Большая цветущая Украина для россиян — это как черешня, которую можно к чертям срубить

Я замер от шока и непонимания, когда увидел поваленную красивую черешню. Несколько солдат-сибиряков деловито объедали крупные темно-красные ягоды и приглашали нас присоединиться к пиршеству. Утром мы вместе любовались молодым деревом с густой зеленой кроной, усыпанной сочными и сладкими ягодами, пробовали их на вкус. Они были не просто приторно-сладкими, но с легкой ноткой кислинки, которая придавала вкусу ощущение свежести — невозможно оторваться.

«Это у вас просто так растет? - вопрошал ефрейтор Физик, прозванный так за умение работать на турнике, - Класс! Офигенно тут у вас на Украине». Физик был сибиряком, как и весь первый взвод. У себя на родине они видели грибы, ягоды, орехи. Но вот растущие просто так на деревьях яблоки, сливы, абрикосы и черешня, которую в мае-июне можно с веток срывать и есть — это, как для жителей Украины банановые и финиковые пальмы, плодоносящие прямо посреди улицы.

На новое место службы, в болотно-лесную глухомань под Уманью, мы приехали ночью, а утром увидели роскошную невысокую черешню. У сибиряков она вызвала культурный шок. Уходя разгружать состав с вещами мы предвкушали, как вечером вернемся полакомиться ягодами. Но вечером оказалось, что черешня была варварски искромсана топором. Под конец ее просто ломали, а потом сели сверху и начали объедать верхние ветки, топчась прямо по ягодам, которые пускали кроваво-красный сок на свежие зеленые листья, а потом эта ягодная кровь превращалась в грязь под сапогами.

«Зачем, бля, зачем вы это сделали? Вы, что, дебилы?!», - орали мы на сослуживцев. Но те выкатывали в ответ полные искреннего непонимания глаза. «Чо, чо вы орете-то. Оно весной снова вырастет дерево это. У вас тут все заново каждый год растет», - оправдывалось сибирское землячество. Я тогда считал, что наши сослуживцы дружно включили дурака, что им лень было подпрыгнуть лишний раз за веткой, и мы, украинцы, злились еще больше от этого оголтелого варварства.

Часто потом рассказывал эту историю, приводя ее как пример чудовищно идиотских поступков человека. А сейчас я думаю, может, не врали они нам тогда? Может из их далекой Сибири или рязанской глубинки мы действительно кажемся жителями тропиков, и мы им настолько чужие, что абсолютно не ёкает сердце, когда здесь уничтожаются города, поселки и предприятия. Поэтому им кажется нормальным ёрничанье Пореченкова: «Перемирие говорите? Ну давай тогда постреляю, где там укры, в расщелину стрелять?».

Может климатические условия разделяют людей куда сильнее, чем разные языки и религии, а империи, Российская и советская, рухнули, так как не учли этого? Просто потому что у них, там, в России, есть ощущение бескрайней тайги вокруг, которой не убудет, сколько не гадь вокруг. И большая цветущая Украина для них — это, как та черешня, которую можно к чертям срубить, чтобы один раз ягод поесть, а потом: «Чо вы орете-то, оно же через год еще раз вырастет».