Почему в Рос­сии с пренебрежением относятся к украинскому языку

Нерусский русский язык

Почему все славяне понимают другие славян­ские языки без перевод­чиков (в том числе бело­русы и украинцы), и то­лько одни русские славянских языков не понима­ют — и им кажутся непо­нятными даже так назы­ваемые «восточнославян­ские» языки Беларуси и Украины?

Почему в Рос­сии с пренебрежением относятся к якобы братс­кому славянскому украи­нскому языку, почему его никогда не преподавали и не преподают сегодня в российских школах, не хотят его учить русские в Восточной Украине и активно протестуют против самого статуса украинс­кого языка как государс­твенного в Украине? Хотя это — язык Киева, Мате­ри городов Русских и Кре­стителя Руси, это сама СУТЬ РУСИ. Откуда этот странный для славян се­паратизм россиян, неже­лание считать общими истоками Украину и Бела­русь — ВКЛ (Великое Кня­жество Литовское).

Отве­тить на эти и другие воп­росы, наверно, поможет сама история становле­ния языка России, кото­рый лишь с огромной на­тяжкой можно называть «русским» и тем более «славянским»...

НЕСЛАВЯНСКАЯ РОССИЯ

Начиная разговор о русском (российском) язы­ке, следует прежде всего вспомнить, что Россия — это неславянская страна. К территориям, населенным древними околославянс­кими народностями, мож­но отнести лишь Смо­ленск, Курск, Брянск — те­рритории древних криви­чей (славянизированных западными славянамибалтов). Остальные земли — финские, где никаких славян никогда не жило: чудь, мурома, мордва,пермь, вятичи и прочие. Сами главные топонимы исторической Московии — все финские: Москва, Му­ром, Рязань (Эрзя), Волог­да, Кострома, Суздаль, Тула и т. д. Эти территории были за несколько веков завоеваны колонистами-ободритами Рюрика, при­плывшими с Лабы (Эльбы), однако число колонистов (построивших возле Ладо­ги Новгород — как продо­лжение существовавшего тогда полабского Старогорода — ныне Ольденбурга) было в этих краях край­не мало. В редких горо­дках-крепостях, основан­ных ободритами-русинами и норманнами (датчанами и шведами), жила горстка колониальных правителей с дружиной — сеть этих крепостей-колоний и на­зывалась «Русью». А 90 — 95% населения края было неславянскими туземцами, подчинявшимися этим бо­лее цивилизованным окку­пантам.

Языком колоний был славянский койне — то есть язык, служащий для общения между народами с разными диалектами и языками. Постепенно за многие века местное туземное население пере­нимало этот койне; в Нов­городской земле, как пи­шет академик Янов, этот процесс занял минимум 250 лет — судя по языку берестяных грамот, кото­рый из саамского станови­тся постепенно индоевро­пейским, славянским ана­литическим языком (с вы­несенными за слово фле­ксиями) и только затем нормальным славянским синтетическим. Кстати, об и пишет Нестор в «Повести временных лет»: что саамы Ладоги посте­пенно выучили славянский язык Рюрика и стали по­сле этого называться «словенами» — то есть пони­мающими слово, в проти­воположность «немцам», немым — то есть языка не понимающим. (Термин «славяне» не имеет ника­кого отношения к терми­ну «словене», так как про­исходит от изначального «склавены».) Вторыми по­сле ладожских саамов ста­ли перенимать славянский койне северные финские народы — мурома, весь (вепсы), чудь, но у них про­цесс занял гораздо боль­ше времени, а у более южных финнов непосред­ственно мордовской Москвы и ее окружения при­нятие славянского койне затянулось до петровских времен, а кое-где и сохранились свои исконные туземные языки — как язык эрзя Рязани или фин­ский говор вятичей. Хара­ктерное «оканье» населе­ния Центральной России сегодня ошибочно счита­ется «старославянским», хотя это — чисто финский диалект, который как раз отражает незавершен­ность славянизации края. (Кстати, лапти — это тоже чисто финский атрибут: славяне никогда лаптей не носили, а носили толь­ко кожаную обувь — тогда как все финские народы носят лапти.)

Во время Золотой Ор­ды Московия на три века уходит к этнически родс­твенным народам финно-угров, которые собирали под свою власть ордынс­кие цари. В этот период на язык региона оказыва­ет огромное влияние тю­ркский язык (как часть во­обще огромного влияния Азии).

Показательна кни­га Афанасия Никитина (ко­нец XV века) о «хождении за три моря». Там автор запросто переходит со славяно-финского койне Московии на ордынский язык, разницы в них не видя, а заканчивает свою книгу благодарственной молитвой: «Во имя Аллаха Милостивого и Милосер­дного и Исуса Духа Божия. Аллах велик...» В подлин­нике: «Бисмилля Рахман Рахим. Иса Рух Уалло. Ал­лах акбар. Аллах керим». В то время общей для Мо­сковии и Орды была ре­лигия, являвшаяся гибри­дом ислама и христианст­ва арианского толка (рав­но почитали Иисуса и Ма­гомета), а разделение веры произошло с 1589 г., когда Москва приняла гре­ческий канон, а Казань при­няла чистый ислам.

В средневековой Мо­сковии существовало од­новременно несколько языков:

1. Околославянский койне — как язык княжес­кой знати и народные язы­ки туземцев (финские).

2. Тюркские языки как религиозные в период пребывания в Орде и по­сле захвата Иваном Гроз­ным власти в Орде (до 1589 г.).

3. И, наконец, болгарский язык — как язык правосла­вных текстов и религиоз­ных культов.

Вся эта смесь в итоге и стала основой для ны­нешнего русского языка, совпадающего в лексике только на 30 — 40% с дру­гими славянскими языка­ми, у которых (включая бе­лорусский и украинский) это совпадение несоизме­римо выше и составляет 70 — 80%.

Сегодня российские лингвисты в основном сво­дят истоки современного русского языка двум составляющим: это народный язык России (от­нюдь не славянский, а сла­вяно-финский койне с большим тюркским и мон­гольским влиянием) — и болгарский (древнеболгарский), он же «церковно­славянский». (В качестве третьего языка России можно назвать современ­ный литературный русский язык, который является совершенно искусствен­ным кабинетным изобре­тением, эдаким «эсперан­то» на основе двух указан­ных выше языков-источни­ков; на этом «эсперанто» я и пишу статью.)

БОЛГАРСКАЯ СОСТАВНАЯ

Почему нынешний рус­ский язык более похож на болгарский и сербский языки, чем на белорусский и украинский? (При этом в одну языковую группу с русским относят почему-то именно эти два языка, а не болгарский и сербс­кий.) Это кажется стран­ным, ведь территориально Россия не граничит с Бал­канами, а граничит с бе­лорусами и украинцами, у которых в языках почти нет никакого болгарского влияния, а если оно и на­ходится, то это — привнесенные уже через Россию балканские языковые ре­алии. В том и дело, что в России своих коренных славян не было (кроме редких поселений украи­нцев в Суздальской зем­ле в XII веке и массовых порабощений белорусов и украинцев в ходе войн Московии против ВКЛ и Речи Посполитой: только в войне 1654—1667 гг. московиты захватили в рабство несколько десят­ков тысяч белорусов).

А потому изучение туземца­ми Московии славянского языка шло через религию, которая опиралась на болгарские тексты. Вот поче­му мордва Рязани, Москвы, Тулы, Костромы, Вятки, Мурома и прочих финских земель познавала славян­ский язык от болгарского языка — не имея своего местного славянского. И по этой причине даже то небольшое славянское содержание нынешнего русского языка (около 30-40% славянской лекси­ки против 60 — 70% лек­сики финской и тюркской) – оно не общее с бело­русами и украинцами, а общее с болгарами, от болгарских книг. А вот в Беларуси и Украине ситу­ация была иной: тут мест­ное население (наполови­ну балтское в Беларуси и наполовину сарматское в Украине) все-таки имело народные славянские го­воры, которые и не позво­лили внедряться болгар­ской лексике из правосла­вных книг, подменяя свою исконную местную славя­нскую лексику.

СЛАВЯНСКИЙ ЛИ ЯЗЫК РОССИИ?

Есть три момента, кото­рые усиленно прячут все российские лингвисты (хотя, как в народе гово­рят, шила в мешке не ута­ишь).

1. До XVIII века язык Московии не считался ни­кем в мире русским язы­ком, а назывался конкрет­но языком московитов, московитским.

2. Русским языком до этого времени назывался именно и только украин­ский язык.

3. Язык Московии — московитский язык — не признавался до этого вре­мени европейскими лин­гвистами (в том числе славянских стран) даже славянским языком, а относи­лся к финским говорам.

Конечно, сегодня все не так: ради имперских интересов завоевания сла­вянских стран Россия ока­зала огромное влияние на свою лингвистическую на­уку, ставя ей задачу при­дания языку России «сла­вянского статуса». Причем, если бы западнее России жили германские народы, то точно так она бы дока­зывала, что русский язык — из семьи германских язы­ков: ибо таков был бы за­каз империи. И языковые реформы российского языка, начатые еще Ломо­носовым, были как раз на­правлены на акцентирова­ние его слабых славянских черт. Однако, как писал еще 150 лет назад польс­кий славист Ежи Лещинский о родственных славянам западных балтах, «прусский язык имеет на­много больше оснований считаться славянским, чем великорусский, у которо­го с польским языком и другими славянскими го­раздо меньше общего, чем даже у западнобалтского прусского языка».

Напомню, что Россия стала называться «Росси­ей» впервые официально только при Петре I, кото­рый считал прежнее назва­ние — Московия — темным и мракобесным. Петр не только стал насильно брить бороды, запретил ношение всеми женщина­ми Московии чадры на азиатский манер и запре­тил гаремы (терема, где женщин держали взапер­ти), но и в поездках по Ев­ропе добивался от карто­графов, чтобы отныне на картах его страну называ­ли не Московией или Московитией, как прежде, а Россией. И чтобы самих московитов стали впервые в истории считать славяна­ми, что было общей стра­тегией по «прорубанию окна в Европу» — вкупе с просьбой Петра перенес­ти восточную границу Ев­ропы от границы между Московией и Великим Княжеством Литовским те­перь уже до Урала, вклю­чая тем самым впервые в истории географически Московию в состав Евро­пы.

До этого польские и чешские лингвисты и со­здатели славянских грам­матик четко разграничива­лирусский язык (украинский) и московитский, а сам этот московитский язык не причисляли к се­мье славянских языков. Ибо язык Московии был скуден на славянскую ле­ксику. Как пишет россий­ский лингвист И. С. Улуханов в работе «Разговор­ная речь Древней Руси» («Русская речь», № 5,1972), круг славянизмов, регуля­рно повторявшихся в жи­вой речи народа Московии, расширялся очень мед­ленно. Записи живой уст­ной речи, произведенные иностранцами в Московии в XVI — XVII веках, включа­ют только некоторые сла­вянизмы на фоне основ­ной массы местной финс­кой и тюркской лексики. В «Парижском словаре московитов» (1586) среди ВСЕГО СЛОВАРЯ народа московитов находим, как пишет И. С. Улуханов, лишь слова «владыка» и «злат». В дневнике-слова­ре англичанина Ричарда Джемса (1618—1619) их уже больше — целых 16 слов («благо», «блажить», «бранить», «воскресенье», «воскреснуть», «враг», «вре­мя», «ладья», «немощь», «пещера», «помощь», «праздникъ», «прапоръ», «разробление», «сладкий», «храмъ»). В книге «Грам­матика языка московитов» немецкого ученого и пу­тешественника В. Лудольфа (1696) — их уже 41 (причем, некоторые с огромным финским «ока­ньем» в приставках — типа «розсуждать»). Остальная устная лексика московитов в этих разговорниках — финская и тюркская. У ли­нгвистов той эпохи не было никаких оснований относить язык московитов к «славянским языкам» так как самих славянизмов в устной речи не было (а именно устная речь наро­да является тут критери­ем). А потому и разговор­ный язык Московии не считался ни славянским, ни даже околорусским: кре­стьяне Московии говори­ли на своих финских гово­рах. Характерный пример: русского языка не знал и мордвин Иван Сусанин Костромского уезда, а его родня, подавая челобит­ную царице, платила тол­мачу за перевод с финс­кого костромского на рос­сийский «государев» язык. Забавно, что сегодня абсолютно мордовская Кострома считается в России «эталоном» «русскости» и «славянства» (даже рок-группа есть такая, поющая мордовские песни Кост­ромы на русском языке, выдавая их за якобы «сла­вянские»), хотя еще два столетия назад никто в Костроме по-славянски не говорил. И тот факт, что Московская церковь веща­ла на болгарском языке (на котором писались и государственные бумаги Московии), — ничего не значил, так как вся Европа тогда вела делопроизводство на латинском языке, и это никак не было связано с тем, что за народы тут про­живают.

Напомню, что после Люблинской унии 1569 года, когда белорусы соз­дали с поляками союзное государство — Республи­ку (по-польски — Речь Посполитая), Великое Княже­ство Литовское сохраняло своим государственным языком белорусский (то есть русинский), а Польша ввела государственным латинский язык. Но это вовсе не говорит о том, что народный язык поляков — это латинский язык. Точ­но так и русский язык не был тогда народным в Московии-России — пока российские деревни его не выучили. Вот еще при­мер: сегодня (и исстари) в деревнях Смоленской, Курской и Брянской обла­стей (входивших когда-то в состав Великого Княже­ства Литовского) говорят вовсе не на русском, а на белорусском языке. На литературном русском там не говорят, как и никто не «окает» — отражая финс­кий акцент, как в Рязанс­кой или в Московской об­ластях, а говорят совер­шенно на том языке, на котором говорят селяне Витебской или Минской областей. Любой лингвист должен делать один вы­вод: в этих российских об­ластях живет белорусское население, ибо говорит на белорусском языке. Но это население относят этни­чески, почему-то, к «окаю­щим» восточным соседям, которые во времена Лудольфа там знали только 41 славянское слово.

И. С. Улуханов пишет, что, говоря о существова­нии у московитов двух языков — славянского (церковного болгарского) и своего московитского, В. Лудольф сообщал в «Грам­матике языка московитов»: «Чем более ученым кто-нибудь хочет казаться, тем больше примешивает он славянских выражений к своей речи или в своих писаниях, хотя некоторые и посмеиваются над теми, кто злоупотребляет славя­нским языком в обычной речи». Удивительно! Что же это за такой «славянс­кий язык» Москвы, над ко­торым посмеиваются за употребление славянских слов вместо своих финских и тюркских слов? Та­кого не было в Беларуси — ВКЛ — тут никто не сме­ется над людьми, исполь­зующими в речи славянс­кие слова. Наоборот — никто не поймет того, кто строит фразы, используя вместо славянской лекси­ки финскую или тюркс­кую. Этого «двуязычия» не существовало нигде у сла­вян, кроме как в одной Мо­сковии. (Кстати, Статуты ВКЛ были написаны на самом чистом славянском языке — государственном в Великом Княжестве Ли­товском и Русском, сугубо славянском государстве, где литвинами были сла­вяне — нынешние белору­сы.) Эта проблема «дву­язычия» из-за отсутствия вРоссии народной славянской основы преследова­ла всегда и создателей литературного русскогоязыка — как вообще глав­наяпроблема российско­го языка. Он прошел «ста­дии развития термина», называясь вначале московитским, затем российским при Ломоносове — до 1795 г., затем при оккупа­ции Россией в 1794 году (закрепленной формально в 1795) Беларуси и За­падной и Центральной Украины пришлось его менять на «великорусское наречие русского языка». Именно так русский язык фигурировал в 1840-х го­дах в «Толковом словаре великорусского наречия русского языка», где под самим русским языком во­обще понимался белорус­ский, украинский и рос­сийский), хотя сегодня все российские лингвисты ненаучно исказили название словаря Даля до «Толко­вый словарь живого рус­ского языка», хотя словаря с таким названием он ни­когда не писал.

В 1778 году в Москве была издана брошюра писателя и лингвиста Федо­ра Григорьевича Карина «Письмо о преобразителях российского языка». Он писал: «Ужасная раз­ность между нашим язы­ком [всюду в работе он называет его «московским наречием»] и славянским часто пресекает у нас спо­собы изъясняться на нем с тою вольностию, которая одна оживляет красноре­чие и которая приоб­ретается не иным чем, как ежедневным разговором. ...Как искусный садовник молодым прививком об­новляет старое дерево, очищая засохлые на нем лозы и тернии, при корени его растущие, так ве­ликие писатели посту­пили в преображении на­шего языка, который сам по себе был беден, а под­деланный к славянскому сделался уже безобра­зен». («Беден» и «безобра­зен» — это, конечно, рас­ходится с будущей его оценкой как «великий и могучий». Оправданием тут служит факт, что Пуш­кин не родился пока для молодого зеленого языка, созданного только что эк­спериментами Ломоносова.)

Опять обращаю внима­ние: этой проблемы нико­гда не было у белорусов, поляков, чехов, болгар, украинцев, сербов и оста­льных славян — где язык селян органично станови­тся языком страны и наро­да. Это чисто российская уникальная проблема — как сочетать финский язык селян со славянским язы­ком государства (напри­мер, вБеларуси это неле­по: спорить о возможном «засилии славянизмов в письменной речи», под­разумевая, как в России, засилие болгарской лек­сики, когда сама белорус­ская лексика является та­кой же совершенно сла­вянской лексикой и таки­ми же славянизмами — то есть нет самого предмета для такого спора, ибо сла­вянизмы болгарского язы­ка никак не могут «испор­тить» и без того основан­ный только на славянизмах белорусский язык — мас­лом масло не испортишь).

В итоге российские лингвисты героически по­рывают «пуповину» много­вековой связи культуры Москвы с болгарским язы­ком, который дружно нахо­дят «чуждым», «вычурным в условиях России», «тормозящим становление лите­ратурного российского языка». И отвергают бол­гарский язык, смело падая в лоно народного языка («московского наречия»), который на 60—70% про­центов состоит из несла­вянской лексики. Велики­ми деятелями, которые совершают эту языковую революцию в России, Ф. Г. Карин в своей работе на­зывает Феофана Прокоповича, М. В. Ломоносова и А. П. Сумарокова. Так, в самом конце XVIII века Россия отказалась от сле­дования болгарскому язы­ку, который ее веками, как веревочка, удерживал в славянском поле и обра­щал «во славянство», — и стала лингвистически себя считать свободной и суве­ренной, признавая своим языком теперь не болгар­ский, а тот народный язык славянизированных фин­нов, который отнюдь не имел, как болгарский, яв­ных славянских черт. Пат­риотизм победил славян­ское единство.

НАСТОЯЩИЙ РУССКИЙ ЯЗЫК

Мелетий Смотрицкий, белорусский просвети­тель, работавший в Виль­но и Киеве, автор издан­ной в 1619 году в Евье «Граматіки словенскія пра­вильное синтагма», задол­го до «революционера» врусской лингвистике Ло­моносова, создателя грам­матики российского язы­ка, создавал научные осно­вы языка русинов. Как и в «Грамматике» Л. Зизания, он четко отличал болгарский церковный язык от наше­го: «Словенски переводимъ: Удержи языкъ свой от зла и устнъ своъ же не глати лети. Руски истолковуемъ: Гамуй языкъ свой от злого и уста твои нехай не мовять здрады». Ясно абсолютно (как и далее по его книге), что русским языком автор счи­тает нынешний украинс­кий язык (точнее — тот ру­синский язык, который в его время был общим для белорусов и украинцев). А вовсе не язык Московии-России. «Нехай», «мовять», «здрады» — это чисто бе­лорусско-украинские сло­ва, которые Мелетий Смотрицкий называет «пере­водом на русский язык». Ясно, что это всем броса­ется сразу в глаза, поэто­му автор статьи в журнале «Русская речь» «Московское издание Грамматики М. Смотрицкого» доктор филологических наук В. В. Аниченко из Гомельского государственного универ­ситета облекает язык, на который Смотрицкий пе­реводит церковно-болгарский язык, в такую фор­мулу: «так называемый «русский»». Так называе­мый Мелетием Смотрицким? И так называемый всем народом Великого Княжества Литовского той эпохи? Тут явно желание доктора наук не будора­жить российских коллег: мол, все нормально — то, что у нас народ называл исстари русским языком, — это только «так называе­мый «русский язык»». А «не так называемый», настоя­щий — был только у Рос­сии. Болгарский по соде­ржанию. А Мелетий Смот­рицкий заблуждался в тер­минах.

Ненаучно перевирать средневековых авторов. Если они четко пишут, что русский язык — это по своему содержанию именно украинский язык, а не московский, то зачем юлить? Зачем переписывать историю? Тем более, что в таком не­научном подходе сам ны­нешний украинский язык становится аномалией — с Луны упал на Киев, чужд, потому что «так называе­мый». А ведь книги Мелетия Смотрицкого показате­льны: русское — это наше народное исконное, что само собой и сегодня есть в реалиях украинского и белорусского языков, а российское — это не рус­ское, аоснованное на бол­гарском. И переводы, ко­торые делает в книге Мелетий Смотрицкий с бол­гарского на русский — это фактически переводы с российского на русский — на украинский и белорус­ский. Тут нет ничего этни­чески российского, что ныне именуется «русским», а есть только болгарское, которое нуждается в пе­реводе на русский язык — для белорусов и украин­цев, тогда именовавшими­ся русинами.

АЛФАВИТ

Всеобщее заблужде­ние: в России все счита­ют, что пишут на «кириллице», хотя на ней никто в России не пишет. Там пи­шут на совершенно дру­гом алфавите, весьма мало связанном с кириллицей— это введенный Петром 1 «гражданский алфавит». Он кириллицей не являе­тся, так как Кириллом и Мефодием не создавался. Это имперский российский алфавит, который Россия в царский и советский пе­риод старалась распрост­ранить у всех соседей, даже тюрок и финнов. Старается это делать и сегодня: не так давно Дума запретила Карелии и Татарстану вернуться к латинице, называя это «се­паратистскими происка­ми», хотя именно латини­ца более удачно отражает языковые реалии языков финнов и татар.

Вообще же это выгля­дит полным абсурдом: вы­ходит, что Кирилл и Мефодий создавали письмен­ность вовсе не болгарам и чехам для возможности им читать византийские биб­лии, а для татар, исповеду­ющих ислам. Но зачем му­сульманам православный алфавит? Второе заблуж­дение в том, что кирилли­ца считается «славянским алфавитом». Это на самом деле лишь слегка изме­ненный греческий алфа­вит, а греки — это не сла­вяне. Да и более половины славянс­ких народов пишут на латинице, а не на кириллице. На­конец, это — алфа­вит церковнославя­нских — тоесть болгарских — книг, это болгарский ал­фавит, а вовсе не свой русский, бе­лорусский или украинский. Ссы­латься на религиозные православ­ные традиции тут просто нелепо, по­тому что в средние века вся католиче­ская Европа в ре­лигии использова­ла латынь — явля­етсяли это осно­ванием, чтобы все страны эти отказа­лись отсвоих наци­ональных языков и вернулись к латы­ни? Нет,конечно. Кстати, бело­русский алфавит сегодня должен быть латиницей, а не кириллицей (то­чнее — алфавитом Петра I), так как бе­лорусский литера­турный язык на протяжении веков формировался как язык на основе ла­тиницы, а все основатели белорусской литературы писали на латинице. На­помню, что после россий­ской оккупации Великого Княжества Литовского 1795 года, царь запретил своим указом белорусс­кий язык в 1839 году (в 1863 запретил религиоз­ную литературу уже на украинском языке, в 1876 — все виды литературы на украинском языке, кроме беллетристики). На Укра­ине литературный язык формировался на осно­ве кириллицы, а вот в Беларуси — на основе латиницы, и в XIX веке, и в начале XX века бе­лорусская периодика выходила на латинице — «Вiеlаrus», «Вiеlаruskajakryniса», «NazvaNivа» и т. д. (хотя под шовинис­тическим давлением цари­зма стали появляться из­дания и на кириллице). В СССР белорусская лати­ница была вообще запре­щена как «западничество» и как напоминание о дру­гом выборе белорусов-ли­твинов — о многовековой жизни в Речи Посполитой вместе с поляками, чеха­ми и словаками, а не в со­ставе России.

После распада СССР в 1991 году на латиницу вернулись 4 республики: Молдова, Азербайджан, Узбекистан и Туркменис­тан. Пятой в их числе должна быть обязатель­но и Беларусь, так как ее литературный язык формировался именно на латинице, а сегодня мы должны переводить на нынешний, создан­ный реформами Стали­на, искусственный и ис­коверканный «белорус­ский» язык творения ос­нователей белорусской литературы. Это, конеч­но, абсурдно. И это, коне­чно, вызовет бурю возму­щения в Госдуме: мол, бе­лорусы возвращаются «на польский алфавит». Но ка­кое отношение к светской Беларуси имеет нынеш­ний греческий алфавит? Да никакого. А ведь поля­ки — это и славяне, и со­седи, а с неславянской Грецией белорусы не гра­ничат и общего с ними вообще не имеют. Причем, и греки, и поляки — в ра­вной мере члены НАТО и ЕС, поэтому выбор между греческим и латинским алфавитами заведомо не может иметь политическо­го подтекста. Кроме дема­гогии. Зато такой подтекст в позиции российских по­литиков, видящих в этом «сепаратизм» и «отход от России», как будто одна Россия является монопо­листом на раздачу алфа­витов соседям (и своим карелам, и татарам).

Когда хунта большеви­ков захватила власть в Рос­сии, то ее комиссары осу­ществили реформу вели­корусского языка. Во-пе­рвых, его переименовали в просто «русский» — дабы вычленить «великодержа­вное имперское» «велико», одновременно изменяя национальность велико­россов на русских. Что безграмотно, ибо нет в русском языке такого, что­бы название националь­ности вдруг было прила­гательным, а не существи­тельным (но что вы хотите от авторов нововведения Троцкого и Свердлова, евреев, мало разбиравшихся в нюансах русского языка). И это одновре­менноневерно научно и политически, так как ранее единый (пусть и искусст­венно) в царской России русский народ Беларуси, Украины и России теперь сводился только к народу одной РСФСР, а Беларусь и Украина теперь уже не считались Русью и русски­ми, ибо русскими теперь стали великороссы — то­лько часть существовавше­го при царизме русского народа.

Во-вторых, Троцкий и Свердлов провели глубо­кую реформу великорус­ского языка, создав «новый гражданский алфавит». А в-третьих, Троцкий настаи­вал на переходе велико­русского языка на латини­цу — «в целях мировой ре­волюции», и если бы его точка зрения победила, то алфавитом РСФСР и затем СССР стала бы латиница. А в 1991 году Ельцин тор­жественно возвращал бы Россию на свою кирилли­цу. Идея Троцкого была потому не принята, что рус­ская литература создава­лась именно на кирилли­це, а Пушкин на латинице не писал. Кстати, на этом же основании Беларусь должна вернуться на лати­ницу, ибо и наши поэты создавали белорусскую литературу не на кирилли­це, а на белорусской ла­тинице...