На Житомирщине начали поиск трех неизвестных братских могил, в которых, предположительно, похоронены около полутора тысяч советских военнопленных и мирных граждан, уничтоженных фашистами летом 1941 года.
В августе 1941-го фашистские войска наступали на Киев в районе Голосеево. На северо-западном направлении путь к столице им преградили защитники Коростенского укрепрайона и маленького полесского городка Малин. Немцы были вынуждены перебросить сюда две танковые армии с главного, московского, направления. Возможно, именно это малоизвестное обстоятельство позволило Красной армии спасти Москву.
Под городом Малином прямой наводкой расстреливал гитлеровские танки лейтенант Василий Петров — знаменитый артиллерист, который впоследствии потерял обе руки, но дошел до Берлина, стал дважды Героем Советского Союза и генералом. В этих местах находилась полевая ставка главнокомандующего Юго-Западным направлением маршала Семена Буденного. Сюда, к бойцам и командирам батальона Ивана Прудникова, отбившим у немцев имевшую, как и Малин, стратегическое значение станцию Чоповичи, приезжал военный корреспондент «Комсомольской правды» Аркадий Гайдар.
На месте братской могилы во времена колхозов хоронили павший скотПосле войны по ходатайству поэта Максима Рыльского и брата знаменитой подпольщицы Валентина Соснина Верховный Совет и Совет Министров СССР рассматривали вопрос о присвоении Малину звания города-героя. Но оказалось, что в те годы этот маленький населенный пункт, несмотря на древнюю историю, еще даже не имел статуса города.
Недавно, уроженец малинской земли, а нынче киевлянин, кандидат экономических наук Иван Андриевский сообщил ошеломляющую информацию: в лесу и на поле близ его родного села Репище находятся три неизвестные братские могилы, в которых покоятся около 1500 советских воинов и мирных граждан.
Редактор газеты «Факты» Владимир Шуневич решил организовать поиски этих захоронений, чтобы достойно увековечить память погибших, по возможности узнать их имена, найти родственников. Оказалось, что точного местонахождения могил уже никто не знает — старики поумирали, молодежь разъехалась.
— Занимаясь поисками следов отца, не вернувшегося с войны, я узнал об этих братских могилах от бывшего односельчанина, полковника внутренней службы в отставке Николая Шпаковича, проживающего в Крыму, — рассказывает Иван Андриевский (на фото). — Хотя в детстве, еще в годы войны, я тоже что-то слышал о них от взрослых. А Николаю Евгеньевичу поведала его бабушка. Она даже привела внука туда, где находилось захоронение. На этом месте был... колхозный скотомогильник!
Летом сорок первого там, в молодом лесочке, фашисты прятали лошадей. Около десятка. Добрые были кони, говорила бабушка, — большие, красивые рысаки. Ухаживал за ними тоже не кто-нибудь, а офицер, гауптман. По-нашему капитан.
— Если конюхом был гауптман, а не какой-нибудь унтер или фельдфебель, то кем же тогда были хозяева этих лошадей?
— Теперь я понимаю, что наша местность находилась на стратегическом направлении, жизненно важном как для немцев, так и для советских войск, — говорит Иван Дмитриевич. — Например, в самом начале войны здесь размещалась полевая ставка главнокомандующего Юго-Западным направлением маршала Советского Союза Семена Буденного. Некоторое время спустя меня водил на то место мой дед и показывал полузасыпанную яму от огромного блиндажа. Вскоре после отъезда Буденного в Киев ставку и находившихся в ней офицеров захватил немецкий десант. Я сам наблюдал высадку парашютистов. И собственными глазами видел, как немцы допрашивали тех военнопленных во дворе соседа, деда Карпа Фещенко.
Когда фашисты стояли в Репище, я, тогда пятилетний мальчишка, однажды отправился на огород нарвать молодых овощей. По пути увидел огромную армейскую палатку. Детское любопытство подтолкнуло зайти вовнутрь. Там стоял большой стол с макетом местности, а в него тыкали указками, что-то обсуждая на непонятном языке, более десятка пожилых дядек. На галифе некоторых из них краснели широкие генеральские лампасы. Никто из них не обратил на меня внимания.
Через много лет, работая в архивах, я узнал, что возле нашего села в те дни находился штаб 6-й немецкой армии, которой командовал генерал-фельдмаршал Вальтер фон Рейхенау. Он любил гарцевать на элитных рысаках, забранных из лучших конюшен Европы. Это именно его коней держали в лесочке. Однажды во время налета советской авиации на наше село мощная бомба убила всех рысаков и конюха-гауптмана. Его похоронили неподалеку. В 1991 году родственники и земляки из Мюнхена поставили на могиле офицера памятник. Он простоял недолго — его тайком уничтожили жители Репища.
Сам Рейхенау во время той бомбежки не пострадал. Но гибель любимцев привела его в ярость. Среди германского генералитета этот гитлеровский полководец слыл одним из самых ярых сторонников нацизма. Он в числе первых начал отдавать приказы массово уничтожать мирное население. Рейхенау велел значительно расширить и без того огромную воронку от авиабомбы и закопать в ней живьем около 500 узников временного концлагеря, размещавшегося в колхозной конюшне. Это был, так сказать, центральный концлагерь при штабе армии, куда свозили для допросов самых важных пленных — советских генералов, старших офицеров и комиссаров.
Засыпанную яму привалили трупами убитых лошадей. Земля, рассказывали сельчане, гудела две недели. Возле братской могилы немцы поставили часового, который не позволял никому к ней подходить. Потом то место на долгие годы почему-то превратилось в скотомогильник, куда свозили трупы умерших животных. Белые черепа и кости погибших лошадей я сам видел после войны.
Там рядом должна быть еще одна братская могила. Когда штаб Рейхенау перебирался на новое место, фашисты ликвидировали концлагерь. Военнопленных солдат из нашей местности отпустили по домам. Тех, кто имел ценные для немцев профессии, отправили в Германию в стационарные лагеря. А коммунистов, комиссаров, военнослужащих НКВД и евреев расстреляли. Тоже примерно полтыщи человек.
Обернувшись, я с ужасом увидел, как плуг выворачивает на пашню человеческие черепа и кости— Похоже, никто из селян так и не сказал местным властям, что там покоятся защитники Отечества. Почему?
— Ну вы же знаете, каким во времена Сталина было отношение к военнопленным. Их считали чуть ли не предателями. Многим вернувшимся из плена офицеры СМЕРШа (военной контрразведки) во время проверки задавали вопрос: почему не застрелился? Это погибшим в бою воздавали почести. Хотя... В 1950 году я принимал участие в перезахоронении тринадцати воинов, погребенных во время войны в нескольких могилах прямо на поле боя. Стыдно говорить, не по-людски как-то делалось. Раскопав могилы, мы сложили кости погибших в один наспех сколоченный деревянный ящик размерами примерно метр на метр и молча, без всяких церемоний и участия общественности похоронили в центре села. Помню, у четверых погибших были найдены медальоны с адресами родственников. Куда они делись, не знаю. На памятнике нет ни одной фамилии.
Долгими зимними вечерами 1942 — 1944 годов в нашей хате сумерничали соседки с детьми. Они пряли пряжу, пели народные песни, разговаривали о том, о сем. Вспоминали и об этих могилах. После освобождения в село приехали два майора из СМЕРШа и несколько дней по очереди допрашивали всех взрослых жителей села. Интересовались, кто как себя вел во время оккупации, не сотрудничал ли с фашистами. После бесед люди выходили хмурые, перепуганные. Мне бросилось в глаза, что с тех пор во время вечерних посиделок никто из взрослых о захоронениях и не заикался. Возможно, власть хотела скрыть истинные масштабы наших потерь. Теперь же я считаю своим долгом разыскать все эти неизвестные братские могилы.
За прошедшие после войны годы молодой лес вырос, местность изменилась, очевидцев событий не осталось. Там даже скотомогильника уже нет — колхоз давно распался. Но будем искать.
Минувшей осенью, в один из выходных дней журналист вместе с Иваном Дмитриевичем Андриевским отправились из Киева в Репище. Там нас встретил полковник Николай Шпакович, приехавший погостить в родные края. Вооружившись лопатами, мы пришли на небольшую поляну.
— Пенсионерка Ольга Максимовна Фещенко рассказывала, что бомбовая воронка была очень большой — примерно двадцать на десять метров, — вспоминал Николай Евгеньевич. — И очень глубокой. Лишний грунт военнопленные сбрасывали на дно. Со временем земля в одном месте на могиле просела более чем на полметра.
Найдя похожее углубление, начали копать. Но вскоре поняли, что здесь нужны специальные приборы или экскаватор.
— Глубина ямы, говорила Ольга Максимовна, была метра два-три, не меньше, — вытер пот со лба полковник. — Ничего, найдем. И не только эту могилу. Недавно я узнал, что в конце сентября 1941 года через наши места фашисты гнали пешком в Коростень колонну мирных евреев — в основном стариков, женщин и детей из северных районов Киевской и Житомирской областей (всего около 500 человек). Между деревнями Каменка и Писаревка конвоиры получили команду всех уничтожить. Согнали жителей соседних сел и приказали вместе с евреями копать на краю поля траншею примерно тридцать на два метра.
После расстрела селяне насыпали на могиле полуметровый вал. Но, как рассказал старожил Каменки Василий Леонидович Давидюк, в конце 60-х — начале 70-х годов он, работая трактористом-бульдозеристом, по указанию руководства колхоза имени Котовского села Скураты разровнял вал, а потом распахал в том месте землю. «Обернувшись, я с ужасом увидел, что плуг выворачивает на пашню человеческие черепа, кости и обувь, — со слезами на глазах рассказывал Василий Леонидович. — Наверное, жители окрестных сел занимались мародерством — искали золото и другие ценности. А потом присыпали кое-как трупы на небольшой глубине...»
Лес не дал взрывной волне распространиться равномерно, поэтому воронка получилась грушевиднойВ следующий раз мы приехали сюда вместе с секретарем совета Житомирского областного историко-патриотического объединения «Поиск» Андреем Савчуком. В течение получаса при помощи металлоискателя нашли шесть подков, два стальных фиксатора подседельников, пуговицу от немецкой униформы...
— Скорее всего, подковы тоже немецкие, — говорит Иван Андриевский. — В те времена здесь не строили дорог с твердым покрытием, так что подковывать колхозных лошадей особой нужды не было.
Через пару недель в Репище приехал знакомый Андриевского — начальник экспедиции предприятия «Кировгеология» Петр Нименский. При помощи магнитометра Петр Анатольевич сделал магнитную съемку указанного нами участка леса. Около того места, где мы начинали копать, была обнаружена так называемая зона депрессии, то есть уменьшения магнитного поля земли. Она имела грушевидную форму. Размеры — примерно двадцать на десять метров.
— Это вполне могла быть бомбовая воронка, — объясняет опытный геолог. — Обрести круглую форму ей помешал растущий севернее лес, который не дал взрывной волне выбросить грунт более равномерно.
Затем геолог взял в руки два дротика для биолокации. Этот простой, но проверенный временем дедовский метод помогает при поиске закопанных в землю трубопроводов, линий связи или силовых кабелей. Когда Петр Анатольевич медленно приближался с разных точек к участку магнитной депрессии, выставив вперед свои дротики, они дергались, словно живые, и вскоре концы сходились. Так постепенно перед нами вырисовался участок размерами примерно двенадцать на пять метров и теперь уже почти прямоугольной формы.
— Снижение уровня магнитного поля обычно наблюдается там, где была нарушена естественная плотность грунта, — говорит Петр Нименский. — А яма меньших размеров обрела более правильную форму потому, что ее ровняли человеческие руки.
Похоже, мы нашли то, что искали. Но вскоре выпал снег, ударили морозы. Подождем до тепла.
Похоронить всех павших в принципе невозможно, ни тогда ни сейчас.