Дети, родители, Майдан: оставайтесь вместе

"Идите работать!", "Вернитесь в семью!". Эти два лозунга, которые провластные подпевалы вместе с Антимайданом тычут в лицо своим оппонентам на Майдане, выдают власть с головой. Откровенно выбалтывая, какие именно места и роли отведены ею народу на просторах нашей родины, которую они — не скрывая — считают "своим районом". Работайте и плодитесь, чтобы было кому работать завтра. 

Первым, как вы помните, "включили" лозунг про работу. И только спустя некоторое время вспомнили о семье. Вернее, о детишках. Авторы лозунгов совершенно откровенно видят в народе, в первую очередь, рабочую скотину. Которая, вместо того, чтобы вкалывать с утра до ночи за компот, вырвалась из стойла и устроила безобразие прямо на пороге барского дома. Эти авторы привыкли (и хотели бы) видеть "народ" именно в таких обстоятельствах — тяжелая работа, выматывающая все силы, небольшой доход, которого хватает ровно на то, чтобы выжить, и отсутствие сил, средств и воображения на что бы то ни было, кроме простых и дешевых развлечений. В этой ситуации их дети — предоставленные сами себе, школе и улице — получат такое воспитание, которое будет выгодно власти. Что это за воспитание —  знает каждый выпускник советской школы, как и родители нынешних школьников. 

На людей, вышедших на Майдан, призыв "Идите работать!", совершенно естественно, производит отталкивающее впечатление. Слишком уж откровенно их социальное бытие сводится к роли рабочей скотины, которой не дозволено самой решать, как жить. Но они мало того, что сами ходят на свой Майдан —  еще и детей этому учат! А это серьезный удар. Это означает, что завтра власти легче не станет. Даже если сейчас перебить и пересажать особо ретивых, пройдет какой-нибудь десяток лет — и снова будет Майдан. А как показывает практика, каждый следующий Майдан — жестче предыдущего. Особенно если учесть, что у детей нынешних "заложников Майдана" будут весьма веские — личные — счеты с властью. 

Как-то так вышло, что гражданское воспитание подрастающего поколения у нас берет на себя Майдан. И, соответственно, каждая смена поколений — примерно раз в десять лет — отмечается на Майдане. Студенты, вышедшие сегодня "за Европу", девять лет назад еще по-детски переживали со своими родителями события Оранжевой революции. Они видели, что свой выбор можно и нужно отстаивать. И они вышли отстаивать уже свой собственный выбор — европейский. С этим выбором они связывали надежду на лучшую жизнь. "Лучшую" не в потребительском, а в романтическом смысле. Да, те, кто вышел на Майдан "за Европу", были романтиками. И это была главным образом молодежь.

Нынешний Майдан — еще один этап в гражданском воспитании завтрашних взрослых. Дидактика, правда, выглядит экстремально. Но что делать, если больше никто не берет на себя этот труд?

Впрочем, "дети и Майдан" — тема, ставшая весьма обсуждаемой только теперь. А не два месяца назад, например. Когда детские мордашки украшали каждый репортаж из "горячей точки" — в обрамлении сине-звездных ленточек, украинских флажков, горящих бочек, "йолок" и т.п. "Проблемой" это стало только теперь — когда детей на Майдане стало мало. Настолько мало, что в западных репортажах их отсутствие уже отмечается как отличительная особенность украинской революции. 

Так почему дети "выстрелили" именно сейчас? Да потому, что все остальные аргументы исчерпались, и креативщикам просто больше ничего не оставалось, как вынуть из рукава последний козырь — малых детушек. Тут же нашлись психологи (их теперь много, и они, как говорится, нынче "в тренде"), начавшие давать беспокойные "рекомендации" —  кого-то уговаривать и отговаривать; напоминать о субтильности детской психики; говорить о том, что дети в каком-то мифическом "потом" будут жалеть, что участвовали "в этом", и осуждать родителей за то, что они их "использовали"; что это, наконец, просто опасно. На этой напряженной ноте "психологический дискурс" перешел в следующий регистр — и вот уже люди с серьезной миной задаются вопросом: как рассказывать детям о Майдане? И надо ли вообще это делать?

Да нет, нет, что вы! Как можно? Ни в коем случае, ни слова малюткам! Давайте будем молчать. Будем делать вид, что ничего не происходит. Будем говорить, что все в порядке. Папа просто задержался на работе, а вовсе не сидит в СИЗО. Мама уехала в командировку, а не перевязывает в медпункте раненых. И вообще, все прекрасно. Все спокойно. Как на кладб... Фу! Как можно? При детях!

Да. Давайте будем им лгать. Это же ради их блага!

И можете быть уверены, найдется кто-то, кто расскажет вашему ребенку правду. Вернее, свою версию правды. Или кто-то, как и вы, ему солжет. Но это уже не будет "ложь ради их блага". Блага принадлежат не тем, кому лгут, а тем, кто лжет. Во всяком случае, так принято в обществах, которые держатся на лжи. Вроде нашего. 

Большинство родителей уверены, что лгать ребенку — это их прерогатива. А на ложь, распространяемую школой, они предпочитают просто закрывать глаза — все знают, что бороться с этой системой бессмысленно. Они и сами выросли на советской еще школьной лжи. Ложь телевизора они тоже не замечают — привыкли. Никто особо не обращает внимания на то, что дети вырастают в атмосфере лжи. Это даже приветствуется. И то сказать — зачем детишкам травмы? 

Но, кроме того, что ложь, даже когда она во благо, — оружие обоюдоострое, это еще и прекрасное средство отчуждения. Любой взрослый хорошо это знает. Но почему-то не применяет это знание на практике, когда дело доходит до детей. Впрочем, мы так воспитаны. Отчуждение внутри семьи культивировалось. Семья была основным врагом власти в ХХ в. — при тоталитарных режимах. Контролю над каждым человеком, над его разумом сильно мешала альтернативная лояльность — та, которая определялась кровными связями. И любой способ ослабить эти связи развивался и обретал поддержку. Мимо портретов Павлика Морозова вереницей шли дети репрессированных родителей, выросших верными псами режима. 

Этот режим и сейчас жив и действует. Вспомните характерный эпизод нынешней революции: мама солдата-срочника, стоящего в оцеплении, расплакалась в прямом эфире, после чего МВД выпустило сюжет, в котором ее сын браво рапортует о том, что на самом деле у него и его боевых товарищей "все прекрасно". Только меня покоробило то, что командиры заставили мальчишку посмеяться над материнскими слезами? Заставили предать ее на всю страну? Только мне привиделся дух Павлика Морозова, ухмыляющийся в 25-м кадре? 

Сейчас этот режим корчится в конвульсиях. Увы, только сейчас, спустя почти четверть века независимости, украинцы пытаются добить совок в себе и своей стране. Но речи о "малых детушках", которых — упаси Боже! — нельзя травмировать всякими майданами, почему-то охотно подхватываются. Даже теми, кто и сам на Майдане. Кто вышел туда, в частности, против лжи, пропитавшей нашу жизнь насквозь. 

Так может, хватит лжи? Хотя бы в самом близком окружении — в семье. Которая только тогда семья, когда она живет общей жизнью, дышит одним воздухом, говорит откровенно о том, что важно для каждого. И где скидка на возраст — только в подборе слов.

Вообще, когда кто-то начинает громко, на камеры заботиться о ваших детях, произносить горячие речи об "использовании детей" и "делании детей заложниками", стоит задуматься. Даже на школу нельзя полагаться — как это любят делать многие родители, уверенные в том, что "школа должна воспитывать". Нет. Не должна. Будучи государственным учреждением, школа транслирует месседж, навязываемый ей властью. И хорошо, если вам повезло с учителем или его непосредственным начальством. Но чаще всего — это обычные служащие на государственном жаловании. И воспитывают они соответственно.

Вот тут-то самое время поговорить о детях-заложниках. Да, они заложники. Всех. Заложники Фарион, которую кто-то пустил на порог детского сада. Заложники Табачника — бессменного надсмотрщика за содержанием школьных программ и учебников. Дети, которые в следующем году умрут без лекарств в больницах, — заложники власти, увеличившей в бюджете содержание президента и силовиков, но сократившей расходы на детскую медицину. Дети-сироты, которые не попадут в нормальные семьи, — заложники коррумпированных чиновников. Дети, избиваемые дома неадекватными родителями, будут и дальше заложниками отсутствия правоохранительной системы в стране, тратящей несусветные средства на содержание этой самой правоохранительной системы.

Будем продолжать про "детей-заложников"? Или все-таки согласимся с тем, что лучшее, что могут сделать родители в этих условиях, так э то научить детей бороться против того, что превращает их в заложников? Научить их не бояться. Выбирать. Нести ответственность. Показать им, как это делать на примере собственных родителей. Показать, что сказки, которые они читают, действуют в жизни. Что они выходят на улицу. Что в битве добра и зла нельзя стоять в стороне. Что с драконом надо сражаться. И можно его убить. Можно, впрочем, погибнуть самому. Но надо помнить, что бывают вещи хуже смерти.

Это травматический опыт, возможно. Но есть ли хоть один человек, выросший без единой травмы? Ребенок, пролежавший в коробке с ватой до совершеннолетия,  — нежизнеспособен. Ребенок, которому до совершеннолетия лгали, никогда не научится отличать правду от лжи. А ребенок, которому не позволяли участвовать в сложных событиях, никогда не научиться делать выбор. Никогда не станет взрослым. Для кого-то он станет весьма удобным представителем массы. Но хотите ли лично вы для своего ребенка такого "удобства"?

Самый серьезный аргумент радетелей "за детей" — это опасность. Провокаторы, силовики, гранаты, просто едкий дым — это поле боя, а не детская площадка. Наше желание оградить детей от каждой, любой опасности — даже не проявление сознательности, а простой родительский инстинкт. Но даже тут бывают разные, иногда поразительные точки зрения. Януш Корчак — воплощение жертвенной любви к детям — считал, что ребенок имеет право познавать мир любой ценой. Это право было для него выше соображений безопасности. Попытки заботливых родителей препятствовать познанию из-за риска он считал безнравственным проявлением родительского эгоизма. 

Возможно, эта экстремальная педагогика была знаком времени — предчувствием нацизма, гетто и газовой камеры. Но те, кто отправили на смерть и Корчака, и его воспитанников, и еще миллионы людей, эти титушки своего пространства-времени тоже были когда-то детьми-заложниками. Которых никто не учил отличать ложь от правды. Которые не рефлексировали, не обсуждали приказы и были прекрасными исполнителями. Они жили по закону — и не задумывались о праве. Они отдавали жизни за отвратительные идеи — и не понимали их отвратительности. Потому что в детстве, когда их можно было научить отличать добро от зла и делать выбор, их родители были заняты борьбой за физическое выживание. На воспитание детей у них не оставалось ни времени, ни сил. И заботу об их воспитании взяли на себя другие — те, кому нужны были не люди, не граждане, а рабочие руки и пушечное мясо. Те, кого такая ситуация вполне устраивала, и они готовы были поддерживать ее как угодно долго. 

Так может, хватит ходить по кругу? Давайте учить детей жить лучше и отстаивать себя. В том числе, на собственном примере.