безопасности.
После Второй мировой войны в США началась эпоха экономического процветания. Недовольных стало меньше, но желающих защищать свой город не прибавилось. Благодаря личному автотранспорту население обрело невиданную прежде свободу передвижения. Сотни тысяч меняли место жительства в поисках лучшей работы, лучшего климата или большей безопасности. Среди внутренних мигрантов были и родители Китти Дженовезе, перебравшиеся в Коннектикут, подальше от нью-йоркской преступности. Внутри крупных городов также происходило постоянное движение: жители переселялись из района в район, чтобы быть поближе к работе или в связи с изменением социального статуса. Сама Китти родилась и провела юность в Бруклине, а потом перебралась в Квинс, где находился бар, в котором она работала. Все эти перемещения означали только одно: прежних связей между соседями больше не существовало. Китти Дженовезе и ее подруга Мэри-Энн Зилонко были чужими на Остин-стрит, как, впрочем, и большинство других квартирантов. Многие из тех, кто выглядывал из окна в ночь убийства, знали Китти в лицо, но больше о ней ничего не знали и не хотели знать.
Убийство на Остин-стрит стало возможным потому, что факторы, заставлявшие людей помогать друг другу, перестали существовать. Больше не было законов, подобных закону о шуме и крике. Не было соседских общин, способных дать вооруженный отпор врагу. Никто больше не стремился показать себя храбрецом, а на тех, кто готовился к бою, смотрели как на параноиков и завзятых милитаристов. Все это играло на руку силовым структурам, ведь, чем более беззащитным становилось население, тем быстрее рос полицейский бюджет.
После трагедии Китти Дженовезе американская полиция много раз пыталась заручиться поддержкой апатичных обывателей. На пакетах из-под молока появились изображения пропавших людей, а в 1996 году была запущена программа экстренного оповещения AMBER, распространявшая информацию о похищенных детях. Иногда граждане оказывали помощь, но порой равнодушие переходило все границы. В июне 2008 года в Калифорнии толпа наблюдала, как некий Серджо Касиан топтал ногами своего двухлетнего сына Акселя. Свое поведение Касиан объяснял необходимостью срочно изгнать беса, вселившегося в ребенка. Среди наблюдавших нашелся один храбрец — пожарный инспектор, которому хватило мужества позвонить по номеру 911. На вертолете прилетел полицейский и попросил преступника перестать топтать ребенка. Касиан показал стражу закона неприличный жест, за что был немедленно застрелен. Мальчик к тому времени был уже мертв. Безмолвные свидетели объяснили свое невмешательство тем, что в кармане у детоубийцы мог находиться пистолет или нож. В любом случае сражаться с маньяком — дело полиции, ведь именно за это копы получают деньги. Полицейский психолог полностью поддержал эту точку зрения, заявив, что "простые люди не должны связываться с психопатами". Между тем простые люди оставались безучастными даже тогда, когда им ничего не угрожало. В 2010 году нью-йоркский бездомный по имени Хьюго Альфредо Тейл-Йокс попытался защитить женщину от грабителя и получил несколько ударов ножом. Тейл-Йокс лежал на тротуаре и истекал кровью, пока не умер, а прохожие обходили его стороной, не желая вмешиваться.
В современном мире горожане все меньше доверяют друг другу и все чаще воспринимают окружающих как источник опасности. Трудно представить себе, чтобы в сегодняшнем Тоттенхеме толпа погналась за вооруженными грабителями, зато легко представить толпу, крушащую лондонские магазины. Как же власти борются с последствиями эффекта постороннего? Разумеется, они делают полицию еще более профессиональной и технически оснащенной. Если граждане упорно отказываются помогать друг другу, то стражи порядка должны иметь возможность следить за каждой улицей и каждым домом. Полицейское око должно стать всевидящим. Именно поэтому бюджетные траты на силовые ведомства постоянно растут. Одна из важнейших статьей расходов — закупка видеокамер, которые заменяют бдительных соседей. Если в 2012 году мировой рынок камер видеонаблюдения оценивался в $13,5 млрд, то к 2020 году, по прогнозам специалистов, этот показатель достигнет $39 млрд.
Пока ничто не говорит о сокращении трат на средства наблюдения и контроля. Значительная часть этих денег изымается из карманов граждан в виде налогов. Такова плата за право безучастно смотреть на чью-то трагедию и ждать, когда приедут профессионалы и всех спасут, и, судя по всему, многие наши современники готовы платить эту цену.
КИРИЛЛ НОВИКОВ
Статья хорошо и наглядно вскрыла причину равнодушия. И это проблема, с которой, по моему мнению, нужно что-то делать. Ошибочность текущей политики в этом вопросе большинства государств мира и обслуживающих подобную политику религиозных систем мне видна ясно. Конечно, это ошибочность с точки зрения интересов общества, с точки зрения же глобального бизнеса и глобальных монополий, чьи интересы большинство государств и блюдут, все правильно: чем более хрупким, разрозненным и зависимым будет общество, тем лучше. Да вот только глобальный бизнес и сам в последнее историческое время из-за тотальной монополизации и загнивания систем управления потерял берега и управляемость, а вместе с ним и здравый смысл. Прибыль ради влияния, влияние ради прибыли, и в угоду этой рекурсивной логике рубится сук, на котором глобальный бизнес и сидит, разрушаются системы, внутри которых он может жить. Но остановится он уже не может, даже при всем желании своих истинных владельцев, ибо уже сам стал суперструктурой со своим собственным разумом и логикой, теперь уже мало зависимой от мнения людей его породивших, его составляющих, и даже им управляющих. Эта печальная история немного напоминает рождение богов Хаоса.
Решение этой проблемы, как уже указывалось в статье, было найдено еще в средневековье, кроме того сохраняющаяся общинность поддерживала юридическую практику на культурном уровне. Возможно, что и ранее в античных цивилизациях подобная практика имела место быть. Если в инстинктах есть какая-то брешь, то ее можно исправить культурной надстройкой и юридической системой, то есть вводом неформальных и формальных правил. К примеру, вырабатывать в массовом сознании обычай порицания и понижения социального статуса для тех, кто не оказал помощь или не попытался помочь, а также официальные штрафы или административные аресты для равнодушных. Прошел мимо раненного и не оказал помощь? Штраф или 5 суток дворы мести.
Ситуации могут быть разными, и в некоторых действительно лучше доверить работу профессионалам, либо не соваться за тонкую грань между личными и общественными делами. Но я уверен, что принцип "моя хата с краю" очень вреден для нормального общества, а для гармоничного и вовсе недопустим, и потому эту проблему можно и нужно решать. Для гармоничного человека сама мысль о смирении и непритивлении злу будет противна. В гармоничном обществе людям не безразлично.
|
Ivan_MagregorОценка: 3.0/5 Голосов: 8 |
Непротивление злу. Эффект постороннего
Сегодня я хочу оголить еще одну брешь в инстинктивном программном обеспечении человека. Она проявляется не всегда, а только в условиях компактного проживания большой группы людей, и это одна их производных процесса потери чувства общинности. К сожалению, современные государства, одержимые идеей прямого контроля, только расширяют эту брешь, делая социальную систему гораздо более уязвимой и неустойчивой, зато более зависимой от них. Сегодня я расскажу о эффекте постороннего, или эффекте Дженовезе.
Эффект постороннего, причины и последствия прекрасно описаны в статье Кирилла Новикова.
Дело об убийственном равнодушии
Фото: Getty Images/Fotobank
$13,5 млрд составил объем мирового рынка электронных средств наблюдения в 2012 году. Полиция и прочие структуры, ответственные за поддержание порядка, все больше рассчитывают на камеры слежения и все меньше надеются на помощь граждан, которые порой ленятся даже позвонить в службу спасения. Психологи утверждают, что люди склонны перекладывать заботу о чужом спасении на других. Эту неприятную особенность человеческой психологии называют эффектом постороннего или синдромом Дженовезе. Впрочем, история свидетельствует, что этот синдром появился не так уж давно.
38 негодяев
13 марта 1964 года в Нью-Йорке произошло убийство. На первый взгляд в нем не было ничего особенного: и жертва, и убийца — самые обыкновенные люди, о существовании которых мало кто знал, похищенная сумма ничтожна, да и сам способ убийства совершенно заурядный. Однако это преступление шокировало американцев, заставив осознать, что в их стране произошли очень серьезные изменения. Само же дело не только стало сенсацией национального масштаба, но и вошло во многие учебники по криминалистике и социальной психологии.
Кэтрин Сюзан Дженовезе родилась в Нью-Йорке в небогатой итало-американской семье, не имевшей никакого отношения к известному мафиозному клану, члены которого носили ту же фамилию. В 1964 году 28-летняя Кэтрин, известная всем знакомым как Китти, вместе с подругой жила на съемной квартире в Квинсе, в районе Кью-Гарденс, на Остин-стрит. Семья Китти покинула Нью-Йорк в 1954 году, после того как ее мать стала свидетелем убийства. Сама Китти наотрез отказалась покидать родной город, и, как выяснилось, зря. Дженовезе часто возвращалась домой под утро, поскольку работала менеджером ночного бара. У нее была своя машина, так что уличных преступников она не опасалась. К тому же Кью-Гарденс считался довольно спокойным районом. Здесь не было трущоб, дома невысокие и опрятные, а на улицах относительно чисто. В ночь на 13 марта Китти вернулась на Остин-стрит в 3:15. Она припарковала машину и пошла к своему подъезду. Нужно было пройти всего 30 метров, но дорогу преградил молодой чернокожий мужчина и попытался ее схватить. Китти бросилась бежать, но нападавший настиг ее и дважды ударил ножом.
Девушка закричала: "О Боже! Он меня зарежет! Помогите!" Крики разбудили соседей, во многих окнах зажегся свет. Кто-то крикнул из окна: "Оставь девушку в покое!" — после чего преступник убежал, и Китти осталась одна. Ранения не были смертельными, и она шатаясь пошла к подъезду. Если бы хоть кто-нибудь вышел посмотреть, что происходит, или вызвал скорую, она осталась бы жива. До телефона добрался только один из соседей, но позвонил не медикам, а полицейским. Сосед сказал, что на улице кто-то избил девушку, но она встала и идет. В полиции решили, что ничего страшного не происходит, и не стали вмешиваться.
Между тем маньяк и не думал успокаиваться. Этой ночью он вышел на охоту с твердым намерением кого-нибудь убить и изнасиловать — не важно, в каком порядке, поскольку он был некрофилом. Убийца какое-то время колесил по округе, надеясь вновь наткнуться на израненную жертву. Наконец он вернулся на место преступления и увидел, что Китти не смогла далеко уйти. Она добралась до подъезда и упала, истекая кровью. Убийца снова начал наносить ей удары ножом. Китти закричала: "Убивают!" В окнах снова зажглись огни, но на этот раз никто даже не попытался вмешаться. Когда жертва затихла, маньяк изнасиловал ее, похитил $49 из ее кошелька, сел в машину и уехал.
На Остин-стрит, где убили Китти Дженовезе,
было много домов, но хата каждого местного жителя оказалась с краю
Фото: Getty Images/Fotobank
Преступника задержали через шесть дней, когда он пытался обокрасть дом. Убийцей оказался 29-летний Уинстон Мосли — примерный муж и отец двоих детей. Арестованный сознался в убийстве Дженовезе и еще двух аналогичных убийствах, а также в серии грабежей и изнасилований. Мосли был приговорен к смерти, но приговор заменили пожизненным заключением. В 1968 году он сбежал, чтобы добавить к своим подвигам еще одно изнасилование, однако в конце концов был вновь водворен за решетку. Личность Мосли вызывала всеобщее омерзение, но гнев общественности был направлен не на убийцу, а на соседей, которые могли спасти Китти Дженовезе, но не спасли. Следствие установило, что крики слышали 38 человек, но большинство из них не ударили палец о палец ради попавшей в беду девушки. Пресса бушевала по поводу безразличия и равнодушия "38 негодяев". Кто-то сокрушался о старых добрых временах, когда соседи помогали друг другу. Кто-то требовал наказать соседей за неоказание помощи, но юристы отвечали, что нет закона, который заставлял бы звонить в полицию или лично вступать в борьбу с преступником.
Сами же соседи находили разные объяснения своему невмешательству. Несколько человек не были уверены в уровне своего английского. Одна женщина сказала, что приняла крики за ссору двух любовников. Один мужчина объяснил, что слишком устал и просто хотел поспать. Некоторые честно признались, что им было глубоко наплевать на происходящее, и потому у них не было никакого желания лезть не в свое дело. Все 38 человек сходились в одном: они считали, что, раз крики разбудили всех соседей в округе, значит, кто-нибудь из них позвонит в полицию или придет на помощь. Зачем же утруждаться, если кто-то другой обязательно возьмет на себя все хлопоты? Получалось, что Китти умерла именно потому, что вокруг было слишком много людей.
Делом Дженовезе заинтересовались психологи Джон Дарли и Бибб Латене. В 1968 году они провели серию экспериментов, доказывавших, что для людей вполне естественно оставлять ближнего в беде. В ходе экспериментов женщина изображала падение и притворялась, что ей нужна помощь. Если рядом с ней находился только один испытуемый, то в 70% случаев он брался ей помочь, например бежал к телефону, чтобы вызвать врача. Чем больше испытуемых находилось в комнате, тем меньше оказывалось добровольных помощников. Как и в случае с убийством на Остин-стрит, люди считали, что пострадавшей поможет кто-то другой. Такое перекладывание ответственности на других было названо синдромом Дженовезе, эффектом свидетеля или эффектом постороннего. Казалось бы, объяснение трагедии, разыгравшейся в Кью-Гарденсе, было найдено, ведь равнодушие заложено в человеческой психологии, а значит, ничего необычного той страшной ночью не произошло. Однако психологи не могли объяснить главное: почему раньше все помогали друг другу, а потом перестали? Если бы равнодушие и раньше было нормой, то смерть Китти не вызвала бы такого скандала. Между тем история вызвала шок именно потому, что люди привыкли ожидать помощи от соседей. И действительно, в прежние времена прекрасно знали, как бороться с синдромом Дженовезе, хотя понятия не имели о том, что это такое.
Уинстон Мосли (слева) был серийным убийцей,
но звездой его кровавого сериала стал не он,
а его последняя жертва
Фото: Getty Images/Fotobank
Шум и крик
В средневековой Нормандии не было ни одного специалиста по социальной психологии, но все знали, что соседи по своей воле на помощь, скорее всего, не придут. Поэтому норманны разработали особую юридическую формулу, больше похожую на магическое заклинание. Если человек видел, что кто-то совершает нечто незаконное, он должен был упасть на колени и в присутствии как минимум двух свидетелей прокричать: "Аро! Аро! Аро! Приди ко мне, мой князь, ибо мне творят зло!" Значение слова "аро" было утрачено уже в Средние века, но смысл призыва был понятен каждому. Предполагаемый злодей, услышав эти слова, был обязан тут же прекратить то, что делал, даже если считал свои деяния абсолютно законными. Все, кто слышал этот клич, должны были бежать к кричащему, чтобы разобраться в ситуации. Если преступник продолжал свое черное дело, сбежавшиеся могли силой его остановить. Затем в дело вступал князь, которого призывали, то есть судья. Если кричавший поднял ложную тревогу, его штрафовали. Если обвиняемый услышал "аро", но не остановился, то его штрафовали, даже если он не делал ничего незаконного. Аналогичные нормы существовали и в других французских землях, а также в Баварии и Тюрингии, хотя сами чудодейственные формулы могли звучать по-другому.
Законы, принуждавшие свидетелей приходить на помощь потерпевшим, существовали во многих правовых системах средневековой Европы. В тогдашней Англии действовал закон о шуме и крике. Каждый, кто становился свидетелем преступления, должен был немедленно поднять шум и крик, и все, кто слышал эти тревожные звуки, должны были спешить на место преступления, крича, стуча и трубя в охотничьи рога. Предполагалось, что сбежавшиеся тут же схватят злодея и поведут на суд. Если при преступнике обнаруживали доказательства его вины, например брызги крови на одежде или украденные вещи в мешке, судья выносил приговор без лишних разбирательств. Если же кто-то видел преступление, но не поднимал шума, его ожидал крупный штраф.
В средневековой Англии не существовало профессиональной полиции, но она и не требовалась, поскольку население самостоятельно могло дать преступникам организованный отпор. Лондон подразделялся на округа, состоявшие из множества приходов и десяток, в каждую из которых входило десять дворов. Мужчины из одной десятки считались воинским подразделением и в случае внешней или внутренней угрозы были готовы вступить в бой. Каждый округ тоже выставлял ополчение, так что лондонцы не просто хранили дома оружие, а были готовы драться плечом к плечу с соседями. Подобная система существовала во многих европейских городах. Члены ремесленных гильдий и цехов селились рядом и в случае войны организовывали ополчение. В общем, соседи не были друг другу чужими и всю жизнь морально готовились к тому, чтобы драться за свою улицу, округ и город. В таком обществе, когда на рынке кто-то кричал: "Держи вора!", вдогонку за подозреваемым пускались половина продавцов и покупателей, а если ночью кто-то кричал: "Убивают!", на улицу выбегали вооруженные мужчины. Синдром Дженовезе, разумеется, уже существовал, и каждый думал, что пострадавшему помогут соседи, но при этом каждый боялся оказаться единственным трусом, который не вышел и не помог.
Американские шерифы не пускались в погоню,
не поставив под ружье всех мужчин в городе
от мала до велика
В средневековых городах принцип "Моя хата с краю" почти не действовал, поскольку все друг за другом следили и без колебания вмешивались в чужую частную жизнь. В арсенале средневековых горожан было много способов оказать давление на нарушителей общественного порядка. Во Франции существовал обычай charivari, известный также как "грубая музыка". Когда в округе решали, что кто-то из соседей ведет неправильную жизнь, то устраивали что-то вроде карнавальной процессии, производившей невероятный шум. Толпа подходила к дому того, кого намеревались наказать, все начинали петь песни осуждающего содержания. Например, если человек был домашним тираном, соседи пели: "Побил жену! Побил жену! Месту этому позор и соседям всем укор". Проблема заключалась в том, что, беря на себя заботу о моральном облике соседей, горожане вторгались в сферу компетенции церкви. В XVII веке церковные иерархи запретили charivari во французских городах, чтобы никто больше не смел брать на себя функции католических пастырей. Государство, набиравшее силу, тоже смотрело на разные формы самоорганизации масс с подозрением. Правители Европы все больше убеждались, что населению нельзя доверять борьбу с преступниками. Государство желало быть единственным защитником закона и постепенно приучало подданных знать свое место, сидеть тихо и не высовываться. В том же XVII веке во Франции появилась профессиональная полиция, и необходимость ловить преступников всем миром постепенно отпала. Государство этому только радовалось и продолжало вливать бюджетные деньги в создание все новых полицейских подразделений.
В 1827 году в Англии произошло знаменательное событие: законы о шуме и крике были отменены. Уже через два года после этого парламент принял закон о создании в Лондоне профессиональной полиции, организованной по военному образцу. Раньше за порядком в городе следили приходские констебли, которые ничего не получали за работу и проживали в своих округах. Констебли были тесно связаны с местным населением и нередко находили с ним общий язык. Во времена промышленной революции власть хотела контролировать беспокойные городские массы, и констеблей сменили полицейские, получавшие зарплату из казны.
Этим же путем пошли власти Нью-Йорка. В 1845 году в городе появилась профессиональная полиция, сменившая запутанную децентрализованную систему охраны порядка, включавшую ночных сторожей, городских маршалов, констеблей и муниципальных полицейских. Как и везде, профессионализация полиции вела к тому, что горожане начинали думать, будто поддержание общественного порядка не их забота. Впрочем, до полного взаимного отчуждения и всеобщего равнодушия было еще далеко.
"Силы страны"
Русские анархисты Хелфельд и Лепидус
угнали лондонский трамвай, но до светлого
будущего так и не доехали
В XIX — начале ХХ века соседи все еще проявляли отзывчивость. Вдали от больших городов полиция пока что зависела от помощи населения и часто к ней прибегала. В 1873 году в городке Кассвилл на юге штата Миссури произошло два инцидента, в ходе которых соседи общими усилиями предотвратили кровопролитие. В феврале сын фермера Хирам Кэтрон устроил нелегальные скачки прямо на дороге, а потом еще и сорвал церковную службу хулиганской выходкой. Шериф поехал к дому дебошира, чтобы арестовать его, но на порог вышел отец Хирама Питер Кэтрон. В руках у него был необыкновенно большой топор. Питер пообещал раскроить череп каждому, кто попытается войти в его дом, и шериф ретировался. Шериф призвал на помощь соседей и в следующий раз явился к дому Кэтронов во главе большой вооруженной толпы. На сей раз старик и не подумал сопротивляться, и его беспутный сын был доставлен к городскому судье.
В августе того же года жители Кассвилла продемонстрировали, что готовы прийти на помощь даже без шерифа. Фермер по фамилии Джи потребовал часть урожая у своего арендатора Джеймса Уилсона, но тот и не думал платить. Завязалась ссора, в ходе которой Джи схватил вилы и погнался за Уилсоном. Соседи с хохотом наблюдали, как Уилсон внезапно развернулся, выбил вилы из рук нападавшего и схватил Джи за бороду. Все это выглядело крайне комично, пока на месте драки не появилась супруга Джи, также размахивавшая вилами. Женщина была сильно возбуждена и явно собиралась проткнуть Уилсона своим орудием. На счастье арендатора, синдром Дженовезе в этот раз не сработал. Соседи бросились к истеричной фермерше и обезоружили ее.
В обоих случаях сыграли роль факторы, которые все реже встречались в крупных городах. Во-первых, жители Кассвилла хорошо друг друга знали и дорожили своей репутацией среди соседей, во-вторых, в городке не было профессиональной полиции, а шериф сам был одним из местных, в-третьих, в штате существовал закон, обязывавший простых граждан бороться с преступностью. Закон назывался Posse comitatus, что в переводе с латыни значит "силы страны". Согласно этому закону, шериф мог созвать ополчение из местных жителей, и подчиниться были обязаны все мужчины от 15 лет и старше, а уклонистов ждал крупный штраф. Именно к этому закону апеллировал шериф Кассвилла, когда собирал людей для осады фермы Питера Кэтрона.
Благодаря всему этому американцы XIX века верили в свои силы и нередко давали отпор вооруженным до зубов бандитам. В 1876 году жители Нортфилда в штате Миннесота вступили в перестрелку с бандой легендарного Джесси Джеймса, пытавшейся ограбить местное отделение First National Bank. Сначала кассир проявил немалую отвагу, отказавшись открывать сейф, за что и поплатился жизнью. Затем по бандитам открыли огонь простые граждане, сообразившие, что в банке совершается преступление. Наконец, когда преступники бежали из города, местный шериф, воспользовавшись правом Posse comitatus, собрал отряд из четырех сотен горожан и организовал преследование. Банда была разгромлена.
Жители мегаполисов тоже проявляли чудеса храбрости и сплоченности вплоть до Первой мировой войны. 23 января 1909 года в лондонском Тоттенхеме два иммигранта из Российской Империи Пауль Хелфельд и Якоб Лепидус попытались ограбить курьера, перевозившего зарплату для рабочих фабрики резиновых изделий. Хелфельд некоторое время работал на этой фабрике и знал, что каждую субботу 17-летний Альберт Кейворт приезжает из банка и привозит Ј80 в золотых, серебряных и медных монетах. Хелфельд и Лепидус были анархистами, но считали себя вправе экспроприировать деньги, полагавшиеся рабочему классу. Когда Кейворт вышел из машины, они подбежали к нему и, угрожая пистолетами, попытались отнять саквояж с деньгами, но тут на них набросился Джозеф Уилсон — водитель, который привез курьера из банка. Завязалась драка. Бандиты стреляли в Кейворта и Уилсона, но даже не ранили их. Между тем к драке присоединился один из рабочих — Джордж Смит, которого возможность лишиться зарплаты явно пугала больше, чем перспектива получить пулю. Когда подоспели полицейские, бандиты попытались убежать, но за ними погналась огромная толпа, состоявшая как из полицейских, так и из простых лондонцев. Хелфельд и Лепидус продолжали отстреливаться — патронов у них было достаточно. Неудачливые грабители совершили около 400 выстрелов, но толпа не отставала. Безоружный конюх Сидней Слейтер преградил им дорогу, получил несколько пуль и рухнул, обливаясь кровью. Слейтер остался инвалидом. Бандиты пытались скрыться на трамвае и угнанной повозке, но лондонцы следовали за ними на автомобилях и кэбах, а многие продолжали бежать пешком. В ходе преследования 23 человека были ранены, один полицейский и один ребенок — убиты. Погоня продолжалась несколько часов, пока зажатые в угол бандиты не застрелились.
Примерно то же самое произошло в 1911 году в Париже, где объявилась банда Бонно, грабившая банки и покидавшая место преступления на автомобилях. Когда преступники неслись по парижским улицам на угнанном авто и палили во все стороны, за ними гналась толпа парижан, размахивавших тростями и зонтиками. Один из последних подобных случаев произошел в сентябре 1914 года в пригороде Йоханнесбурга Боксбурге. Знаменитая на тот момент банда Фостера пыталась ограбить местное отделение Национального банка. Один клерк сбежал и поднял тревогу. На зов явился безоружный бармен Алекс Чарлсон, который попытался в одиночку задержать вооруженную банду и был немедленно застрелен. Вскоре после этого банду Фостера ликвидировали.
Для всех этих людей синдрома Дженовезе словно не существовало. Они были воспитаны в обществе, в котором еще не были забыты старые традиции, а смелость не считалась глупостью. В те времена многие полагали, что настоящий мужчина должен быть храбрецом, а храбрецы пулям не кланяются. Все эти представления были живы до начала Первой мировой войны, когда пули заставили не просто кланяться, а простереться ниц.
Всевидящее око
Нью-йоркский бездомный Хьюго Альфредо Тейл-Йокс
спас женщину от бандита и умер
от равнодушия окружающих
Фото: AP
После Первой мировой отношение к вопросам коллективной самозащиты сильно изменилось, и не только потому, что выжившие в окопах были уже не склонны бездумно лезть под бандитские пули. Экономические неурядицы привели к росту преступности в крупных городах, а также к увеличению числа недовольных. На разгул криминала и подъем забастовочного движения у властей был один ответ: расширение штата полицейских и усиление их профессиональной подготовки. Департамент полиции Нью-Йорка был одним из передовых полицейских подразделений мира, и его профессионализация шла стремительными темпами. Росла и техническая оснащенность: в 1919 году департамент обзавелся автомобильным отрядом, в 1929-м — авиационным, а в 1932 году патрульные машины оснастили радиостанциями. Однако, чем больше полицейский департамент становился похож на хорошо обученную армию, тем меньше граждане были готовы брать на себя заботу о собственной безопасности.
После Второй мировой войны в США началась эпоха экономического процветания. Недовольных стало меньше, но желающих защищать свой город не прибавилось. Благодаря личному автотранспорту население обрело невиданную прежде свободу передвижения. Сотни тысяч меняли место жительства в поисках лучшей работы, лучшего климата или большей безопасности. Среди внутренних мигрантов были и родители Китти Дженовезе, перебравшиеся в Коннектикут, подальше от нью-йоркской преступности. Внутри крупных городов также происходило постоянное движение: жители переселялись из района в район, чтобы быть поближе к работе или в связи с изменением социального статуса. Сама Китти родилась и провела юность в Бруклине, а потом перебралась в Квинс, где находился бар, в котором она работала. Все эти перемещения означали только одно: прежних связей между соседями больше не существовало. Китти Дженовезе и ее подруга Мэри-Энн Зилонко были чужими на Остин-стрит, как, впрочем, и большинство других квартирантов. Многие из тех, кто выглядывал из окна в ночь убийства, знали Китти в лицо, но больше о ней ничего не знали и не хотели знать.
Убийство на Остин-стрит стало возможным потому, что факторы, заставлявшие людей помогать друг другу, перестали существовать. Больше не было законов, подобных закону о шуме и крике. Не было соседских общин, способных дать вооруженный отпор врагу. Никто больше не стремился показать себя храбрецом, а на тех, кто готовился к бою, смотрели как на параноиков и завзятых милитаристов. Все это играло на руку силовым структурам, ведь, чем более беззащитным становилось население, тем быстрее рос полицейский бюджет.
После трагедии Китти Дженовезе американская полиция много раз пыталась заручиться поддержкой апатичных обывателей. На пакетах из-под молока появились изображения пропавших людей, а в 1996 году была запущена программа экстренного оповещения AMBER, распространявшая информацию о похищенных детях. Иногда граждане оказывали помощь, но порой равнодушие переходило все границы. В июне 2008 года в Калифорнии толпа наблюдала, как некий Серджо Касиан топтал ногами своего двухлетнего сына Акселя. Свое поведение Касиан объяснял необходимостью срочно изгнать беса, вселившегося в ребенка. Среди наблюдавших нашелся один храбрец — пожарный инспектор, которому хватило мужества позвонить по номеру 911. На вертолете прилетел полицейский и попросил преступника перестать топтать ребенка. Касиан показал стражу закона неприличный жест, за что был немедленно застрелен. Мальчик к тому времени был уже мертв. Безмолвные свидетели объяснили свое невмешательство тем, что в кармане у детоубийцы мог находиться пистолет или нож. В любом случае сражаться с маньяком — дело полиции, ведь именно за это копы получают деньги. Полицейский психолог полностью поддержал эту точку зрения, заявив, что "простые люди не должны связываться с психопатами". Между тем простые люди оставались безучастными даже тогда, когда им ничего не угрожало. В 2010 году нью-йоркский бездомный по имени Хьюго Альфредо Тейл-Йокс попытался защитить женщину от грабителя и получил несколько ударов ножом. Тейл-Йокс лежал на тротуаре и истекал кровью, пока не умер, а прохожие обходили его стороной, не желая вмешиваться.
В современном мире горожане все меньше доверяют друг другу и все чаще воспринимают окружающих как источник опасности. Трудно представить себе, чтобы в сегодняшнем Тоттенхеме толпа погналась за вооруженными грабителями, зато легко представить толпу, крушащую лондонские магазины. Как же власти борются с последствиями эффекта постороннего? Разумеется, они делают полицию еще более профессиональной и технически оснащенной. Если граждане упорно отказываются помогать друг другу, то стражи порядка должны иметь возможность следить за каждой улицей и каждым домом. Полицейское око должно стать всевидящим. Именно поэтому бюджетные траты на силовые ведомства постоянно растут. Одна из важнейших статьей расходов — закупка видеокамер, которые заменяют бдительных соседей. Если в 2012 году мировой рынок камер видеонаблюдения оценивался в $13,5 млрд, то к 2020 году, по прогнозам специалистов, этот показатель достигнет $39 млрд.
Пока ничто не говорит о сокращении трат на средства наблюдения и контроля. Значительная часть этих денег изымается из карманов граждан в виде налогов. Такова плата за право безучастно смотреть на чью-то трагедию и ждать, когда приедут профессионалы и всех спасут, и, судя по всему, многие наши современники готовы платить эту цену.
КИРИЛЛ НОВИКОВ
Статья хорошо и наглядно вскрыла причину равнодушия. И это проблема, с которой, по моему мнению, нужно что-то делать. Ошибочность текущей политики в этом вопросе большинства государств мира и обслуживающих подобную политику религиозных систем мне видна ясно. Конечно, это ошибочность с точки зрения интересов общества, с точки зрения же глобального бизнеса и глобальных монополий, чьи интересы большинство государств и блюдут, все правильно: чем более хрупким, разрозненным и зависимым будет общество, тем лучше. Да вот только глобальный бизнес и сам в последнее историческое время из-за тотальной монополизации и загнивания систем управления потерял берега и управляемость, а вместе с ним и здравый смысл. Прибыль ради влияния, влияние ради прибыли, и в угоду этой рекурсивной логике рубится сук, на котором глобальный бизнес и сидит, разрушаются системы, внутри которых он может жить. Но остановится он уже не может, даже при всем желании своих истинных владельцев, ибо уже сам стал суперструктурой со своим собственным разумом и логикой, теперь уже мало зависимой от мнения людей его породивших, его составляющих, и даже им управляющих. Эта печальная история немного напоминает рождение богов Хаоса.
Решение этой проблемы, как уже указывалось в статье, было найдено еще в средневековье, кроме того сохраняющаяся общинность поддерживала юридическую практику на культурном уровне. Возможно, что и ранее в античных цивилизациях подобная практика имела место быть. Если в инстинктах есть какая-то брешь, то ее можно исправить культурной надстройкой и юридической системой, то есть вводом неформальных и формальных правил. К примеру, вырабатывать в массовом сознании обычай порицания и понижения социального статуса для тех, кто не оказал помощь или не попытался помочь, а также официальные штрафы или административные аресты для равнодушных. Прошел мимо раненного и не оказал помощь? Штраф или 5 суток дворы мести.
Ситуации могут быть разными, и в некоторых действительно лучше доверить работу профессионалам, либо не соваться за тонкую грань между личными и общественными делами. Но я уверен, что принцип "моя хата с краю" очень вреден для нормального общества, а для гармоничного и вовсе недопустим, и потому эту проблему можно и нужно решать. Для гармоничного человека сама мысль о смирении и непритивлении злу будет противна. В гармоничном обществе людям не безразлично.
Администрация сайта zhzh.info может не разделять точку зрения авторов опубликованных материалов и ответственность за них не несет.
Объявления:
Неравнодушие - хорошая черта, но следует понимать в каких ситуациях оно оправданно. Неравнодушный человек, увидевший сгоревшую лампочку в подъезде и решивший ее заменить совершит благо в абсолютном боьшинстве случаев, ибо способен в этой ситуации принять верное решение и без ошибок устранить неполадку. Тот же неравнодушный, решивший починить подстанцию без надлежащей подготовки в абсолютном большинстве случаев совершит злое, ибо его навыков не хватит и он наверняка допустит ошибку, которая приведет к трагическим последствиям как для него, так и для энергосетей. Вот почему неравнодушные майданщики, решившие от чистого сердца бездумно и без разбирательств влезать в столь сложную и неоднозначную ситуацию, руководствуясь исключительно эмоциями, большинтсво из которых вполне оправданно, совершают ошибку. Их руками лезут в явно барахлящую подстанцию, но электрики ли лезущие? Нет. Знают ли как и что именно менять, есть ли у них нужные комплектующие? Нет. Знают ли они к каким элементам можно притрагиваться, а к каким нельзя даже руку подносить? Оправданно ли тут это неравнодушие?
А вот работа на местном уровне - вполне годное поле для применения неравнодушия. Зачем вам Янкович с Азаровым? Не они ремонтируют дороги, не они сбивают пешеходов на улицах, не они гоняются за журналистами, разоблачившими странную схему со штрафплощадкой. Обратите внимание на тех, кто рядом, на те ситуации, где вы сможете принять верное решение. На своего начальника. На начальника своего ЖЕКа. На бухариков под окном. На гопоту на лавочке в своем, а потом и соседнем дворе. На соседа с громкой музыкой. На местных депутатов, прокуроров, милиционеров. На местных князьков. Вот тут вероятность того, что вы сможете разобраться в ситуации и принять верное решение, довольно высока.
И давайте более конкретно. Бандитство и беспредел. Не нравится? Давайте попробуем пресечь силами неравнодушных. Видели новость про странную штрафплощадку и хама, набросившегося на журналиста (http://zhzh.info/news/2014-01-10-17932)? Давайте разберемся и пресечем. Хотите? Пробуйте, я вам в этом помогу без всякой оглядки на политическую ориентацию. Если хотите стать неравнодушными, то давайте вместе влезем в эту ситуацию. Согласны?