Петр Симоненко: О последствиях выбора Украиной европейского вектора интеграции (ч. 1)

http://www.kpu.ua/petr-simonenko-o-posledstviyax-vybora-ukrainoj-evropejskogo-vektora-integracii/

1. Логика выбора крупным капиталом вектора интеграции Украины.

Вопрос о выборе вектора интеграции Украины вышел на политическую повестку дня на рубеже веков. Выступая в 1998 году на Парламентской Ассамблее Европы, Л. Кучма впервые заявил о том, что стратегическая цель Украины – стать полноправным членом ЕС. На тот момент тема интеграции с экономически успешной и социально-благополучной Европой рассматривалась командой Кучмы как удачный политический шаг при подготовке к президентским выборам 1999 года

Вскоре вопрос европейской интеграции получил свое развитие. В апреле 2002 года Л.Кучма направил в Верховную Раду ежегодное послание о внутреннем и внешнем положении Украины, а также послание о концептуальных основах стратегии экономического и социального развития страны на 2002-2011 годы под названием "Европейский выбор”.

Однако уже через несколько месяцев внешнеполитический курс был скорректирован. В феврале 2003 года в Москве президенты Украины, России, Казахстана и Белоруссии подписали совместное заявление о формировании Единого Экономического Пространства (ЕЭП) и договорились подготовить соответствующее межгосударственное соглашение до сентября.

После пресловутой "оранжевой революции” вектор вновь меняется на европейский. В феврале 2005 года подписывается План действий Украина-ЕС. В 2009 году он был заменен на Повестку дня Ассоциации Украина-ЕС. Европейский выбор прочно входит в риторику официального Киева, постоянно находит отражение в посланиях президентов В.Ющенко и В.Януковича. При этом отношения с Россией сводятся к вынужденному "сосуществованию”, попыткам добиться односторонних уступок и периодически вспыхивающим конфликтам. В результате Украина вплотную подошла к Соглашению об Ассоциации с ЕС и создании с ним Зоны свободной торговли, о подписании которого в ноябре 2013 года мечтают все без исключения буржуазные «элиты» нашей страны – как стоящие в данный момент у власти, так и «оппозиционные».

Колебания украинского "интеграционного маятника” объясняются логикой местной олигархии.

В 1990-х годах конкретная работа в Украине не велась ни в направлении евроинтеграции, ни в плане участия в формировании "евразийского проекта”. В этот период в стране оформлялись и матерели олигархические финансово-промышленные группы (ФПГ), и семимильными шагами шла "большая приватизация”. В первую очередь молодую украинскую олигархию интересовали производства, приносившие большие доходы, но  не требовавшие крупных капиталовложений: средств для этого  на тот момент еще просто не было. Поэтому ею рассматривалась как угроза своему кошельку любая реальная интеграция, предполагающая открытие доступа к приватизационным процессам более мощных внешних игроков.

В результате в Украине произошло своеобразное "монополистическое огораживание”. Национальные ФПГ сформировались вокруг сырьевых и низкотехнологических производств, имевших, в основном, экспортную направленность или приносящих "рентные доходы” (добыча и первичная переработка сырья, сельское хозяйство, химия). Сбыт продукции таких производств, как правило, не требовал выстраивания сложных технологических и инвестиционных цепочек. При этом высокотехнологические и капиталоемкие отрасли (самолетостроение, ракетостроение, станкостроение, оборонно-промышленный комплекс), оставались на балансе государства

В результате передачи в частную собственность прибыльных производств и контроля над рентой источники бюджетных доходов постоянно сокращались. Развитие высоких технологий в государственном секторе оказалось фактически замороженным. В тоже время те предприятия высокотехнологических отраслей, над которыми получил контроль частный капитал, либо быстро пришли в упадок (судостроение), либо из производителей превратились в "дистрибуторов” импорта (автомобилестроение). За исключением единичных случаев ("Мотор Сич”), высокотехнологические производства быстро деградировали, их значение в структуре отечественной экономики неуклонно сокращалось.

Таким образом, в Украине оформился национальный капитал с ярко выраженными родовыми признаками (сырьевая ориентация) и интересами (максимизация прибылей от торговли). Именно сырьевая олигархия стала заказчиком на внутреннюю и внешнюю политику государства, что определило модель развития национальной экономики и логику встраивания Украины в мировое разделение труда.

Самый простой путь максимизации прибылей – сокращение издержек производства. Эту задачу на первом этапе украинская олигархия пыталась решить за счет удержания крайне низкого уровня зарплат, получения контроля над добычей сырья (железная руда, нефть) и максимального снижения цены на импорт энергоносителей. Именно поэтому в 2003 году официальный Киев, всегда стоявший на страже интересов крупного капитала, с готовностью сменил евроинтеграционную риторику на заявления о готовности включиться в формирование Единого экономического пространства с Россией, Белоруссией и Казахстаном  в обмен на низкую стоимость импорта газа.

Дальнейшее приращение прибыли для крупного украинского капитала был связано со снятием торговых ограничений и выходом отечественных металлургов, химиков и крупных аграриев на новые внешние рынки. Именно поэтому с 2005 года форсируется тема вступления во Всемирную торговую организацию (ВТО). Символично, что практическое решение этой задачи,  начатое правительством Ю.Тимошенко в 2005, было форсировано и завершено в 2007 году правительством В.Януковича.

Одновременно крупный украинский капитал стремился получить доступ к дешевым кредитным ресурсам и закрепиться на рынках сбыта, которые на тот момент казались ему перспективными, в первую очередь, в Европе. Начался массовый выход отечественных компаний на европейские  рынки заимствований. Украинские олигархи вкладывались в приобретение профильных предприятий Старого Света. Именно на европейском направлении в 2005-2007 годах ими совершались основные приобретения. Так, Индустриальный Союз Донбасса (ИСД) купил польский металлургический комбинат Huta Czestochowa и венгерский Dunaffer. Еще большими приобретениями на рыке слияний и поглощений отметилась группа Систем Кэпитал Менеджмент (СКМ) – Promet Steel (Болгария), Ferriera Valsider SpA (Италия), Metinvest Trametal (Италия), Spartan UK (Великобритания). Появились европейские активы и у газово-химической Group DF Дмитрия Фирташа — это венгерский газо-энерготрейдер EMFESZ,  австрийский Zangas, а также предприятия группы OSTCHEM Holding.

При этом прибыли от владения активами выводились в европейские оффшорные зоны (Кипр, британские оффшоры), затем частично реинвестировались, частично тратились на личное потребление. С этого момента в политике вновь возобладал "европейский выбор”. В массовое сознание стал планомерно вживляться образ Европы как цивилизационного в широком смысле эталона: успешная экономическая модель, высокие стандарты жизни, развитая культура.

На этом этапе значение России и евразийского пространства как импортера энергоносителей и рынка сбыта для украинской олигархии снижается. Проблема роста цен на энергоносители компенсируется постепенным снижением использования газа (в металлургии – переход на конверторы, электроплавильное оборудование) и ростом мировых цен на отечественную продукцию (химия, АПК). Промышленно-инвестиционная кооперация в высокотехнологических отраслях (космос, связь, авиастроение, судостроение, военно-техническое сотрудничество) приобретает для украинских олигархов третьестепенное значение.

Социальные издержки от роста цен на энергоносители смягчаются отчасти за счет субсидий из государственного бюджета, отчасти путем расширения доступа к кредиту и стимулированием потребительских настроений. Одновременно в общественном сознании формируется представление о России как о якобы отсталой стране с авторитарным коррумпированным режимом, которая при этом проводит недружественную политику в отношении Украины.

Еще одним значимым препятствием для интеграции с Россией с точки зрения украинского капитала оказались существенные различия в отношениях между государством и бизнесом. В Украине олигархия с начала 2000-х годов все больше набирала политический вес, фактически превращаясь в основного заказчика государственной политики. В России после периода "семибанкирщины” и доминирования крупного капитала в политике, связанного с именем Б. Ельцина, начался обратный процесс. Бегство В.Гусинского (2000 год), Б.Березовского (2001 год), процесс над М.Ходорковским (2003 год) показали, что российская власть, администрация В.Путина восстанавливает контроль над крупным бизнесом, фактически становясь единым центром власти и принятия решений.

На фоне этих событий у украинских олигархов все больше росли опасения, что в результате интеграции с РФ их политико-экономический статус будет пересмотрен. Их боязнь оказаться в "административном подчинении” стала еще одним блокиратором украино-российского сближения.

В результате уже в 2006-2007 годах украинская олигархия окончательно делает ставку на встраивание в европейское разделение труда. Евроинтеграция становится выбором всех буржуазных политико-экономических «элит», которому подчиняется внешняя политика капиталистического государства. А после 2008 года, в условиях глобального социально-экономического кризиса, углубляющегося с каждым днем и особенно больно бьющего по нашей стране, украинские олигархи и вообще увидели в «Европе» палочку-выручалочку, которая способна дать гарантию сохранности их припрятанных там капиталов и защитить их самих от надвигающегося социального взрыва.

Поэтому вполне закономерно, что смена фигуры на посту президента не привела к коррекции интеграционного курса. А в некотором смысле даже форсировала его в части подписания Соглашения об Ассоциации Украина-ЕС.

Вместе с тем, в массовом сознании украинских граждан вопрос выбора вектора интеграции далеко не столь однозначен. Как показывает социология, они более склонны поддержать курс на интеграцию с Таможенным Союзом. На вопрос о том, что для Украины выгоднее –  стать членом ТС или подписать договор об Ассоциации и создании Зоны свободной торговли (ЗСТ) с ЕС, 39,6% опрошенных высказались в пользу вступления в Таможенный Союз, тогда как за подписание договора об Ассоциации с ЕС выступают 36,9% респондентов.

Таким образом, сегодня в нашей стране существует мощная социальная база поддержки смены интеграционного вектора. Поэтому синхронные заявления буржуазной власти и буржуазной оппозиции, будто Украина «уже определилась»  – не более чем шулерская попытка выдать желаемое (украинским крупным капиталом) за действительное. Ответ на вопрос «куда идти?» должен дать народ, а не олигархи и их политическая обслуга.

2. "Интеграционные иллюзии”: изъяны украинских представлений о потенциале интеграции.

В последние годы в Украине вопрос выбора вектора интеграции приобрел ценностно-мифологический смысл. Проблемы прагматического политико-экономического характера оказались искусственно вытесненными из центра дискуссий.

Для части украинских политиков лозунг евроинтеграции стал своеобразным развитием идеи "прочь от Москвы!”, популярной в национал-демократической среде в ранние годы независимости. На рубеже веков, в период своего зарождения, он удачно дополнялся представлением о ЕС как о воплощенной мечте всеобщего благоденствия: успешная экономика, высокий уровень жизни. Это позволяло привлекать новых сторонников "хождения в Европу”.

Однако сегодня, по сравнению с началом 2000-х годов, когда зарождалась дискуссия о геополитическом самоопределении Украины, ситуация изменилась. Причем в корне.

Лодка евро-романтизма с треском разбилась о быт. Текущий глобальный экономический кризис вскрыл несостоятельность европейского мифа о "зажиточном обществе”. И вместе с тем, обнажил сущность и логику процессов внутри этого интеграционного объединения. Неожиданным для многих евро-романтиков оказался тот факт, что глубокая экономическая интеграция стран с разным уровнем конкурентоспособности, существенными разрывами в уровне производительности труда (между Германией и Грецией почти вдвое) не обеспечивает гармоничного развития. Наоборот, она создает дополнительные преимущества "успешных” перед "отстающими”, превращая тех в ресурс для преодоления экономических проблем стран ядра ЕС.

Развитие событий в Европе свидетельствует о том, что ЕС больше не является перспективным союзом "стран всеобщего благоденствия». "Евросоциализм” или "капитализм с человеческим лицом” оказался не новой общественной формацией, а всего лишь затянувшейся популистской политикой. Сравнительно долгосрочный рост благосостояния был достигнут благодаря беспрецедентному увеличению долгового бремени правительств и граждан. В некоторых странах Европы – Голландии, Дании, Ирландии – долги частного сектора превысили 250% годового дохода. По данным Бюро статистики Европейской комиссии, долги домохозяйств стран еврозоны выросли в период с 2001 по 2008 год с 79% до 95% годового дохода. Закономерно, что этот ничем не обеспеченный "потребительский пир” завершился мощнейшим долговым кризисом и депрессией экономики.

Вот уже более пяти лет Европа находится в состоянии глубокого кризиса. На южной и восточной периферии из-за особенностей экономического развития и обязательств, взятых странами в процессе интеграции, упадок носит более ярко выраженный характер. Отказ от национальной валюты и делегирование права определения социально-экономической политики на "федеральный” уровень (Еврокомиссия, Совет Европы) практически полностью лишили эти государства инструментов преодоления кризиса. Европейский Север переживает кризис несколько легче. Причем становится все более очевидным, что удержание ситуации в странах европейского "ядра” является следствием углубления кризиса на периферии. Переориентация капиталов, замещение производственных мощностей и освоение рынков разорившихся конкурентов поддерживают на плаву экономику Германии, Голландии, Франции, Швеции в ущерб государствам Южной и Восточной Европы.

Ожидать скорого выхода Европы из депрессии не приходится. Дело в том, что бесконечная череда нынешних рецессий в ЕС – результат кризиса «постиндустриальной» модели роста,  основанной на постоянно растущем потреблении в кредит, а не циклического развития экономики по схеме бум-спад, как это не раз бывало прежде.

Для того, чтобы модель кредитно-потребительской экспансии работала, необходима не только низкая процентная ставка, но и поступательный рост доходов нынешних и потенциальных заемщиков (граждан и правительства). В Европе с этим огромные проблемы уже сейчас. И в будущем ситуация только ухудшится. Население постепенно выбывает из потребительской гонки. Высокая безработица (особенно среди молодежи), которая сохраняется длительный промежуток времени, – это растущий риск деградации качества социального капитала: потери квалификации и устаревания образования рабочей силы. А если квалификация рабочей силы падает, инвестиции в создание высокотехнологических производств на этой территории становятся бессмысленными. Как следствие, меняется характер занятости, сокращается число высокооплачиваемых рабочих мест, падают доходы занятых в реальном секторе экономики. Это сопровождается уменьшением прибыльности сферы услуг, финансового сектора, транспорта, связи  и сокращением доходов занятых там. Идет общее снижение покупательной способности населения.

Кроме того, важно учитывать демографическую ситуацию в ЕС. Тенденция к старению населения – еще одна причина ожидать сокращения емкости потребительского рынка в будущем. Пенсионер, не имеющий источника трудовых или рентных доходов, не сможет наращивать потребление, какою бы низкой ни была кредитная ставка. Сокращение доли  трудоспособного населения ставит под вопрос устойчивость любой из пенсионных систем. Независимо от того, в каком форме –  солидарной или накопительной – она существует в той или иной стране, превышение количества получателей пенсий над плательщиками взносов ведет к  банкротству.

Таким образом, личное потребление больше не способно стать "двигателем” роста европейской экономики. Однако национальное государство, обремененное долгами, также не может полноценно заместить падающий спрос. Более того, стремясь сократить уровень бюджетного дефицита и укротить стремительно растущий долг, европейские государства идут по пути урезания социальных расходов: сокращают государственных служащих, срезают социальные выплаты, повышают пенсионный возраст. Но этим правительства только провоцируют ускорение сжатия совокупного спроса.

Сколько-нибудь реалистичных методов преодоления этого кризиса на сегодняшний день не просматривается. Попытка повысить налоги, которые  в ЕС и так весьма высоки, обернется бегством производственных мощностей и капитала на другие рынки. Учитывая то, что Европа – бедный ресурсами регион, сценарий бегства становится базовым. Капитал и производства начнут перемещаться туда, где существуют потенциально растущие рынки сбыта и (или) доступ к недорогим ресурсам. Роль и значение европейского рынка в мировой экономике будет постепенно сокращаться.

Тенденции в развитии Юго-Восточной и Южной Азии (в первую очередь Китая и Индии) свидетельствуют в пользу постепенного переноса туда центров инвестиций и потребления. Мировая система, похоже, входит в период тектонического сдвига полюсов, когда привычный для нас европоцентричный мир перестает существовать, а все описывающие его теоретические концепции и геополитические построения безнадежно устаревают.

На примере ЕС сегодня можно наблюдать спиралеобразный дефляционный кризис, при котором за любой фазой стабилизации следует новый виток спада. В рамках данного сценария будущее Европы на ближайшие 10-15 лет –  это «усыхание» экономики и снижение уровня жизни. С такой точки зрения рынок Европейского Союза, на котором так стремятся закрепиться украинская олигархия, видится не перспективным, а деградирующим.

В подобной ситуации втягивание в орбиту влияния ЕС новых буржуазных стран становится вопросом выживания для европейских корпораций. Внедрение так называемых "европейских стандартов” (фитосанитарных норм, стандартов качества, технических регламентов) позволяет крупному европейскому капиталу сразу же получить конкурентные преимущества на новых рынках относительно национальных производителей товаров и услуг. Те оказываются просто не готовыми к работе в изменившихся условиях –  на адаптацию требуются годы и миллиардные инвестиции. Ни времени, ни денег (что главное) на это нет.

Национальное государство также оказывается не в состоянии оказать необходимую помощь своему производителю. Обязательства по "адаптации” и "сближению” внутреннего законодательства к нормам и решениям ЕС лишают правительство возможности ввести протекционистские меры и оказать прямую бюджетную поддержку предприятиям и отраслям, которые в ней нуждаются для сохранения конкурентоспособности.

Как следствие, происходит быстрое освоение внутреннего рынка нового "евро-адепта” крупным европейским бизнесом. Подобный экономический вампиризм становится спасительным ресурсом для корпораций и государств ядра ЕС, форсируя и углубляя при этом кризисные процессы внутри новой "евро-колонии”. Наивно надеяться на то, что в украинском случае такая модель "интеграции по каким-то загадочным причинам будет изменена, нет никаких оснований.

Эту неоспоримую истину игнорируют украинские сторонники «европейского выбора». На фоне вполне очевидных процессов внутри ЕС они продолжают заявлять о радужных перспективах евроинтеграции для нашей страны.

При определении последствий европейской интеграции Украины часто исходят из оценки емкости рынка ЕС, объема финансовых потоков, текущего уровня качества жизни и других характеристик, присущих странам-членам этого Союза. Причем все эти характеристики совершенно неоправданно переносятся на украинские реалии, и на этом основании делается шапкозакидательский прогноз о перспективах «европейского будущего» нашей страны.

В качестве "убедительного аргумента” в пользу евроинтеграции нередко приводится и опыт стран Центральной и Восточной Европы (Польши, Чехии, Венгрии, Болгарии, Румынии, стран Прибалтики), которые стали членами ЕС в 2000-х годах. Однако напрямую переносить их опыт на нынешние украинские реалии нельзя по двум причинам.

Во-первых, поскольку эти страны получили членство в ЕС, их адаптация к нормам и регламентам Союза оплачивалась за счет трансфертов из его бюджета. Этой "опции” у Украины не будет.

Во-вторых, что важнее, период вступления вышеперечисленных государств в Евросоюз совпал с динамичным развитием мировой экономики, растущим спросом, крайне благоприятной ситуацией на финансовых рынках. Сегодня, в период экономического кризиса, ситуация прямо противоположная.

Наконец, для идеализации этого опыта нет ровным счетом никаких оснований. Для того, чтобы в этом убедиться, достаточно взглянуть на нынешнее запустение Прибалтики и на массовые протесты в Болгарии против катастрофического ухудшения жизни трудящихся этой страны.

Поэтому для того, чтобы адекватно отобразить возможные последствия "глубокой ассоциации” с ЕС, нужно не проводить исторические параллели, а перенести фокус внимания на стартовые позиции собственно Украины.

В частности, обращает на себя внимание тот факт, что, согласно исследованиям агентства "Финмаркет”, производительность труда в Украине (а это базовый показатель конкурентоспособности экономики) в разы ниже, чем в Европе.

Так, по размеру произведенного продукта в сельском хозяйстве в расчете на одного занятого (8,6 тысяч долларов. в год) Украина опережает только Молдову и Румынию, отставая от лидера – Швеции – более чем в 8 раз. В промышленности каждый занятый в нашей стране производит за год добавленного продукта на 25,7 тысяч долларов. Меньше показатель только в Молдове. В строительстве на каждого занятого выдается добавленной стоимости на 11,9 тысяч долларов в год, тогда как на стройках в Ирландии – в 12 раз больше. В 7 раз менее производительным, чем во Франции оказался отечественный финансовый сектор (32,4 тысячи долларов в год). Очень ощутимо отставание Украины в торговом секторе (11,2 тысяч долларов): в 7 раз от Бельгии и более чем в 3 раза от России. В сфере транспорта и связи Украина (25,6 тысяч долларов) уступает лидеру – Греции – в четыре раза. В области образования, здравоохранения и социальных услуг (9,5 тысяч долларов) ее отставание от лидера, которым является Франция, составляет почти семь раз. Как видим, везде «уверенно» Украина занимает предпоследнее место перед Молдовой.

В нашей стране крайне усложнен доступ к кредиту. На фоне постоянной борьбы Национального банка с инфляцией ставки по кредитам для мелких и средних производителей колеблются в диапазоне 15-20%. В пиковые же периоды "сжатия” денежной массы кредитование становится вовсе недоступной роскошью. И хотя в ЕС соответствующие ставки существенно ниже, доступ на европейский, рынок заимствований для отечественных товаропроизводителей ограничен кредитными рейтингами. И никакая Ассоциация с Евросоюзом этих ограничений не снимет. И даже не ослабит.

Переход на технические регламенты ЕС, в первую очередь, в сельском хозяйстве и промышленности потребуют дополнительных инвестиций со стороны украинских производителей, тогда как способность украинского правительства оказывать им административную, тарифную, фискальную и иные виды помощи будут ограничены обязательствами, которые возьмет на себя Украина при подписании Договора об Ассоциации с ЕС .

Исходя из этих соображений, и нужно оценивать последствия европейской интеграции для нашей страны.