Это не обложка альбома какого-нибудь death-doom metal коллектива и не иллюстрация к готическому роману. Данная фотография сделана совсем недавно в Житомире, во время прогулки по старинному польскому кладбищу. Надо сказать, что кладбище не из обычных и имеет богатую многовековую историю. Именно оно послужило прототипом места невеселого существования героев повести «Дети подземелья» В. Г. Короленко.
Мы привыкли, что подобные надругательства довольно нередки.
Иногда газеты публикуют, да и по телевидению способны показать, когда, где и сколько было перевернуто крестов, разбито надгробий, сожжено могил, но когда воочию сталкиваешься с проявлением невероятного кощунства, сам факт святотатства воспринимается по-иному.
Не так давно я проходил возле одного старого еврейского кладбища, и мимоходом у меня возникло желание его посетить.
Удивительно, до чего оно у евреев просто устроено: посреди равнины аккуратно-скромные могилы, поверх насыпей, на которых растут какие-то неброские цветы, положены узкие надгробные плиты с надписями на иврите, а сама территория кладбища размечена так, что пришедший сюда может при желании беспрепятственно подойти к любому захоронению.
Теплый осенний ветер ласково шевелил пожелтевшую траву, всюду была свежесть простора, заливаемого солнечным светом, и, постояв там немного, помню, как на душу мимо воли опустилась легкая тень светлой, беспредметной грусти.
А что же наши христианские кладбища? Все большее распространение получают мавзолееподобные комплексы с полной закладкой места погребения мраморными или гранитными плитами. Словно каменные поганские изваяния, стоят плотными рядами черно-гранитные массивные памятники с высеченными на них нелепыми, подчас смешными эпитафиями и портретами умерших, глядящих на тебя все как один с каким-то отвратительным укором. Отовсюду наталкиваешься на остроконечные чугунные ограды могил, пестрящих цветистой вульгарной растительностью. Возле оград установлены скамейки и столики, чтобы можно было «прийти, разложиться, выпить и закусить», а не «постояв тихонько и смахнув рукой слезу, помянуть».
К слову, в день поминовения усопших большинство наших людей, забывая, собственно, зачем они сюда пришли, лихо напиваются, чего, уверен, никогда не бывает и не может быть у евреев. Вдобавок к этому дню за последнее десятилетие алчно присосались, добавляя несуразности, поганенькие духовые оркестры, вернее оркестрики, состоящие из полуспившихся музыкантов, снующих со своими инструментами между могил. На потеху пьянеющей публике они под заказ сыграют все: и похоронный марш, и медленную часть какого-то только им известного произведения, и даже можно услышать марш «Прощание славянки». Не побрезгуют также вальсом и полькой, услышав которые, пьяные люди едва сдерживают себя, чтобы не пуститься в пляс.
Принесенные и положенные на могилы пасхальные яства после ухода посетителей тут же сгребаются детьми, притом не только из неблагополучных семей, но и из вполне нормальных. Жадность, с которой детишки носятся, волоча за собой большие пакеты, наполненные добычей, заставляет забывать о том, что это невинные создания.
И это новые кладбища... А на старых воображение более всего поражает неимоверная запущенность: никаких тебе смотрителей, сквозь кучи разного мусора, опавших веток и высокой сочно-зеленой травы пробегают одичавшие собаки, находящие для себя там приют; старые деревья — ровесники мертвецов — в непогоду валятся прямо на могилы, ровняя их с землей.
Глядя на происходящее, не остается ничего иного, кроме как утвердиться в мысли, что мера кощунства различна, и, поднимая голову к небу, печально признать: в теперешнем виде христианские кладбища на нашей земле — символ потрясающей бессмысленности, вопиющей ненужности и всеобщего упадка, но никак не последнего пристанища и покоя, а ведь кладбища-то — поистине зеркальное отражение творящегося в живых людских головах и душах.