RapidDuckОценка: 2.2/5 Голосов: 17 |
В апреле 2016-го исполнилось 70 лет Калининградской области. Советские войска заняли Кенигсберг в 1945-м, и по решению Потсдамской конференции летом того же года эта территория — северная часть Восточной Пруссии — отошла СССР. В 1946 году Верховный Совет СССР переименовал область из Кенигсбергской в Калининградскую, а Сталин сформулировал тезис о том, что здесь — «исконно славянская земля». После этого началось массовое переселение в область советских граждан из других регионов страны. Несколько лет они жили вместе с немцами; в 1947–1949 годах больше ста тысяч немцев были депортированы. Исследователи под руководством историка Юрия Костяшова записали воспоминания первых переселенцев в Калининградскую область еще в 1990-х, а сейчас драматург Нана Гринштейн работает над документальной пьесой по этим материалам. С разрешения авторов «Медуза» публикует выдержки из интервью, посвященные тому, как восстанавливалась область после войны, каковы были отношения между немцами и приезжими, и чем Калининградская область отличалась от других мест СССР.
родился в 1919 году, в Калининградской области с 1949 года
Всю войну я служил в войсках ПВО. Был командиром взвода, командиром батареи. Во время войны я впервые услышал слово «Кенигсберг». Это было в 1942 году в Лихославле Калининской области. Во время бомбежки фашисты сбросили комбинированную бомбу — зажигательную и осветительную, которую сбили наши солдаты. На парашюте этой бомбы было написано — «Кенигсберг». В моем понимании тогда это было самое логово врага, откуда произошло нападение на нашу страну.
родилась в 1912 году, в Калининградской области с 1946 года
Вообще-то мы харьковские. Но по-русски все мы (нас четыре сестры) говорили с малых лет. <…> Выехали из Пензы. Сопровождал нас вербовщик. Помню, фамилия его была Семейкин. На покалеченную ногу припадал здорово. Хороший мужик был. Хлопотал о пайках. Помню, что он приносил хлеб и какую-то крупу. Караулил, чтоб не сбежали, боялся. Даст паровоз гудок к отправлению, а Семейкин наш бежит вдоль вагонов, стучит и кричит: «У вас все на месте? Посчитайтесь, может, кого нет?»
Ехали мы в товарных вагонах, с двух сторон — нары в два этажа, посредине — печка. Стояли котелки какие-то, кастрюли. Варили крупу, которую нам Семейкин приносил. На стоянках бегали на базар, покупали там соленые огурцы, капусту, вареную картошку, еще теплую. В смысле удобств для детей стояли ведра, а для взрослых не было ничего. Эшелон часто останавливался, так мы все успевали. Загонят в тупик, мы и помыться успевали.
Ехали трудно. Вагоны были битком набиты. Духота, теснота. Проветривали без конца, сквозняк был сильный. Но мы не ругались, друг дружке помогали. Помню, одна женщина заболела, так мы за детьми ее ухаживали. Самых маленьких детей я не видела, ехали те, кому было лет пять и старше.
родился в 1930 году, в Калининградской области с 1947 года
Мы приехали в Кенигсберг в пасмурный, слякотный, хмурый, дождливый день. Это было 17 января 1947 года. Разгружались у двух деревянных бараков. Там и был «зал ожидания». В барак набилась огромная масса народу. Нам удалось «захватить» скамейку. Люди в бараке постоянно двигались. Мы просидели там двое или трое суток. И самое страшное — море клопов. Они падали прямо с потолка! До сих пор помню, как они кусались.
<…>
Через какое-то время я вышел на улицу. Справа и слева — болото, а впереди — развалины. <…> Смотрю с моста в сторону Калининграда: ни дымочка, ни машины, ни человека, одни развалины! Такая пустота! И так тоскливо стало на душе.
Я вернулся и говорю маме: «Давай, пока не поздно, обратно», мать говорит: «Мы же получили деньги, нас вызвали», — успокоила меня кое-как. А город был страшный: серый, горелый, разбитый.
На воскресниках очищали участки от завалов. Такие воскресники проводились примерно раз в месяц. Мы даже сочинили наш курсовой гимн:
«По городу пустим мы первый трамвай,
Руины в дворцы превратим мы,
Да здравствует Калининградский край
И Сталин родной и любимый!»
Кстати, нам не разрешили публично петь этот гимн, пока мы не вставили строчку про Сталина.
родилась в 1917 году, в Калининградской области с 1945 года
Когда я прилетела, меня Саша встретил на машине. Мы так долго ехали, что я спросила: «Господи, когда же мы в город-то приедем?» — тогда он повернулся и сказал: «Мы уже десять минут по городу едем». Батюшки мои! Города не было! Одни развалины. Только кое-где вились дымки, это были немцы. Они жили в этих развалинах. «Как тут можно жить?» — подумала я.
<…> По утрам к домам приходили немецкие ребятишки, приносили дрова, продавали их, обменивали на продукты. А я же как-никак учитель, мне интересно было с ними пообщаться. Я стала расспрашивать их о жизни. Конечно, общались мы с трудом. Я немного по-немецки, а они — по-русски. Но понимали друг друга. Вот что они мне рассказали. Они воспитывались во вражде к Советскому Союзу. На всех картах учебников наша страна была маленькой и окрашена в черный цвет. Ребятам говорили, что живут там очень плохие люди и что они хотят напасть на Германию. Но пока они не напали, лучше немцам напасть. Меня это очень возмутило, и я стала рассказывать правду о Советском Союзе. Немецкие ребятишки сказали, что они уже знают, что русские — хорошие.
<…> Меня вызвал гороно (городской отдел народного образования. —родилась в 1934 году, в Калининградской области с 1946 года
Трудно передать словами, насколько нас поразила ванна. Мы понятия не имели, что это такое. Мама решила, что раз она стоит на кухне, значит, служит для хозяйственных целей. Поэтому мы клали в нее свои вещи, в том числе и кухонный инвентарь. <…> Вспоминаю, как мы удивились, впервые в жизни увидев раковину. Никто даже понятия не имел, что это такое и для чего нужно. Она поразила нас даже больше, чем ванна. Раковина была очень интересной формы: шла полукругом и примыкала к стене. Отец был самодуром, поэтому даже знать не хотел, как ею пользоваться. Долгое время мы выносили воду из дома, как и помои. Раковина же служила нам для других целей, мы сидели на ней. Позже мы, конечно, поняли ее предназначение, но по-прежнему не пользовались.
родилась в 1931 году, в Калининградской области с 1946 года
Как только приехали, мы, как и многие, посадили огород. Земля давалась по заявкам, бери сколько обработать сможешь. В 1946 году давали хлеб. Не помню точно, сколько килограмм каждому, но довольно прилично. Через месяц или два у многих он уже кончился — варили из него самогон, играли свадьбы, гуляли. Думали, что постоянно будут так давать хлеб. Когда хлеб и самогон кончились, начались разводы. В колхозе им. Калинина, где за скотиной ухаживали солдаты — там располагалась часть, — в том же 1946 году не заготовили сено на зиму. Может, думали, что и сено привезут. Не привезли. К Новому году лошади и коровы начали дохнуть от голода.
родилась в 1926 году, в Калининградской области с 1946 года
Нам говорили: «Под ноги смотрите, чтобы не взорваться», — очень много снарядов было. Мужики наши научились разминировать, а гильзы сдавали в пункт за деньги. Как гулять идешь — все время под ноги смотришь. В лес даже боялись ходить: часто взрывались. Детей много взрывалось, калек сколько. Из-за этого многие уехали. И дома были заминированы. К примеру, увидит кто — на стене часы висят, станет их заводить или разбирать, а они взрываются. Как косить надо, сначала граблями по траве пройдешь, чтобы не было никакого снаряда, проверишь, а потом снова косишь. А бывало, косят и взрываются.
Много самолетов находили разбитых наших, а там летчики, трупы. И солдат находили. Вот в туалет пойдешь, а там солдат. Вытащишь его, похоронишь. Документы, если есть, сдашь потом. Мы доярками были, ходили коров доить, два километра от поселка. Там дом стоит большой. Пошли туда первый раз на чердак. Хлопец там лежит убитый. Наш солдат. И документы, как были разложены, так и лежат. Это еще с войны лежали, никто их не убирал. Они уже разложившиеся были.
родилась в 1922 году, в Калининградской области с 1946 года
Мой муж работал начальником стройконторы, был техником-строителем по специальности. Он взялся за восстановление домов на хуторе, но не смог закончить начатую работу. В подвале одного дома он с другом нашел вино, которое было отравлено немцами. Муж умер. Я осталась одна с маленьким ребенком. Потеря ужаснейшая. Сразу же была мысль: вернуться на родину. Но меня стали отговаривать. Начальство: уедешь — всю скотину заберем, останешься ни с чем. Друзья: куда ты теперь поедешь, везде разруха. Пришлось смириться.
Немцы — жители нашей деревни — пухли с голоду. Однажды пошли в соседний хутор. В одном из домов обнаружили умирающую немку — мать с дочерью. Маленькая девочка жестами объяснила, что ее мать умирает. Потом она принесла фотографии и показывала, объясняя жестами, кто изображен на фотографиях, а после этого показала могилу своей сестренки в саду. Мы накормили девочку и взяли с собой. Мать ее схоронили.
родилась в 1926 году, в Калининградской области с 1947 года
Каждый день с немецким мальчиком мы ездили за молоком в нынешний поселок Космодемьянский. Мальчика звали Гюде. Когда он мне представлялся, я из-за своей необразованности не поняла его имени и всю дорогу называла его Юде. Он очень обижался, отворачивался, а я, пытаясь объяснить ему что-то в очередной раз, повторяла — Юде, Юде. Потом он объяснил мне, что называть немца Юде (Jude по-немецки «еврей») оскорбительно.
<…> Очень часто нам подкидывали детей. Один раз мы нашли ребенка в пеленках с бумажкой, на которой было написано его имя. Ребенок даже не плакал и вскоре умер. Находили детей в кустах рядом с Домом ребенка, искали их по развалинам. Был случай, когда мы взяли ребенка, подкинутого в кусты, его звали Веня. Спустя некоторое время к нам пришла работать репатриированная из лагеря русская женщина. Она работала нянечкой — и как только приближалась к этому ребенку, он начинал плакать. Никто не мог понять, в чем дело, но позже мы выяснили, что это его мать.
родилась в 1936 году, в Калининградской области с 1947 года
Как-то мы с подругой пошли смотреть похороны немца. Мы были поражены увиденным, все не так, как у нас. Около дома умершего были разбросаны еловые ветки. Труп старика лежал на полу на кухне на еловых ветках. Потом его положили в гроб. И нас удивило то, что все было тихо, никто громко не плакал, не причитал, но траур и напряжение чувствовались. Затем его молча понесли на кладбище, а когда начали закапывать, все родственники около ямы опустились на колени — и знакомые поодаль тоже на коленях, очевидно, читали молитву, но все было тихо и напряженно. Оттого нам стало страшно и жалко умершего, и мы заплакали. На нас все посмотрели с удивлением.
родилась в 1931 году, в Калининградской области с 1946 года
Однажды к нам зашла немецкая семья, просили хлеба. А брат схватил кочергу и с криком «За родину! За Сталина! Бей фашистов!» бросился на них. Когда мать его пристыдила, он сказал: «Эти гады у меня отца убили, а я им должен хлеб давать?!»
родилась в 1941 году, в Калининградской области с 1946 года
У людей в то время было отвращение ко всему немецкому. Наша семья, к примеру, ела из простой алюминиевой посуды, а красивый немецкий фарфор собирали дети и расстреливали из рогаток. Также сколачивали мебель, а оставленная немцами мебель шла на растопку. Сейчас это кажется забавным. Помню такой случай: моя мама иногда давала хлеб одной немке (она имела двух детей). Та ей подарила сервиз и пуховую перину. Сервиз мать выкинула сразу, а перину все же пожалела. Просто убрала на чердак. Так перина и осталась. Пользовались только своими вещами.
родилась в 1928 году, в Калининградской области с 1946 года
Во дворе здания, где я работала, был ухоженный цветник. Причем было видно, они посажены не только что, а давно растут, многолетники. И когда мы, русские, сюда приехали, одна немка продолжала за ними ухаживать. Иногда поглядишь в окно, а она около клумбы сидит, пропалывает и всякое такое. Знаю точно, что эту немку никто не просил это делать, не заставлял, не входило это в ее обязанности. Она была уборщицей. Ей нравилось, чтобы эстетично вокруг было, привычка к красоте была, наверное. Да и сама Эрика, так ее звали, хоть и полы мыла, но всегда приходила в белом накрахмаленном фартучке, скромненькая, чистенькая, симпатичная. Я посмотрела на нее сразу, как начала работать в 1946 году, и подумала: «Вот настоящая немка, не то что мы, русские женщины».
родилась в 1929 году, в Калининградской области с 1945 года
Я научилась немного говорить по-немецки. Стоим с одной немкой около железнодорожного полотна, и идут эшелоны на восток. Она думала, что я по-немецки не понимаю, и высказалась со злостью: «Все говно немецкое везут в Москву». А я ей тут неожиданно ответила: «А когда ваши все вывозили, ты не замечала?» Она смутилась и покраснела. <…> Что поражало — парень с девушкой обнимаются, лягут, целуются у всех на глазах. Я думала, нас, значит, настолько не уважают, а оказывается, у них вообще так заведено.
родилась в 1925 году, в Калининградской области с 1950 года
Нам говорили, что на местах этих кладбищ будут парки. Мы, молодежь, по выходным дням на этих кладбищах подходили к могилам по несколько человек, если она была небольшая, то просто брали надгробья и плиты, клали в грузовики. Если могила была большая, то сворачивали надгробья и плиты с помощью ломов. Куда все это потом девалось — нас не интересовало. В нас оставалась ненависть к немцам, да и воспитание было такое: «Раз надо — значит, надо», ведь немцы наших убивали. Мы были такие патриоты, что хотели, чтобы ничего немецкого тут не оставалось, хотели построить новый советский город.
родился в 1926 году, в Калининградской области с 1947 года
Когда я сюда приехал, то видел профессора ботаники Кенигсбергского университета, который ходил по Ботаническому саду, вытирал слезы, прощался. Он сказал: «Всю жизнь отдал этому саду. Это один из лучших садов в мире». Это действительно было так. Сад был очень ухоженным, красивым. Там были уникальные деревья со всего мира. Наши не оценили этого сокровища. <…> Хозяина не было — и должного ухода тоже. И в итоге все культурные и природные ценности стали погибать.
родилась в 1923 году, в Калининградской области с 1947 года
Немцы жили где попало… Я хорошо помню, как их выселяли. <…> Мы тогда собрались смотреть, как их вывозят на эшелонах, очень хорошо помню, как они тогда нам грозили, показывали кулак, грозились, что вернутся! Сколько злости было! А вот когда жили вместе, отношения были нормальные.
родился в 1923 году, в Калининградской области с 1949 года
У меня вон и сейчас грабли немецкие и культиватор. Очень удобные, а главное — надежные. У них для ручного труда все приспособлено. И крепость, и качество, особенно качество. И в руках держать удобно. С нашими не сравнишь. Они молодцы. А то, что войной пошли, так мало ли что бывает. Это же фашисты, Гитлер. А сколько хороших людей было. Я воевал, знаю. Сколько снарядов неразорвавшихся было. Это ж, значит, Гитлеру кто-то вредил на заводах. Я немецкую аккуратность знаю.
родилась в 1910 году, в Калининградской области с 1948 года
Мы жили с мыслью, что все немецкое — враждебное, а средства массовой информации вдохновляли создавать здесь все «советское». Я не думаю, что квартиры с широким коридором и чашки другой формы могут как-то повлиять на культуру. Сейчас мне вспоминается курьезный случай, который рассказывал мне муж. Его пригласил знакомый офицер на вечеринку. Была какая-то годовщина Победы — и в красном уголке устраивался концерт художественной самодеятельности с последующим просмотром фильма. Собирались с женами. Несколько женщин явились в трофейных пеньюарах. Цветное кружевное белье было по незнанию принято за выходной наряд.
Но самое печальное в этой истории то, что рассказывала мне моя знакомая Зинаида Максимовна, которая жила в ГДР, Румынии и Болгарии с мужем сразу после войны. Он служил там. Она тоже однажды в ночной сорочке пошла в театр. И как сама говорит, долго потом не могла понять, зачем столько кружев тратили на ночные сорочки.
<…> В подвале на стенах остались какие-то надписи, муж пытался разбирать, но понял только несколько слов. Под текстом были имена и напротив них даты смерти. Все такое разное у разных народов, но форма этой страшной фразы одна на всех языках: имя, черточка, дата.
https://meduza.io/feature/2016/04/12/zashla-nemetskaya-semya-prosili-hleba
Вiйна не бувае красивою, що зараз, що тысячелiтя тому! А про приматiв- то це е - ширма автора, як доказ що вiн дie, як треба сьогоднi!