Пасха. Чечня нетелевизионная

- Я думал, что умру как угодно, но только не так... Почему я редко ходил в церковь и окрестился в двадцать пять лет? Наверное, поэтому и такая смерть? Кровь сочится медленно, не так, как от пулевого ранения, буду умирать долго... - Сергей с трудом вдохнул воздух полной грудью. Это всё, что он мог сделать. В желудке уже пятый день не было ни крошки, но он и не хотел есть. Нестерпимая боль в пробитых насквозь руках и ногах временно прошла.

- Как же далеко видно с этой высоты, как красив мир! - подумал сержант. Две недели он не видел ничего, кроме земли и бетонированных стен подвалов, превращенных в зинданы. Пулемётчик, он был взят в плен разведчиками боевиков, когда лежал без сознания на опушке ближайшего леса, контуженный внезапным выстрелом из "мухи".

И вот он уже два часа парит в воздухе на лёгком ветру. В небе ни облачка, нестерпимая весенняя синева. Прямо под ним, у струящихся неровной змейкой окопов боевиков разворачивался серьёзный бой.

Бои за село Гойское шли уже вторую неделю. Как и раньше, боевики Гелаева заняли оборону по периметру села, скрываясь от артиллерии за домами местных жителей. Федеральные войска со штурмом не спешили, новые генералы больше полагались на артиллерию, чем на прорывы пехоты. Всё-таки это была уже весна 1995 года.

... Сергей пришёл в себя от удара ногой в лицо. Его принесли на носилках допрашивать боевики. Вкус солоноватой крови во рту и боль от выбитых зубов привели в чувство сразу.

- С добрым утром! - засмеялись люди в камуфляжах. - Да что его пытать, он всё равно ничего не знает, всего-то сержант, пулемётчик! Дай, расстреляю! - нетерпеливо, глотая окончания, по-Русски сказал бородатый боевик лет тридцати с чёрными зубами. Он взялся за автомат.

Два других с сомнением смотрели на Сергея. Один из них - а Сергей так и не узнал, что это был сам Гелаев, - сказал, как бы нехотя, постукивая палочкой по носкам своих новых адидасовских кроссовок:

- Делан, расстреляй его перед окопами, чтобы Русские видели. Последний вопрос тебе, кафир: если примешь ислам душой и расстреляешь сейчас своего товарища, будешь жить.

Тут только Сергей увидел ещё одного связанного пленника, молодого Русского парня лет восемнадцати. Его он не знал. У мальчишки руки были связаны за спиной, и он, как баран перед закланием, уже лежална боку, скорчившись в ожидании смерти. Мгновение растянулось в целую минуту.

- Нет, - слово вылилось изо рта, как свинец.

- Я так и думал. Расстрелять... - лаконично ответил полевой командир.

- Эй, Руслан! Зачем такого хорошего парня расстреливать? - Есть предложение получше! Вспомни историю, что делали гимры, наши предки, более ста лет назад.

Это произнёс подошедший сзади боевик в новеньком натовском камуфляже и в зелёном бархатном берете с оловянным волком на боку.

Сергей со своими отбитыми почками мечтал тихо заснуть и умереть, больше всего он не хотел, чтобы ему ножом перед видеокамерой перерезали горло и живому отрезали уши.

- Ну, уж застрелите как человека, сволочи! - подумал про себя солдат. - Я заслужил это. Столько ваших положил из пулемёта - не счесть!

Боевик подошёл к Сергею и пытливо посмотрел ему в глаза, видимо, чтобы увидеть страх. Пулемётчик ответил ему спокойным взглядом голубых глаз.

- У кафиров сегодня праздник, Христова Пасха. Так распни его, Руслан. Прямо здесь, перед окопами. В честь праздника! Пусть кафиры порадуются!

Гелаев удивлённо поднял голову и перестал выстукивать ритм зикра по кроссовкам.

- Да, Хасан, не зря ты проходил школу психологической войны у Абу! Так и быть. И второго, юного, тоже на крест.

Два командира, не оборачиваясь, пошли в сторону блиндажа, обсуждая на ходу тактику обороны села. Пленные уже были вычеркнуты из памяти. И из списка живых.

Кресты соорудили из подручных телеграфных столбов и мусульманских погребальных досок, которые набили поперёк и наискось, подражая церковным крестам.

Сержанта положили на крест, сняв с него всю одежду, кроме трусов. Гвозди оказались "сотка", крупнее не нашли в селе, поэтому вбивали их в руки и ноги по нескольку штук сразу. Сергей тихо стонал, пока прибивали руки. Ему уже было всё равно. Но громко закричал, когда первый гвоздь пробил ногу. Он потерял сознание, и остальные гвозди вколачивали уже в неподвижное тело. Никто не знал, как надо прибивать ноги - напрямую или накрест, захлестнув левую на правую. Прибили напрямую. Боевики поняли, что на таких гвоздях тело всё равно не удержится, поэтому сначала привязали Сергея за обе руки к горизонтальной доске, а затем притянули ноги к столбу.

Он пришёл в себя, когда на голову надели венок из колючей проволоки. Хлынувшая кровь из порванного сосуда залила левый глаз.

- Ну, как себя чувствуешь? А, пулемётчик! Видишь, какую мы тебе смерть придумали на Пасху. Сразу к своему Богу попадёшь. Цени! - улыбался молодой боевик, забивший в правую руку Сергея пять гвоздей.

Многие чеченцы пришли поглазеть на старинную римскую казнь из чистого любопытства. Что только ни делали на их глазах с пленниками, но распинали на кресте в первый раз. Они улыбались, повторяя меж собой: "Пасха! Пасха!"

Второго пленника также положили на крест и стали забивать гвозди.

- Ааааа!

Удар молотком по голове прекратил крики. Мальчишке пробили ноги, когда он уже был без сознания.

На сельскую площадь пришли и местные жители, многие смотрели на подготовку казни с одобрением, некоторые, отвернувшись, сразу ушли.

- Как Русские рассвирепеют! Это на Пасху им подарок от Руслана! Будешь долго висеть, сержант, пока твои тебя не пришлёпнут... из христианского милосердия. - Боевик, вязавший окровавленные ноги пулемётчика к столбу, раскатисто засмеялся хриплым смехом.

Напоследок он надел обоим пленникам поверх колючей проволоки и российские каски на голову, чтобы в лагере генерала Шаманова уже не сомневались, кого распял на окраине села полевой командир Руслан Гелаев.

Кресты вынесли на передовую, поставили стоя, вкопали прямо в кучи земли от вырытых окопов. Получалось, что они оказались перед окопами, а под ними располагалась пулемётная точка боевиков.

Поначалу страшная боль пронзила тело, обвисшее на тонких гвоздях. Но постепенно центр тяжести приняли верёвки, затянутые под мышками, а кровь стала поступать к пальцам рук всё меньше и меньше. И вскоре Сергей уже не чувствовал ладоней и не ощущал боли от вбитых в них гвоздей. Зато страшно болели изуродованные ноги.

Лёгкий тёплый ветерок обдувал его обнажённое тело. Вдали он видел танки и артиллерию 58-й армии, которая после долгой подготовки намеревалась выбить боевиков из Гойского.

- Эй, ты живой? - Сосед Сергея пришёл в себя. Крест мальчишки стоял немного позади, поэтому пулемётчик не мог его увидеть, даже повернув голову.

-Да... А ты?

- Бой разгорается. Только бы свои пулей не зацепили...

Сержант про себя усмехнулся. Дурачок! Это было бы избавлением от всего. Правда, наши не станут стрелять по крестам, попробуют скорее отбить. Но это пустое. Даже если чеченцы станут отходить из села, уж двоих распятых они точно пристрелят, прямо на крестах.

- Как зовут? - Сергей хотел поддержать разговор, потому что тонко почувствовал, что парень боится умереть в одиночестве.

- Никита! Я - повар. Отстали от колонны. Бой был, троих убило, я уцелел.

- И напрасно, - подумал про себя пулемётчик.

- А сколько на кресте человек живёт?

- От нескольких часов до недели... Чаще умирали от заражения крови. Римляне обычно ждали три дня... Даже давали воду.

Когда надоедало, делали прободение копьём...

- Что такое прободение? Сергей дёрнул ртом.

- Библию не читал? Это когда копьём прокалывают живот.

- У чеченцев копий нет...

- Правда? А я думаю, что у них глобуса да учебника арифметики нет, а это дерьмо как раз есть! - Сергей сплюнул вниз: плевок с кровью упал рядом с чьим-то пулемётом.

Внизу началась какая-то возня. Сергею было тяжело опускать голову вниз, но он заметил, что боевики начали занимать свои места в окопах, в пулемёты заряжали ленты.

- Ну, точно, наши решили отбить живыми, - подумал пулемётчик, заметив передвижение шамановской разведроты. За ними развернулись в боевой порядок десяток БМПэшек, несколько БТРов и один танк "восьмидесятка".

Сергей закрыл глаза. Он почему-то представил, что две тысячи лет до него также в одиночестве, окружённый враждебной толпой, страдал на кресте ещё один человек. Божий сын Иисус. Он простил всем, искупил их вину, претерпел казнь.

- А я смогу простить чеченцам всё? - вдруг задал он себе вопрос. Он с болью опустил голову, увидел, как боевики сновали по окопу под ним, переносили ящики со снарядами и цинки с патронами. Один молодой боевик вдруг остановился под крестом, поднял голову. На лице расплылась довольная улыбка, он вскинул автомат, прицелился в голову.

- Страдаешь, кафир? Страдай, твой Бог так тебе завещал!

- Не кощунствуй! Нет бога, кроме Аллаха, и Магомет пророк его! - сурово произнёс другой боевик, ударив по щеке юнца. Мальчишка согнулся и быстро понёс стопку зелёных пороховых зарядов к ручному гранатомёту.

- Так я смогу простить чеченцам? Он бы так хотел... Вряд ли после всего, что они здесь сделали...

Пуля от СВД щёлкнула по доске, рядом с правой рукой.

- Случайно? - Внизу уже вовсю разгорался бой. Артиллерия долбила по позициям боевиков, но снаряды рвались либо правее, либо левее крестов.

- Ну, давайте, мужики! Мочите гелаевцев! - тихо произнёс Сергей.

Сверху ему была видна панорама боя. Вдруг пуля снова щёлкнула по доске рядом с правой рукой. Сергей понял - это было приглашение к разговору от одного из наших снайперов.

- Мы ещё живы! Мы можем продержаться ещё пару часов! Впереди окопов "духовское" минное поле! - проартикулировал в тишине Сергей. Он знал, где-то в прямой видимости сидит наш снайпер. Он готов в оптический прицел читать его по губам. Пулемётчик медленно повторил свои слова три раза. Пуля снова щёлкнула по тому же месту.

- Слава Богу, поняли, - подумал сержант.

Он всмотрелся в картину боя и заметил, как бронегруппа, штурмовавшая окраину Гойского, что называется, "в лоб", свернула к северу и стала приближаться к позициям боевиков значительно левее его креста.

- Аааа! - застонал рядовой на втором кресте.

Видимо, боль была настолько нестерпимой, что мальчишка стал кричать на боевиков:

- Уроды, чехи поганые! Пристрелите меня, ну, пристрелите же!

Внизу один из боевиков поднял голову.

- Виси, кафир! Когда будет приказ отходить, я сам выстрелю тебе в живот, чтобы ты умер, но ещё часок помучился, пока твои придут. Не надейся, мы не дадим вас освободить!

Ещё одна пуля от СВД, как новое приглашение к разговору, отщепила кусок доски. Боевики в бою этого не услышали, но удар пули, её энергетика была настолько высокой, что Сергей чувствовал это спиной, каждой частичкой, тела, правда, пальцы руки и кисти уже ни на что не реагировали. Он знал: шло безвозвратное отмирание конечностей.

Вопрос тоже был ясен для пулемётчика.

- Пристрелите парня. Чтобы он не мучался. Пристрелите! Он сам просит об этом, - беззвучно, как рыба, произнёс Сергей.

- Эй, братишка! Ты ещё жив? Приготовься к смерти, родной!

- Что?..

Рядовой на втором кресте так и не успел ответить пулемётчику. Снайперская пуля ударила его прямо в сердце, затем вторая, туда же. Мальчишка больше не стонал.

- Спасибо, ребята! - ответил снайперам пулемётчик, кивая головой.

Четвёртая пуля ударила в доску. Сергей понял и этот вопрос.

- Погоди! Я ещё хочу вам помочь! Позже пристрелишь, я ещё могу терпеть, - ответил смотрящему в мощную оптику снайперу сержант.

Сергей вдруг почувствовал какую-то волну слабости. Ему сильно захотелось спать. Он знал, что это симптом сильной потери крови. Нельзя, нельзя спать! Нужно помогать своим! Сергей сжал зубы и закашлялся. Сплюнул кровью.

Он заставил себя вновь всмотреться в картину боя. Линия обороны гелаевцев полностью повторяла полукружье домов, стоявших на околице. Пулемёт под ним уже не стрелял, боевик, пообещавший всадить ему пулю в живот, лежал на дне окопа с пробитой головой. Место рядом тоже было "расчищено", ещё три трупа виднелись рядом, два боевика бинтовали раны в окопе.

- Не сидели сложа руки! - подумал с гордостью пулемётчик. И тут он увидел, что там, левее, где бронегруппа из нескольких БТРов и БМПэшек благополучно обошла минное поле боевиков и вплотную подходит к окопам, боевики быстро уходят, протянув по окопу минные провода с гроздью 152-миллиметровых снарядов.

- Останови "коробочки"! Там фугасы впереди, управляемые! - объяснил снайперу Сергей.

Видимо, у снайперов была оперативная радиосвязь с наступающей бронегруппой, потому что "броня" неожиданно остановилась в ста метрах от первого фугаса.

Сергей чувствовал, что начинает терять сознание от потери крови. Исход боя был ясен, наши прорвали оборону гелаевцев с двух сторон и уже входят в село. Фактически они уже закрепились на его окраине.

- Братцы, теперь можно, пристрелите меня! - почему-то вслух и очень громко сказал пулемётчик.

Через мгновение пуля щёлкнула по правой доске. Снайпер понял просьбу сержанта.

Сергей вздохнул, в глазах плавали чёрные круги, а сознание отчаянно цеплялось за солнечный свет, яркую синеву неба, борясь с одолевающим сном. Шли мгновения, снайпер медлил. Сильной волной боли ноги заявили о том, что они ещё живые.

- А простил бы я "чехам"? - вновь задал себе главный вопрос сержант. Он готов был резко ответить "нет", но сомнение вдруг зародилось в нём.

- Почему медлишь, браток? - спросил Сергей у всё видящего в оптику снайпера.

И тут сержант увидел, как к крестам по окопу побежал боевик, на ходу перезаряжая пулемёт. "Уж не мой ли пулемёт?" - пришёл дурацкий вопрос в голову пулемётчику. В этот момент Сергей вдруг увидел, что за него, висящего на кресте, разгорается бой. Группа из пяти разведчиков перебежками приближается к его окопу. Боевик дал очередь по кресту, но не попал в сержанта.

Тут же переключился на российских разведчиков и начал стрелять в них. Снайпер выстрелил один раз, пуля вошла прямо в лоб боевику, вырвала, создав эффект вакуума, из затылка целый шлейф крови.

- Только бы успеть, не прощу себе этого, - "Кобра" бежал с пулемётом наперевес, стреляя по окопу. Хвостики камуфляжной ленточки, повязанной на бритой голове, развевались как ленты матросской бескозырки. Пули свистели над головой, но разведчики этого не замечали. Они были в ярости. Не всякий знает - даже из тех, кто воевал, - каких глубин и какой мощи достигает человеческая ярость. Когда десантники увидели, как боевики подняли на крестах наших пленных, никто не проронил ни слова, никто даже не выругался матом.

Молчал и генерал Шаманов. Эта ярость была пострашнее любой ненависти к врагу.

- Вперёд, - тихо произнёс "Гюрза", и разведка Шаманова пошла на Гойское.

... Сергей увидел, как по опустевшему окопу к нему бегут разведчики Шаманова, он даже узнал двоих из них. Снайпер так и не выстрелил ему в сердце. Последнее, что увидел сержант, было голубое, голубое до страшной синевы небо. Его сердце быстро затихало и остановилось: перекачивать по венам было уже нечего. Сергея захлестнул какой-то жар, пробежавший напоследок по всему телу....

Разведчики генерала Шаманова - "Кобра" и "Гюрза" поклялись отомстить. Сергея и второго солдата бережно сняли с крестов и в надежде, что родители не будут копаться в "цинках", отправили "грузом 200" на родину. Первого - в Сергиев Посад, второго - в Вологду. Их и похоронили, не зная, какую смерть они приняли.Случай с распятыми потряс всю армию. Говорили, что это послужило поводом для ответных зверств со стороны Федеральных войск. Говорили, что потом двоих гелаевцев вывезли в лес и зашили живыми в свиные шкуры: казнённые так "не попадали в рай" - они умирали в шкуре нечистого животного. Эту казнь мусульман придумали 300 лет назад запорожские казаки с Хортицы. Говорили и то, что с этого момента мёртвым боевикам начали отрезать уши. Однако это были скорее всего только разговоры. Армия просто брезгливо уничтожала боевиков, безо всяких зверств и ужасов.