1941 год. Фашисты устроили под Житомиром концлагерь для советских военнопленных

Под Житомиром, возле села Довжик, шумит Богунский лес. Даже в солнечную погоду кажется он суровым и мрачным, словно деревьям передался тот ужас, который пережили здесь люди в годы гитлеровской оккупации.

Фашисты устроили в Богунском лесу концлагерь для советских военнопленных, убивали тех, кто отказался подчиниться оккупантам.

— На этом месте с июля 1941 года по декабрь 1943-го гитлеровцы расстреляли 9962 человека, – говорит Василий Самойленко.

Мы стоим среди высоких сосен, на выложенной гранитными плитами площадке. Здесь высится монумент: солдат в галифе, со связанными колючей проволокой руками, измученный, смертельно уставший, но с гордо поднятой головой.

— Гитлеровцы проводили казни методично, по вторникам и пятницам, – продолжает Самойленко. – Оккупанты расстреляли здесь Григория Ивановича Шелушкова и Алексея Демьяновича Бородия – секретарей подпольного Житомирского обкома Компартии Украины, которые даже под пытками не выдали товарищей.

За два года гитлеровской оккупации подпольный отряд распространил на Житомирщине более ста тысяч листовок, отправил в партизанские отряды около трех тысяч вооруженных бойцов, пустил под откос 34 вражеских эшелона с живой силой и техникой, взорвал 18 мостов, уничтожил 19 автомобилей.

У монумента собрались житомиряне, среди них – родственники погибших в те годы, много молодежи, пионеров и комсомольцев. Один парень надел старую красноармейскую гимнастерку, символизируя связь поколений.

— Моя мама, Глафира Ивановна Кисельчук, партизанская связная, была казнена в этом лесу, – говорит Владимир Кисельчук. — Пытали ее зверски, но мама никого не выдала.

— Нашего отца, подпольщика Ивана Назаревича, гитлеровцы после страшных пыток, еще живого, истекающего кровью, подвесили за ребра на крюк, — со слезами рассказывает Лидия Назаревич. — Умер он в страшных муках, провисев трое суток. Где похоронен, не знаем. Может, здесь?

Женщины с горечью рассказывают, что их детство, опаленное войной, было трудным, но и старость легкой не назовешь.