17. "Житомирский менталитет" глава из книги "Собачья жизнь" часть вторая

 17. Житомирский "менталитет"

                   "Много ли нужно человеку для полного счастья? - Мало! Но только                            чтобы у других было еще меньше..." (М. Жванецкий)
                   "Порядочного человека можно легко узнать по тому, как неуклюже он                       делает подлости"
                   (М. Жванецкий)

Если вы ни разу не были в вытрезвителе - с вами не о чём разговаривать. Всё равно не поймёте. Вы просто окончательно потерянный для общества человек... Потому, что с ментами вы не сталкивались наиболее плотно. А именно в них заключёно то, что многие не очень разбирающиеся люди называют "менталитетом"...

Спешу оговориться: я буду беседовать с вами о ментах советской эпохи, потому что о нынешних ментах я практически и теоретически ничего не знаю за последние 25 лет. Так что, друзья, служите верно новой владi и спокойно ни в чём не сомневайтесь.

А в наши устаревшие времена как было? А очень просто: наш советский человек получал зарплату два раза в месяц. Казалось бы, половина плюс половина равно целой зарплате. Нет. У нас было иначе: в аванс 20-го числа мы получали "большую половину", а точнее, ровно половину оклада, а 7-го числа получали "меньшую половину", потому что из оставшейся части бухгалтерия удерживала всё, что можно было удержать: налоги, алименты, вычеты, долги и пр. и пр.

Числа, которые я привёл, были характерны для "Электроизмерителя". А на других заводах выдавали деньги в иные дни, удобные для банков. И вот, наш "менталитет" тщательно фиксировал эти дни и собирался там, где это было более актуально на данный момент.

Куда девал полученные деньги простой советский человек? Отвечаю: клал в карман. А потом, опьянённый полученой суммой, (заметьте, уже опьянённый, ничего ещё не выпив!) двигался с такими же опьяненными друзьями под известным девизом "По рублю!" покупать бутылку на троих и выпивать её после точного разлива в стаканы по 166,66 миллилитра в каком-нибудь стоячем кабачке, коих море было вокруг по всем направлениям от родного завода! Вот эти люди и являлись первой и главной жатвой "менталитета", потому что достаточно было увидеть нестойкую походку, услышать громковатый голос, как человека можно было забирать в вытрезвитель! Главное - чтобы признаки опьянения были налицо: хватало и запаха изо рта - и к менту не придерёшься! Потом шла вторая очередь - люди, задержавшиеся в кабаках чуток подольше, затем - третья очередь - напивавшиеся "наотмашь", самые недисциплинированные пьяницы.

Далее шёл "сбор урожая" - самой ценной была конечно, первая очередь пьяниц, которые успели потратить только по рублю. Их забирали повсеместно, отвозили в вытрезвители, в камерах чистили карманы и оставляли "трезветь" до утра. Если кто сопротивлялся - били, не сильно, но метко. Профессионально. Чтоб следов особых не оставалось.
Потом наступала очередь второй серии забулдыг, у которых в карманах уже оставалось меньше денег, а затем - самых потратившихся, которые уже для нахватавшихся ментов не представляла особой ценности. Это был мусор, который легко и беззастенчиво избивали прямо сапогами - презираемые люди, которые успевали пропить всё или хоть половину полученных денег...

Вот сейчас почитал написанное и понял, что я кое-что преувеличил. Нас работающих было намного больше, чем малочисленных ментов. А время нашего "опьянённого вылета" было всё же ограничено двумя-тремя часами. А у ментов была очень трудная работа: надо было, преодолевая разговоры и сопротивление, воткнуть в "бобик" трёх-четырёх человек, отвезти их в вытрезвитель, обобрать и возвратиться в "рабочую зону", когда уже наступала пора второй очереди выпивших. То есть, на "сплошную косьбу" это не было похоже. Это было спокойное и методичное "чистилище", которое тем не менее приносило ментам нужные результаты... Это же была ежедневная их работа, что ни говорите... А чтобы повысить к.п.д., т.е., коэффициент полезного действия, менты привлекали к этой деятельности народных дружинников с красными повязками, рассылая по тем же заводам графики дежурств.


Что следовало из этих действий? Отобранные ментами люди "отдыхали" в вытрезвителе до утра, а потом их отпускали, вручив требования об оплате установленной суммы штрафа за "медицинскую помощь" в сберкассу. Когда кто-то протестовал, что у него из карманов отобрали все деньги, ему нагло говорили: "Ты был смертельно пьян и всё потерял!". А потом присылали на завод письмо о том, что такой-то работник вашего завода побывал в вытрезвителе и мы требуем тщательного рассмотрения общественностью завода недостойного поведения и принятия к нему соответствующих мер, о которых администрация завода должна уведомить милицию и общественные органы (партийные и профсоюзные).

В Киеве "менталитет" был совсем иной: там в вытрезвитель подбирали только окончательно свалившихся пьяниц, не помнящих даже своих фамилий, и как они свалились. А у нас, в Житомире была совсем другая система, я бы сказал, более совершенная, тонко отработанная. Поэтому мне в вытрезвитель удалось попасть уже в первые 4 месяца работы на заводе в праздничный день 7 ноября 1962 года, хотя существовали какие-то указания - в праздничные дни попустительствовать выпившим людям, ведущим себя миролюбиво и не нарушающим "общественный порядок"...

А произошло это так. После демонстрации по городу нас с Царенко пригласил к себе домой Анатолий Михайлович Мамыкин - мы тогда работали в одном помещении и тесно общались. А жил в то время Толя недалеко от вокзала на съёмной квартире с женой и маленькой дочкой. Мы к нему попали не сразу - где-то перехватывали по рюмашке, сидели в кафе с друзьями... В ноябре вечер наступает быстро, и как начало темнеть, Царенко вспомнил о приглашении, настоял на посещении и мы поехали. Жена Толи оказалась очень гостеприимной и контактной женщиной, к тому же умело готовящей, и мы с Володей с удовольствием отобедали, нахваливая хозяйку. Затем Володя как истый донжуан танцевал с ней, а мы с Толей болтали о всякой всячине. Задержались мы, конечно, так трудно уходить от славных ребят...
Покинув Мамыкиных, мы пошли к вокзалу, потому что это было ближе всего до остановки троллейбуса. Вокзал тогда размещался в старом здании, нынешнее здание вокзала ещё не существовало. Как только пришли к остановке, в Володе проснулся его вечный зверь - "добавить". Я тогда ещё не умел укрощать этого зверя, мялся, уговаривал, но всё было тщетно - Царенко тащил меня в ресторан, который находился по правую сторону вокзального помещения, а прямо от входа был выход на перрон, к поездам. И вдруг - какая-то толпа по зимнему отдетых молодых людей заполнила утлое помещение вокзала - шум, гам...
- О!!!- взревел Царь, - это же команда "Полесье"!
Сколько было рядом хлопцев - все они радостно обнимали Царя, поздравляли с праздником, хлопали по плечу... Как потом оказалось, Царёва тёща работала на стадионе в роли сестры-хозяйки или кастелянши - сейчас и не знаю точно, кем, но она всех футболистов называла "детками", а Царь часто у неё гостевал, и был лично знаком со всеми "детками". Оказалось, что они едут поездом Одесса-Ленинград в Питер играть с тамошним "СКА", а поезд вот-вот должен появится из Одессы. Я был чужаком на этом празднике футбола, потому что болел за киевское "Динамо", а житомирских футболистов не успел ещё узнать. Ну, слово за слово, и Володя уже затащил эту толпу в ресторан, и четверо или пятеро из них согласились выпить с Володей праздничную чарочку. Я тоже был подключён в эту компанию, и даже познакомился с вратарём "Полесья" по фамилии Заяц, выпил с ним и расцеловался.
Проводили мы ребят до поезда и распрощались, пожелав успешной игры. Затем, как и было задумано ранее, мы направились к остановке троллейбуса. Слышу - сзади голос: "Ты бери правого, я левого!" - и нам обоим заломали руки. Дружинники, блин!
- Ребята, ведь сегодня праздник! - затянул Царь.
- Праздник был вчера, посмотрите на часы, - ответствует дружина.
Действительно, уже начало первого ночи. Вот так.
- Но праздник по календарю седьмого-восьмого! - сопротивляется Царь.
- Чего, хочешь получить по сопатке? - спрашивает дружина.
- Лёня, ты хочешь? Я не хочу, - говорит Царенко.
- Тогда идём спокойно к "бобику", - соглашается дружина. И нас повели, и затолкали в "бобик". И мы поехали, сэкономив 8 копеек на троллейбусе. Поехали на Госпитальную улицу, которая тогда ещё не знала, что её скоро назовут именем Гагарина. А на той улице была баня, в подвале которой располагался вытрезвитель. Местные менты поместили нас в полутёмную камеру. Сидим. Разговаривать неохота. Ждём. Грустно...
Через часа полтора нам кричат: "На выход!" Выходим. В "приёмной" три мента в разных местах. Указуют нам на лавку. Садимся.
- Кто такие?
Поднимается мой старший товарищ:
- Царенко Владимир Иванович. Инженер-конструктор завода "Электроизмеритель".
Взгляд на меня:
- Федорчук Леонид Иванович. Инженер-конструктор завода "Электроизмеритель".
- Красота! - говорит главный мент. - Что вы делали на вокзале, инженеры-конструктора?
- Конструкторы, - поправляю я.
- А какая в жопу разница? - спрашивает главный мент. Я передёргиваю плечами. Такое впечатление, что мы вообще не пили - всё начисто выветрилось.
- Мы провожали нашу футбольную команду "Полесье" на игру со "СКА" в Ленинград.
- А какое отношение вы имеете к команде "Полесье"?
- Это наши друзья. Они садились на поезд Одесса-Ленинград. Им играть надо...
Смотрю и не понимаю, что произошло. Все три мента оказываются за одним столом. И лейтенантик один спрашивает:
- А Заяц поехал? Он, вроде, болен был...
- Поехал, - уверенно отвечаю я.
- А...,- и летенантик называет ещё три фамилии. Я молчу, отвечает Царенко:
- Поехали все вами перечисленные.
- А что они говорили: выиграют, или опять как прошлый раз?
- Говорили, что костьми лягут, а два очка привезут! - отвечает Царенко.
Молчание. Менты улыбаются. Переглядываются.
- Ребята, а вы ж совершенно трезвые! - говорит старшой. - Как это вас забрали?
- Да мы дружинникам говорили, а они грозились морду бить. Мы решили, что говорить надо с умными людьми. Вот и говорим...
- Ну и правильно! А то присылают с заводов всякую шелупонь! Где вы живёте? Мы вам дадим сейчас газон, езжайте домой!
- Да ладно, мы и пешком можем, - говорит Царенко.
- А я вообще через огород живу, на Русской Слободке, - дополняю я.
- Ну, глядите ребята! - менты улыбаются ещё шире.- Вы извините нас... Такая, понимаете, работа!
- Да, ладно, чего уж там, у нас нет претензий, - говорит Царь.
- Ну и отлично, - подводит черту старшой и подходит, пожимает нам руки. - Ребяткам "Полесья" привет от нас передавайте! Если чего, пусть обращаются... Я Валентин Сидоренко, старлей. Какие проблемы - всё решим.
- Спасибо! - говорит Царь и сердечно ещё раз пожимает руки всем троим.

Вот так счастливо окончилось наше первое попадание в вытрезвитель. Но вполне могло быть и по-другому... Я всегда удивлялся, почему в житомирском "менталитете" столько выходцев из села Левков? Насколько помнится, их было около 70 процентов. Интересно, изменилось ли сейчас (с 1985 года) это число?
И чем его объяснить? Не знаю, теряюсь... Подобное я отметил в Иркутске, где до 1995 года о чеченцах вообще никто не знал, казалось, их в Иркутсе не было.
Но в 1998 году стало вдруг ясно, что все "нефтеразливающие" предприятия, начиная от гигантского ангарского "Нефтеоргсинтеза" и кончая бензоколонками принадлежат чеченцам! А один из чеченцев даже стал зятем губернатора Иркутской области - территории, по площади равной Франции и Великобритании вместе взятым! Но то - чеченцы, представители республики, а Левков - это же село!

А вот история, рассказанная мне моим хорошим и талантливым другом. Оказывается, Бог не наказывает тех, кто в него не верит. Там всё просто: после смерти в рай, кто верил, и в ад, кто не верил. Поэтому при жизни совсем неважно - атеист ты или святоша, молящийся трижды в день. А вот за награды при жизни человек поощряется не только властью. Например, если ты получил звезду Героя на войне, откровенно служа своему народу - тебе ничего не будет. А вот, если звезду Героя и орден Ленина дали за службу партии, то апостолы Пётр с Павлом заглядывают в своеобразную табель о рангах и советуют Господу: этому, мол, за Героя дадим рак предстательной железы, а за орден Ленина - прободную язву двенадцатиперстной кишки. Вот так и получилось с житомирским Первым секретарём Кавуном. Вроде бы и жив ещё, но надо ехать со своим "букетом" в киевский Лечсанупр на обследование и лечение. Ну, делалось это так: выделялась самая шикарная автомашина Скорой помощи, за руль которой садился водитель Василия Михайловича Борис; Василия Михайловича со всеми предосторожностями укладывали в салоне - и вперёд, на Киев!
При приезде в Киев Кавуна разместили в больнице, а Борис получил указание приехать за ним послезавтра. Ехать порожняком на такой вместительной машине было грешно, поэтому Борис не постеснялся набить её пассажирами до упора. На обратном пути при въезде в Житомирскую область вдруг движение прерывает молодой старлей Трохымэнко и требует с Бориса мзду - пассажиры на скорой помощи не по стандарту! Борис чешет затылок, но рассчитывается. Послезавтра в том же месте операция повторяется: Борис снова набил салон пассажирами, и старлей Трохымэнко получил, что ему было положено...
Забрали Кавуна из Лечсанупра и едем в Житомир. И вдруг снова скорую останавливает вошедший во вкус старлей. Борис резко тормозит, потому что Трохымэнко категрично показывает жезлом вниз. Борис сначала знаками, жестами показывает менту, что тот делает глупость. Тот открывает дверь скорой и весело говорит: "Ну, что, водила, будем рассчитываться?" Борис старается негромко, показывая пальцем за спину: "У меня в салоне Кавун!..." Старлей неумолимо, громко, как на параде чеканит: "Да будь у тебя в салоне хоть гарбуза, хоть дыня, ты мне гроши давай!" "Ты не понял, Трохымэнко, в салоне больной Кавун!"
"Ты чего мне мозги компостируешь?" - переходит на крик старлей.
Вдруг сзади слышен басок: "Лейтенант, подойдите сюда!" И ошалевший старлей узнаёт в лежащем сзади больном первого секретаря житомирского обкома партии...
Вытянулся во фрунт, отчеканил: "Старший лейтенант Трохыменко, произвожу проверку транспорта!" "Отставить, лейтенант!" "Старший лейтенант!" - поправляет Трохымэнко. "Я сказал: лейтенант! Или вы хотите, чтоб я сказал: младший лейтенант?" "Никак нет", - говорит Трохымэнко и берёт под козырёк. Борис сразу трогает с места.
 Когда Борис через день снова вёз Кавуна в Киев, Трохымэнко почтительно отдал честь на расстоянии. На нём красовались новенькие погоны лейтенанта...

Так получилось, что в более поздние времена я в вытрезвитель больше не попадал, но зато попадали мои подчинённые! И это было неприятно по многим соображениям: по общепринятым представлениям, руководитель подразделения обязан воспитывать своих подчинённых и нести за их поведение дисциплинарную ответственность, другими словами, Юра или Толя попали, а я виноват! Кроме этого, нужно было "принимать меры", то есть, наказывать людей, лишать их премий, проводить "воспитательные" собрания, что было чревато увольнением работника, а ты их готовишь, обучаешь годами и, разумеется, терять не хочешь... Вот так и возникала потребность скрыть это "попадание", не допустить прихода на завод порочащей человека информации.

Делалось это непросто, ох, непросто... Получив подобную информацию, я мчался к "менталитету", с каковым уже был заранее знаком, и предлагал себя в виде жертвы: "Рвите меня на части, ешьте меня с томатным соусом..." Такие случаи были, к счастью, нечастыми: всего пять раз за 23 года я ползал в ногах "менталитета". Спасало то, что они всегда были готовы помочь и чувствовали себя при этом очень добрыми и прекрасными людьми, живущими по "советскому" принципу "Ты - мне, я - тебе". Задачи "менталитета" были разными, но в трёх случаях из пяти, мне поручали устроить на завод одну из "менталитетных" жён или дочерей. На завод было не так легко попасть вообще, а попасть в чистый цех, в белый халат и на нетрудную хорошо оплачиваемую работу - вообще считалось счастьем... Для получения такого блага, мне надо было быть не просто известным человеком на заводе, не просто уважаемым, а закадычным другом начальника цеха, другом на все времена! Не сомневайтесь, я был именно таким, но предпочитал, чтобы мои кадры пореже ставили меня в щекотливое положение.

Последний, пятый раз я обратился в "менталитет", когда забрали Женю Лащука. С моим приходом знакомый мне мент радостно приветствовал меня:
- Привет, дружище, что-то давно не виделись! Как поживаешь, какие проблемы? Всё решим, не сомневайся!
Вот тут я немного приторможу: учитесь, если хотите быть ментом! Надо всех называть на "ты"! В одном случае это означает, что вам скоро придёт "писец" и вас сотрут в порошок, а в другом случае, что вы отличный друг и почти приятель этого "мента милосердия"! А обращение на "вы" очень безлично, так как ни о чём не говорит...
- Да, проблемы действительно есть... Вы забрали моего большого друга. Лащук Евгений Евстафьевич... Я готов на всё, мне надо его выручить.
- Оп-па... - задумался мой мент.
- Понимаешь, - через некоторое время сказал он. - Дела хреновые. Не смогу помочь. Мы его почти неделю вылавливали. Он же никуда не ходил. Только на завод, а с завода - домой. А дом - рядом. Причём неизвестно - трезвый или пьяный...
- А что, разве не видно - ну, там, по походке, по поведению? И почему устроили именно за ним охоту?
- Э... нас попросили. Можно сказать, заказ выполняли. Письмо должно быть на заводе.
- Вот те на...- сказал я, - и кто же заказчик? КГБ, ВЦСПС или КПСС?
- Ну, нет, - откровенно рассмеялся мент. - Пожиже. Это ваш, заводской, еврей, причёска как завивкой уложена... Он нам деньги заплатил за это.
- Вот, шпана! - не выдержал я.
- Нет, не скажи... Культурно говорит, как обкомовский. С интонацией...
- Понятно... - обескуражился я. Потом немного воспрянул: - Хорошо, а если мы заплатим больше, можно ли будет отменить присылку на завод письма?
Мент задумался... Прошло минуты три. Он встал, медленно ходил по кабинету. Потом повернулся ко мне:
- Прости, дружище, не смогу. Я же ведь человек порядочный!

Таким образом, я впервые ушёл ни с чем. Я шёл и размышлял, как здорово, что у нас менты порядочные! И вообще, передо мною открылась ещё одна грань слова "порядочность", о которой я ранее как-то и не подозревал...