18-летний бездомный подросток рассказал как ему живется в Житомире

В юности немало подростков сбегают из дому, следуя максимализму, который не дает покоя юным душам.

К счастью, большинство, неприкаянно побродив день-два, возвращается домой, чтобы покорно снести наказание за столь необдуманный поступок. Чаще всего на этом все и заканчивается. Есть и другой вариант — когда у человека развит синдром бродяжничества. То есть в семье все хорошо, мама и папа души в ребенке не чают, но при этом сын или дочь не в силах противостоять постоянному желанию бродить по миру непонятно зачем. В обоих случаях так или иначе все происходит по воле подростка, и, что самое главное, он всегда может вернуться домой. Но что делать маленькому человеку, когда внешне благополучные родители просто вышвыривают его за дверь со словами: «Не возвращайся, больше тут тебя никто не ждет!»?..

«В 2009 Я ЕЩЕ В ШКОЛУ ХОДИЛ…МАМА ПЕРЕД СНОМ ЦЕЛОВАЛА…»

Восемнадцатилетний Николай по воле своей матери и отчима оказался на улице. Вот уже третий год он бродит неприкаянно. Раньше он жил в Киеве, позже перебрался в Житомир. Правда, сколько времени он тут пробудет, никто не знает, в том числе и сам Николай. В отличие от большинства себе подобных, Николай совсем не похож на бездомного «зверька», он довольно образованный, не жестокий, отчего выживать ему еще труднее. Без квартиры, заработка, близких людей, парень все же не теряет надежды однажды обрести все это. Правда, пока что успехи невелики, скорее наоборот — ко всему прочему он успел лишиться трех пальцев на руке…

Николай сам подошел ко мне на остановке общественного транспорта. По одежде и общему внешнему виду сразу было ясно, что это бомж. Попросив сигарету, он подкурил, но уходить не спешил. Внезапно попросил:

— У тебя есть паспорт? Можешь мне пива купить? Вот деньги. Продавец в ларьке не продает, а за смагой лень топать — далеко отсюда.

— А тебе сколько лет?

— Восемнадцать. Знаю, тяну на пятнадцать. Жизнь такая…

Мы разговорились. Хлебнув пива, Николай был не прочь немного поболтать. По некоторым фразам я понял, что это не простой бездомный подросток — сын алкоголиков. Речь Николая удивительным образом совмещала в себе как простые слова, уличный сленг, семиэтажный мат, так и вполне специфичные слова, которые выдавали в нем бывшего отличника школы. Оказалось, родители Николая довольно зажиточные, непьющие. Однако его выгнали на улицу как щенка…

— В две тысячи девятом я еще в школу ходил, как все дети, с улицы домой возвращался, кушал борщик теплый, мама перед сном целовала… и собака у меня была… — начал он, отпивая из бутылки.— Никогда не думал, что буду вот так шататься по улицам, просить мелочь да на рынке тырить.

— Как же ты на улице оказался?

— Потому что моя мать… — внезапно употребляет несопоставимое со словом «мать» выражение Николай,— променяла меня на мужика. У меня был родной отец. Они с мамой часто ругались, не знаю, что там произошло, может, она ему изменила (с нее станется), они развелись. Правда, жили по-прежнему вместе, потому что у мамы своей квартиры не было. Мне тогда десять лет было. А когда исполнилось двенадцать, папа уехал в Испанию, у него там какой-то дружбан. Короче, с того времени я его не видел, он ни разу не звонил. Квартиру продал, поделил с мамой деньги честно пополам. И мы купили однокомнатную в малосемейке. Стали с мамой вдвоем жить. Она работала в магазине продавцом. Придя домой с работы, принималась сразу готовить, убирать, уроки мне помогала делать. Я на «отлично» учился. А потом появился дядя Миша — и все, мама изменилась…

Новая любовь 40-летней Татьяны 45-летний Михаил был владельцем нескольких отделов в магазине, где она работала. При деньгах, без семьи, он приезжал за выручкой почти ежедневно под вечер. Среди продавцов магазина Михаил слыл завиднейшей партией. Многие девушки (причем гораздо моложе Татьяны) «распускали хвост» перед ним, однако бизнесмену приглянулась именно мать Николая. Время от времени он приходил в ее отдел, заводил беседу. Знакомство довольно быстро переросло в отношения, а буквально через несколько месяцев Татьяна вместе с сыном переехала в загородный дом Михаила. По его настоянию она продала свою комнату в малосемейке.

— Помню, дядя Миша говорил: «Продавай комнату, зачем она тебе теперь? Будем у меня жить!». Мы к нему переселились, деньги от продажи той квартиры потратили, причем на Мишу в том числе…

«КОГДА МАМА ПРОШЛА МИМО, Я ПОНЯЛ: НЕТ У МЕНЯ БОЛЬШЕ МАМЫ…»

Казалось бы, новая жизнь должна была быть лучше предыдущей. Но была проблема — Николай так и не смог принять Михаила, а тот невзлюбил мальчика. Некоторое время спустя взрослые поженились. Теперь у Николая был отчим.

— Он мне жизни не давал! Не то что не любил, а реально ненавидел. То я не так делаю, это. Просыпаюсь утром, иду завтракать. Миша сидит за столом, мама насыпает в тарелки еду. Я ем, и тут Миша молча встает, обходит стол и без предупреждения бьет меня в ухо кулаком. Типа чавкаю я сильно! И самое обидное, что мама всегда была на его стороне. Ну, то есть сначала она еще меня защищала, хоть и вяло. А потом, когда у нее от Миши ребенок родился, стала ко мне относиться как к мебели.

— Может, твоя мать просто стала больше внимания уделять малышу? Это ведь естественно.

— Какой ты умный! А как это называется, если я, к примеру, взял как-то у Миши парочку сигарет. Хотел с пацанами покурить. Он узнал и так меня отмудохал, что я встать не мог. Так мать вместо того, чтобы  скандал ему закатить, меня отругала: «Зачем ты взял у Миши сигареты? Ты специально делаешь так, чтобы тебя били и ругали?». В общем возненавидел я их, а они меня. Реально перестал для них существовать. Даже летом, когда они с Машей (это сестра младшая, ее мама родила от Миши) собрались съездить в зоопарк, Миша не взял меня. Сказал, что не хочет мою рожу всю дорогу видеть. Втроем поехали, а меня дома оставили. И таких примеров очень много было.

Николай, как и многие подростки в такой ситуации, пытался каким-то образом обратить на себя внимание, а также мстил за невнимание со стороны матери, направив всю ненависть на маленькую Машу. Для этого он устраивал мелкие пакости. Нередко Татьяна, собираясь куда-нибудь, вдруг обнаруживала, что все ее колготки порваны. То вдруг Михаил не мог найти ключи от автомобиля -  Коля выбрасывал их в сад. Сестре тоже доставалось — среди ночи Николай мог прокрасться к ее кроватке и вылить на девочку холодную воду. За эти пакости мальчик получал по полной, причем мать гневалась не меньше, чем отчим.

— Как-то мы были в магазине, я попросил купить мне мороженое. А Миша при всех назвал меня выродком — просто за то, что я попросил мороженое. Сказал: «Обойдешься, выродок!». А с Машей все цацкались…

Однажды Николай подождал, когда все уснут, и залил сестре в рот средство для мытья посуды. Проснувшись от крика ребенка, родители успели вовремя вызвать «Скорую помощь». Девочке в спешном порядке промыли желудок, и она осталась живой и здоровой.

— Вот после того меня и выперли,— вспоминает Николай.— Миша сначала по морде надавал, мама добавила, а потом тупо вывели за калитку, сказали, чтобы катился на все четыре стороны.

Не зная, куда идти и что делать, Николай провел ночь у забора. С утра Михаил и Татьяна собрались отвезти Машу к врачу, чтобы убедиться, что она здорова. Увидев сидящего под забором мальчика, Михаил лишь заявил:

— Что расселся? Вали отсюда, мразь!

Самое обидное для Николая было то, что его мать, держа на руках бледную дочь, не просто не защитила сына, а молча прошла мимо, даже не взглянув на него.

— Я в душе был уверен, что утром меня заберут домой, ну поругают, может. Понимал, что реально переборщил с этим средством для посуды. А когда мама мимо прошла, только тогда и понял: нет у меня больше мамы, никого больше нет…

— И что ты сделал?

— Ничего, пошел куда глаза глядят… Знаешь, я ведь был по сути домашним ребенком, больше времени дома проводил, даже когда отчим появился. Мало с кем дружил. И когда на улице оказался, было невероятно сложно. Да и сейчас не легче. Первые дни даже думал покончить жизнь самоубийством. Я несколько суток шатался по району. Поначалу больше всего переживал, как же школа… До сих пор не знаю, что мать сказала учителям о том, куда я пропал,— вдруг задумывается Николай.— Наверное, наврала что-то, вряд ли призналась, что выперла меня из дому. Словом, первые дни были совсем плохие. Жрать нечего, конец августа, по ночам холодрыга. Спал по подвалам. Однажды на меня кошки напали! Шел мимо многоэтажки на Оболони. А там подвал незапертый. Подошел ближе, у входа стоят посудины, видно, люди подкармливали местных кошаков. Я до этого трое суток не ел, еле шел. Ну и съел все с тех тарелок. Там были каша, шкурки от колбасы. Потом полез в подвал, а там кошаков тьма. Сначала попрятались, а среди ночи налетели. Вот бы не подумал, что коты хуже собак, когда их много! Всего исцарапали, еле убежал!

«СОБАКУ ЕЛИ…НО МНЕ НЕ ПОНРАВИЛОСЬ…»

Постепенно Николай стал привыкать к новой жизни. С каждой ночью становилось все холоднее, но одежду можно было найти на помойках — оказалось, люди выбрасывают немало практически целых вещей. Что касается пищи, тут было труднее.

— Когда я еще дома жил, то, помню, по телевизору видел программу о жизни бомжей в Америке. Они там хавают то, что с магазинов выкидывают и ресторанов, ну, просроченную еду. А у нас сколько ни искал, не нашел ни одного маркета, из которого хоть что-то выбросили бы. На базарах если и выбрасывают фрукты или овощи, то совсем уже гнилые. Хотя бывало, что я и гниль ел. Нашел под прилавком рынка две хурмы — черные, растекаются. Но очень уж голодный был. Съел и ой как пожалел — несколько дней вообще встать не мог, до того живот болел, поносило, голова раскалывалась. Так и пролежал. Думал, загнусь. А еще этим летом решил дачу ломануть. Хотел забрать лопаты или сапки, а потом на рынке продать. И прикинь, как «повезло» — мужик с соседней дачи собаку спустил. Она мне все ноги искусала, здоровая такая псина. Потом мужик оттащил ее и говорит: «Лежи, не рыпайся, ворюга! Сейчас милицию вызову!». Ну, я тоже не дурак. Вскочил, побежал. Собака за мной, я ее ногой пнул, прямо в морду попал, успокоилась. А мужик долго бежал, орал. Но попробуй меня догони! Еще позапрошлой зимой в селе курицу украл,— горделиво рассказывает Николай.— Вообще никто не заметил. Просто поймал и ушел.

— Продал?

— Нет, сам съел. Жрать хотел сильно. Отошел от села, развел в лесу костер, курицу общипал и съел. Я такой вкуснятины, казалось, никогда не ел. Кстати, и в городе много раз ловил куриц. Голубей тоже можно. Их, главное, нужно хорошо под колонкой вымыть и сразу желудок выбросить. А то слышал историю, один чувак поел грязной голубятины и помер через несколько недель. Наверное, какую-то инфекцию подхватил. Еще как-то собаку ели. Но мне не понравилось. Пацаны ее долго жарили, но привкус кисловатый противный все равно остался. Как собак корейцы едят? Может, специальных выращивают? Вообще что я только не ел за это время! С мусорки хвосты селедочные… Помню, был малый, шел с мамой и видел, как бомж с земли кусок хлеба поднимает и ест. Тогда не мог понять, как он может, хлеб ведь на земле лежал, на него ногами наступали! А как жрать захочешь, о таком даже не задумываешься. Летом лягушек ловили. Ничего так, вкусные, особенно лапки. Я Сане (это тогдашний мой дружбан) говорил, что мы как французы…

— То есть с другими бездомными ты общался?

— Я и в общине жил. Это когда пять-семь человек вместе тусуются, добывают жратву. У них девчонки есть, с которыми можно переспать в любой момент. Живут обычно там, где теплосеть. Туда чужих не пускают. Как познакомился? Стоял в переходе метро, просил милостыню. Как раз в том месте других нищих не было, а то сразу бы избили. В общем насобирал гривен десять. Подходит ко мне пацан примерно моего возраста (потом оказалось, что ему четырнадцать), не угрожал, нормально поговорил, предложил скинуться и купить клей «Момент». Я, если честно, не хотел нюхать, но побоялся отказаться. В общем купили у тетки в ларьке, пошли за дома…

— И как, понравилось?

— Нет, стремно. Эти «мультики» у меня какие-то дикие были: стены стали как сопли стекать, черви из рук полезли. К тому же меня стошнило. Зато Женька (тот самый пацан) привел меня в теплосеть на Борщаговке.

Внутри лежали грязные полусгнившие матрасы, поверх них — кучи тряпья. Вокруг «спальных мест» валялись бутылки, объедки. Запах мочи перемешивался с вонью немытых тел местных обитателей — девяти парней и девчонок от 13-ти до 17-ти лет.

«НАНЮХАЕТСЯ КЛЕЯ И НАЧИНАЕТ КОШАКОВ РЕЗАТЬ…»

— Мне там нравилось,— говорит Николай.— Пацаны, конечно, жестокие, но если ты не делаешь что не надо, то за тебя все горой. Но если уж совершил подставу, то все — не жилец. Один пацан как-то украл пачку зефира в маркете и закрысил. Если бы он отдал старшему эту пачку, то все было бы нормально. А он сам схавал.

— И что ему за это было?

— Отпетушили его все. Даже девки…

— Ты тоже участвовал?

— Эй, я тебе не голубой! — с вызовом отвечает Николай.— Еще раз намекнешь, увидишь, что будет! Да, я тоже ту крысу петушил. Во-первых, иначе нельзя, а то самого бы потом… А во-вторых, заслужил. Потом его избили и выгнали.

— Такие правила у всех бездомных?

— Не знаю. Наверное, нет, у каждого свои.

— Учитывая, что ты сейчас в Житомире, значит, от тех ребят ушел?

— Ушел. Почему? Да там был один урод — кошек мучил. У меня это, наверное, еще от нормальной жизни осталось — не могу видеть, как животных мучают. Я, конечно, не лез в драку, но пару раз сказал, чтобы он перестал. А то нанюхается клея и начинает резать кошаков. Те орут… В общем сказал я ему. А за это на меня остальные набросились. Тоже отпетушить хотели. Там все, когда нанюхаются и набухаются, вообще кончеными становятся, групповухи устраивают. А главным только бы наказать кого-то. Хотели они меня схватить, но я от перепуга так рванул, что не удержали. И убежал аж на противоположную сторону Днепра, где они не тусуются.

На другом берегу жизнь у Николая началась хоть и новая, но не сказать, что намного лучше. Несколько раз его ловили в супермаркетах на горячем. Охранники не вызывали милицию, а сами «учили» малолетнего вора уму-разуму. После одного такого «учения» у Николая треснула тазовая кость с левой стороны, отчего он до сих пор прихрамывает.

-  А как ты пальцев лишился?

— А, это,— Николай чуть ли не с торжеством поднимает правую руку, на которой нет большого, указательного и среднего пальцев, вместо них остались лишь половинки.— Это я на маньяков напоролся.

— Каких маньяков?

— Откуда я знаю? Спал себе в парке у забора. Кто-то будит меня, смотрю — двое с фонариком. Думал, менты, но они не в форме. Спрашивают: «Ты один?». Я сразу понял: лучше мотать. Но только пару часов назад набухался, не мог нормально бегать. А один заявил: «Не бойся, мы тебя не обидим. Хочешь заработать полтинник?». Думаю: ага, за полтос сейчас скажут минет им делать! Именно это и попросили! Отказался. Они сначала уговаривали, уже семьдесят гривен обещали. А потом как увидели, что я ни в какую, стали угрожать, что пальцы отрежут, если не соглашусь… Я и тогда не согласился. Пока говорили, маленько протрезвел, хотел убежать, но догнали… — Николай замолкает, о чем-то задумывается. Потом с внезапной беспечностью продолжает: — Мне еще повезло. Пацаны рассказывали, одного бомжару пятнадцатилетнего завезли в какой-то сарай и там его ежедневно по десять мужиков сначала изнасилуют, изобьют, потом снова изнасилуют. А на ночь в толчок сбрасывали, он там сидел в дерьме…  Потом отпустили. Я его сам не видел, но говорили, что он после таких приключений совсем конченый стал — только ходил скулил как собака. А мне сейчас нормально,— он снова сжимает и разжимает грязные обрубки пальцев.— Только, бывает, пальцы болят непонятно от чего. А вот этот большой стал гноиться, я уже думал, гангрена начнется и придется руку рубить. Но ничего, само прошло. Я чистотелом каждый день мазал и прошло…

— Что самое опасное в твоей теперешней жизни?

— Да все опасно. Это пока ты дома живешь, с семьей, защита есть. А так в случае чего куда пойдешь? В милицию? Тебя не только слушать не будут, а еще и пришьют что-то. Сколько пацанов, которых я знал, посадили ни за что… Просто шьют висяки! А то просто домашние пацаны могут прикопаться. Спал однажды уже тут в леске. И тут компания, человек пять. На меня наткнулись, поняли, что бездомный, и бить стали. Как только не убили…

«БИКСА МОЯ ЖИЛА С ДЕДОМ, ТОТ КРЯКНУЛ. КВАРТИРУ РОДСТВЕННИКИ ЗАБРАЛИ…»

— Как ты зимы переживал? В теплосетях?

— Да не только. Я знаю, где тут дырки в подвалах есть, там можно. Еще можно в подъезде на самом верхнем этаже без квартир.

— В прошлом году были открыты пункты обогрева. Там кормили и можно было погреться. Туда почему не шел?

— Ходил, но не на ночь. Там по ночам бомжары приставать начинают. Вот реально, будто баб им мало! — возмущается Николай.— Один у вас есть, его Марианной зовут. Реально гомик! Вот знаешь, стоят по городу ящики, туда шмотки люди выбрасывают. Так этот Марианна бабское все берет и носит потом. Он по всему городу за мной носится, полудурок! Говорит, что я красивый! А по морде ему не надаешь, он сильный. Так и бегаю от него.

— Чем ты питаешься, на что существуешь?

— Когда как. Где трубу найду и в лом сдам, макулатуру собираю, бутылки. Бывает, на рынке сопру. Ну и Ксюха тоже помогает.

— Какая Ксюха?

— Бикса моя. Я не говорил? Тут с ней познакомился. Ей шестнадцать. Жила с дедом, пока тот не крякнул, а квартиру родственники забрали. Ее на улицу. Хорошая девка. Когда я прошлой весной болел, она всю неделю приносила еду, не бросила.

— А как же она зарабатывает?

— Ну а как девка может зарабатывать? — спокойно ухмыляется Николай.— Мы так смагу вчера получили. Бабла не было, а там гонит мужик. Просили у него в долг, но он, конечно, не дал. Ну, я Ксюхе и говорю: «Предложи ему «орал»! Согласится!». И согласился, только пришлось еще за презервативом бегать километра два. Зато чекушку получили.

— Так ведь это твоя девушка! Неужели не ревнуешь?

— Когда я в школе учился, встречался с одной. Помню, даже дрался с кем-то из-за нее. А сейчас другая жизнь, тут такого нет. Чего ее ревновать? Тем более она меня любит! У нее от деда кольцо серебряное осталось, так она мне его подарила!

— Ты не вспоминаешь о матери, нет желания позвонить ей? Может, она уже успела давно пожалеть о своем поступке и хочет, чтобы ты вернулся?

— Раньше очень хотел. Даже прощения думал попросить, лишь бы пустили назад. И звонил, да трубку никто не брал. То ли номер поменяли, то ли я неправильно цифры набирал. А вообще съехали мать с отчимом. Я через месяц после того, как меня выгнали, приходил, мне никто не открыл. А еще через год снова вернулся, а там другие люди живут. Не знаю, куда мать делась… Да и вряд ли назад примет. Если бы хотела, нашла бы давно, разве не так?..

ВЫГНАТЬ РЕБЕНКА ИЗ ДОМУ — МНЕНИЕ ПСИХОЛОГИИ И ЗАКОНА

Психология: пожалуй, это самое неправильное, что можно применить по отношению к ребенку. Вне зависимости от того, что он натворил, выгнать подростка из дому означает навсегда лишить его внутренней уверенности «мой дом — моя крепость», которую он перенесет и в дальнейшую взрослую жизнь. Если ребенок «трудный» и не желает слушаться, лучше обратиться к психологу, отправить его в детский лагерь военного типа (сегодня таких в Украине немало). Кроме того, нужно вникнуть в саму суть причины такого поведения, ведь порой сами родители виноваты, не желая это признавать.

. Закон еще более категоричен: выгонять несовершеннолетнего из дому — это прямое нарушение закона о родительских обязанностях, что влечет немало неприятностей. Если подросток обратится в милицию (либо это сделают соседи и другие неравнодушные люди), родителям могут не только выписать штраф, но и лишить прав на воспитание.