Аутотопагнозия левой идеи

С каждым днем, с каждым мгновением все больше персонально срастаясь с лево-ориентированными ценностями, параллельно отмечаю, насколько же они концептуально чужды в целом нашему постсоветскому обществу. Из всех аспектов социалистического мировоззрения в мозгах "хомо советикус" одиноким ошметком зацепилась мысль о тех давних чудных временах, когда "колбаса была по 2.20". Говоря проще, всеохватывающее представление жителей бывшего Советского Союза о левой идее строго привязано к 70-летней истории того самого Советского Союза. Который, кроме своей отвязной самоидентификации, мало чем еще демонстрировал верность этим идеям.


Начнем, пожалуй, с предварительного понимания, что это вообще за категория такая - «левые идеи». Вот неплохая заметка, помогающая нам очертить главные принципы левого тренда, чтобы потом оценить их привлекательность/ущербность и сравнять с текущим представлением об этих концептах в нашем обществе. Итак, нагрубо разбивая единое представление о левой идеологии, формулируем такие базовые ее составляющие: а) социальное равенство и комфорт; б) персональная свобода; в) протестность и динамизм. В таком последовательном порядке и рассмотрим эти аспекты.


Социальное равенство и комфорт. Тут, как ни крути, а нужно признать, что наша пресловутая колбаса со свистом залетает внутрь, торжественно объявляя Союз главным апологетом сего направления. И не совсем безосновательно, приходится согласиться. Ведь даже самые закостенелые антисистемщики не будут отрицать той тотальной дешевизны, которая окружала жизнь типичного советского гражданина. Отрицать не будут, но вместо этого они радостно укажут на застывшие полупустые витрины и заснувшие от бездеятельности рубли в бумажнике. Это сейчас выбор не просто есть, он назойлив и раздражителен, а тогда широте ассортимента предпочитался гос.план и потребительский минимализм. Это сейчас человеческие мелкобуржуазные устремления наполняют прады, дольче габбаны, луи виттоны, а тогда бренд был один – «Дефицит™», краешком позволяющий прикоснуться к манящему забугорью. Так вот, раньше я тоже любил сочно поливать говном те времена, которых я не застал, базируясь на все том же комплексе «хочу выбирать из многого!». Но вот однажды, наблюдая очередную мозговыедающую рекламу, которая истошно исторгала из себя креативные соки, мотивируя меня пойти и купить «а теперь с банановым!», я как-то задумался. Неужели социальное обустройство общества, которое дает возможность более-менее вольно выбрать из дискретных вариантов разнообразного говна (да и то не всем!) лучше того, что предполагает невариативный продукт, но качественный и общедоступный? Ведь речь не идет о высоких потребностях, речь о банальном наполнении желудка и материальном убранстве! Как ни парадоксально – в буржуазных Европах именно тот болезненный гедонизм, о котором так мечтали многие поколения рядовых коммунистов – вызывает отвращение. И я разделяю эту нелюбовь к культу потребления. Потому что с учетом капиталистической глобализации давно уже потеряла свою действенность формула «спрос рождает предложение», как, например, механика Ньютона стеснительно курит в отношении космической физики. «Предложение нагнетает спрос» - вот формула новой реальности, ибо когда базовые потребности удовлетворены, конкуренция переходит из плоскости «у меня просто лучше» в плоскость «у меня еще есть одна совершенно уникальная фигня, которая должна тебе понравиться».


Итак, Совок был системой, которая успешно удовлетворяла основные материальные запросы своих элементов. Этим он выгодно отличается от других систем социального равенства, жители коих постоянно находятся на грани прозябания (типа КНДР). Кстати, относительно, собственно, равенства – да, это горизонтально-ориентированное распределение благ является необходимым условием для идентификации общества, которое претендует называться социалистическим. Другое дело, что уровень этих благ может быть разным.


А теперь о существенных минусах, которые не позволяют однозначно признать советское общество полностью удовлетворяющим указанному концепту. Во-первых, социальное равенство наблюдалось только в экономической сфере – во всех других направлениях несколько доминирующее положение занимала партийная номенклатура, которая всегда имела доступ к тому, что простые смертные позволить себе не могли. Кроме того, это класс был законсервированным и не предполагал особой мобильности, что отделяло его от иных граждан. Во-вторых, по данным на конец 80-х годов, удельный вес расходов на военно-промышленный комплекс составлял 20-25 % от ВВП страны. Назвать этот подход оправданным, и, тем-более – социально-направленным – у меня язык не повернется. В-третьих, история СССР помнит о многих недобрых страницах тотальной нищеты, часто связанных как раз с экспансивной деятельностью Советской империи.


Персональная свобода. Вот по этой категории и происходит громадный разлом между пониманием левой идеологии сознанием постсовка и её реальной сутью. Ведь та формация, что называла себя фарватером социалистической революции – в данном вопросе являла собой совершенно ебнутое, истерическое, мракобесное чудовище. То, что является для левой идеи безапелляционной ценностью – у нас поспешили провозгласить «буржуазным разложением». После нескольких смелых экспериментов по освобождению человека от этических предрассудков – все вскрики радикального левачества быстренько придушили, и погнали строить идейно-выверенную, пролетарски-сознательную общественную мораль. И та всеохватывающая серость, которой знан Союз – опять-таки, не следствие особенностей командной экономики, а естественное выражение пуританского социума. Единая этика, единая идеология, единая партия, единые мысли; контролируемая литература, контролируемое кино, контролируемая музыка, контролируемая жизнь – это просто плевок в лицо всем симпатикам левого мира. Гомосексуализм? – болезнь! Свободный секс? – нравственная пропасть! Авангардное искусство? – «пидорасы проклятые!» Легалайз? – буржуазная дрянь! Свободомыслие? – непозволительная блажь!


Вот и получили кусок человеконенавистнического говна в одну шестую суши под красным прапором свободы.


Пока стадом управляла руководящая рука Партии, ведомая разгулявшимися комплексами толстобровьих старцев, все еще как-то держалось. Но как только удавочку начали приспускать – так весь совок себе сразу и вышел. Наконец-то прорвало прогнившую плеву.


Протестность и динамизм. Во всем мире левое движение является синонимом слов развитие, борьба, нонконформизм. Во всем мире самые радикальные, самые передовые взгляды оформляются в рамках левой идеологии. Во всем мире левые идеи овладевают головами ученых, писателей, прогрессивной молодежи. Во всем мире, кроме вышеназванной шестой части суши.


И как бы сильно никто ни тешил себя мякотными иллюзиями, но в 20-веке весь мир наблюдал не за радикальным социалистическим экспериментом, а за очередным становлением очередной консервативной империи. Не последнюю причину этого давным-давно сформулировал идейный отец коммунистической революции Карл Маркс: «Московия была воспитана и выросла в ужасной и гнусной школе монгольского рабства. Она усилилась только благодаря тому, что стала виртуозна в искусстве рабства. Даже после своего освобождения Московия продолжала играть свою традиционную роль раба, ставшего господином. Впоследствии Петр Великий сочетал политическое искусство монгольского раба с гордыми стремлениями монгольского властелина, которому Чингисхан завещал осуществить свой план завоевания мира».

Резко, со старта построить свободное, социально-ответственное общество там, где на протяжении сотен поколений упорно прививался единый мотивационный подход «пойло и стойло» - невозможно. Любое, даже здравое начинание будет превратно истолковано, а сброс старого царя банально приведет к коронации нового. Когда человек на утверждение о торжестве тотальной личностной свободы мгновенно реагирует саркастическим: «ага, свобода грабить и убивать значит!», понимаешь, что перед тобой латентный холоп, свобода которого может являть себя исключительно в мечтаниях о всевозможных гадствах абстрактному барину. Эти люди, избавившись от обязательности клериканства поспешили понастраивать себе новых идолов, на которых молятся и сейчас. Избавившись от самодержавия монархического, они спокойно созерцали, как ту же роль понемногу занимал зарождающийся советский бюрократический класс. Эти люди сумели полюбить хама – и возненавидеть интеллигента. Эти люди комфортнее себя чувствовали себя в статусе управляемой шестеренки, чем творческой единицы.


«Диктатура пролетариата», ага. Так может ли такое государство быть прогрессивным? Думаю, вопрос риторический.

_________________________________________________________

А теперь давайте рассмотрим, что мы получили в результате. Социум, который построен на принципах равномерного распределения благ каждому своему субъекту (все же с некоторыми перекосами). Социум, который на откуп стабильности собственной формации отдает жизни и свободы отдельных индивидов. Социум, базовая цель которого – успешно зарыться под землю и не делать лишних движений.

Это совершенно не левый социум. Это типично правый социум, с небольшими модификациями, суть которых в отличиях маркировки общества – в Совке просто взяли за основу своей демагогии не этнический принцип, а классовый; но и в том, и том случае – это не больше, чем способ оправдать текущее социальное устройство.

Поэтому, когда я читаю статьи типа «Левые идут», посвященные предсмертному рывку объединенных старперов в направлении хохляцкого олимпа, или слушаю некую потную лысину, все так же твердящую вековечное «без России нам низзя», или наблюдаю некий совместный митинг коммунистов с православными хоругвеносцами, или купаюсь в истерике симоненковцев по поводу очередного сноса/награждения Ленина/Бендеры – я даже ох*еваю слегка, что весь этот говорящий климакс еще имеет наглость идентифицировать себя с левым спектром.

Нет. Левые пока не идут. Пока идут совки. И судя по всему – куда-то в прошлое.