Исповедь старого коммуниста. День Победы стал для меня днём исповеди...

Шёл 1918 год, стояла засуха, и не было ни одного дождя. Не спасало даже то, что рядом был лес. Как гром, прокатилось эхо революции по всей Руси.

Природа стояла угрюмой и безжизненной, земля потрескалась и зияла огромными трещинами. Прошёл слух, что большевики создают коммуны, коллективное хозяйство. Вылавливают бандитов и заставляют отрекаться от веры. К бандитам относились все те, кто был против новой власти. Воевали все, кто мог, даже старики, женщины и дети.

Мне в то время было десять лет. На Волге был сильный голод, уже второй год был неурожайным. Большевики грабили губернии, закрывали церкви, ломали кресты, рубили иконы, сжигали книги. Кричали: «Бога нет, а вера - это ересь!». Где мы жили, место было глухое, вокруг леса и топкие болота. От Волги наша деревенька вёрст триста, а может, чуть больше. Люди заселились всего восемь лет назад, выкупив землю для постройки жилья. Земля здесь была дешёвой, так как находилась в глуши. И двенадцать дворов жили дружно, как одна большая семья.

На всю деревню было две лошади и три коровы. Только четыре семьи имели скот, в этих семьях хозяйство вели мужики. Они уезжали на заработки и привозили домой всякую живность, так на деревне появились утки, гуси, куры. Самый богатый был мой дядька Степан. Если бы мужики не пили, то достаток был бы в каждой семье. Нас было у матери трое детей. Сестре Марийке было семнадцать лет, а маленькому Егорке всего пять. У дяди Степана было пятеро детей, уже три года его жена была больна, и старшие дети помогали ему во всём. Привозил дядя Степан врача к своей жёнке Дарье, но он ничем не смог помочь ей. Тётка Дарья таяла как свеча.

Решили в деревне построить маленькую часовеньку, даже сделали сруб... На дворе стоял август, и все старались запастись на зиму дровами, пушниной. Ни грибов, ни ягод в этом году собрать не удалось. Трава и та была скудной. Мужики уезжали рыбачить, чтоб запастись на зиму хоть рыбой. В нашей деревне никто сильно не бедствовал, если мужик пил, работали жена и дети. Люди были отзывчивые и добрые.

Мать уговорила отца поехать на заработки, дядя Степан дал ему всё необходимое и отвёз до станции. Больше мы его не видели, он пропал без вести. Все очень боялись прихода большевиков, жили надеждой, что в нашу глушь они не доберутся. Люди предчувствовали беду, на скот напал мор. Остались у дяди одна корова и немного домашней птицы. Да у Захаровых осталась лошадёнка и та больна. Но одна беда не приходит, стали умирать от тифа люди. Переболела и наша Марийка, но осталась жива. Она лишилась своих красивых длинных кос, и теперь её голову покрывали короткие, чуть отросшие кудряшки.

После болезни лицо Марийки осунулось, одни глаза излучали свет небесной синевы. Дядя Степан каждый день приносил Марийке молоко, и она стала понемногу поправляться. Ночи были душные и люди долго не могли уснуть, слушая, как тревожно кричат лесные птицы. И, когда под утро всех сморил сон, в деревню ворвались красноармейцы. Ржанье лошадей разбудило всю деревню, красноармейцы били ногами в двери и кричали, чтоб все выходили на улицу.

Отряд был из двадцати бойцов разного возраста. Две лошади были без седоков, одна лошадь тащила по земле привязанного за руки старика в рясе, а другая - мальчонку лет пятнадцати. Все деревенские вышли на улицу, бойцы их окружили. Маленькие дети плакали, уткнувшись в подол юбок своих матерей, а старшенькие стояли кучкой, испуганно озираясь по сторонам.

Мужчины встали впереди женщин, их было всего шестеро, остальных скосил тиф. Немощные старики сидели на земле. Подъехавший к мужчинам красноармеец был сильно пьян и еле держался в седле. Он намахнулся кнутом на дядю Степана и упал с коня. Его товарищи быстро соскочили на землю и, подхватив его под руки, потащили в ближайшую избу.

Через пять минут отворилась дверь, и красноармейцы вышвырнули на улицу девяностолетнюю старуху. Она громко вскрикнула и затихла. «Мама» - закричала женщина и бросилась к ней. Прозвучал выстрел, и женщина упала. Толпа замерла от страха, дети стали плакать ещё громче. Муж бросился ей на помощь, но его забили кнутами и повесили на дерево. Мальчик привязанный к лошади стал громко стонать, его отвязали и бросили в колодец, из которого люди брали воду для питья.

Всех охватил ужас, одна женщина не выдержала и закричала: «Что же вы делаете, изверги?» Её тут же связали и бросили в сарай. «Мы с тобой потом займёмся» - засмеялись красноармейцы. Всех жителей деревни загнали в один большой двор и только к ночи отпустили по домам, окружив деревню кольцом. Всю ночь мужчин водили на допрос, одного старика расстреляли как врага народа.

Тётю Настю, что бросили в сарай, сначала насиловали, затем удушили. Старичок в рясе был попом, над ним сильно издевались, и он к утру умер. Днём красноармейцы собрали детей и стали учить, как надо расправляться с врагами народа. Обещали щедро награждать тех, кто донесёт им на людей, которые плохо отзывались о них. Если это будут ваши родные, то им ничего не грозит. Вас наградят, а с ними просто поговорят и отпустят.

Когда я пришёл домой то вспомнил, что Марийка говорила: «Новая власть принесёт нам только одни беды». Затем вспомнил, что и дядя Степан тоже против большевиков. И вдруг мне так захотелось стать героем, я уже представлял, как меня все поздравляют и гордятся мной. А когда стемнело, я отправился к красноармейцам и рассказал о своей сестре и дяде. Меня хорошо встретили, называли героем и подарили папаху с красной звездой. Каким я был счастливым, попрощавшись с ними! Я пошёл спать.

Ночью пришли бойцы и забрали Марийку, мать пошла за ними. На душе скребли кошки, было не спокойно и я не смог уснуть. В доме стало светло, красное зарево охватило дом моего дяди. Пожар еле затушили, он успел повредить ещё два дома. Тут я услышал, как кричали мать и сестра, мне стало страшно, заплакал братишка. Егорка звал маму, а я боялся выйти на улицу. Занялась заря, и всё стихло, люди всю ночь простояли на улице. Меня бойцы не тронули, я был в доме. Когда стало светло, я с братиком вышел к людям.

Ночью вся дядина семья сгорела, самого дядю четвертовали. Я пошёл искать мать и сестру, бойцы засобирались в дорогу. Увидев меня, командир пожал мне руку и пообещал, что встретимся. Два дня веселились, гуляли и пили красноармейцы, а трупов оставили полдеревни. Все искали своих родных, и тут я увидал у крайнего сарая свою мать... В луже крови с пробитой головой лежала моя мать, чуть в стороне от неё лежало изуродованное тело Марийки. Она была вся порезана, и я понял, что произошло что-то ужасное.

Целый месяц за матерью ухаживала соседка. Она всё видела и рассказала, как держали мать и заставляли смотреть на муки её дочери. Марийку сначала насиловали, а затем стали медленно убивать. Когда мать теряла сознание, её обливали холодной водой. После того, как убили Марийку, стукнули мать по голове и разошлись. У меня была такая ненависть за то, что меня обманули, и я решил им мстить, когда вырасту. Но самое главное - я сильно боялся, чтоб никто ничего обо мне не узнал.

Покойных предали земле, колодец очистили, а деревня погрузилась в траур. Выпал первый снег, стало холодать. Мать осталась жива, но тронулась умом. И только сейчас я осознал свою вину.

Через месяц Егорка сильно простыл, и через два дня его не стало, дом казался серым и пустым. Прошло полгода, мать упала в колодец, и я остался один. В деревне все меня жалели, а через два года снова к нам заглянули большевики и стали устанавливать советскую власть. А когда уезжали забрали меня с собой и сдали в детскую коммуну. Там нас воспитывали в духе патриотизма, растили будущий рабочий класс.

Вскоре я забыл, что хотел мстить и стал активно принимать участие по восстановлению новой власти. Каждый день я видел плакаты: «Вся власть советам. Землю крестьянам, долой буржуев. Свободу рабочему классу». Воспитание в коммуне дало свои всходы, и в семнадцать лет я стал вожаком молодёжи. В то время стали организовывать новые молодёжные бригады в помощь большевикам. Всех призывали строить социализм и обещали хорошую жизнь. Нас стали забрасывать вместе с большевиками в глухие места, где не была ещё установлена советская власть. Мы должны были отслеживать недовольных новой властью и доносить старшему, нас это даже забавляло.

При ликвидации врагов народа в основном мы присутствовали. Мы всегда были готовы выполнить любой приказ старшего, только так можно было доказать свою преданность большевистскому классу. С каждым годом новая власть становилась сильней. Порою, чтобы выжить самому, приходилось убивать по приказу сверху. Разбираться, кто был прав, кто виноват, было некогда.

Постепенно мы к этому привыкли и стали активно проявлять себя в ликвидации неугодных власти людей. Чем больше мы себя проявляли в борьбе с врагом революции, тем больше входили в доверие большевиков. Когда мы сами самостоятельно могли уже ликвидировать врага, нас всех разослали по разным местам. Так как мы уже созрели для борьбы. Глядя на муки людей, мы не ощущали никакой жалости, в душе была пустота. Порою мы сами придумывали новые способы уничтожения людей, для нас это была игра...

В тысяча девятьсот тридцатом году меня отправили в «Белые Росы» восстанавливать советскую власть. Встретили меня недружелюбно, деревня была небольшая, всего шестьдесят дворов. Где-то около трёхсот жителей. Пока строили новую жизнь и проводили коллективизацию деревни, выловили и уничтожили врагов народа около ста человек. Люди научились молчать и подчиняться.

Через шесть лет меня перебросили на Украину, под Житомир.

Всё пришлось начинать сначала, работы был непочатый край. Подчиняться никто не хотел, иногда приходилось сжигать хутор вместе с людьми. Но приказы не обсуждают, и я шагал по трупам вперёд. Я ощущал, как меня ненавидят, но свою работу я любил. Теперь я профессионально мог уничтожить, не оставляя следов того, кто вставал на моём пути. Партия считала меня опытным работником и быстро продвигала вперёд. Так я стал комсомольским вожаком, правой рукой коммунистов. За хорошую работу получил орден и другие награды... Вскоре я женился на комсомолке Олесе, нам сыграли комсомольскую свадьбу.

В тысяча девятьсот тридцать восьмом году у нас родился сын. Назвали его Иваном, в честь моего отца. Через два года у нас родилась Машенька. Я был счастлив, через месяц вступил в партию. Меня повысили и направили работать в райком. Моя жена была хорошим работником и тоже вступила в партию. Если где-то начинался бунт, сразу вызывали отряд на его ликвидацию. Отряды формировали в основном из отбросов общества, туда входили: уголовники, пьяницы, бродяги. Им обещали свободу и награду. Они охотно выполняли задание и после успешного завершения подлежали уничтожению. Поэтому ничего нельзя было доказать, свидетелей в живых не оставляли.

В 1940 году мою семью перебросили в Сибирь. Там нас ожидало очень много трудностей. Но я усердно продвигался вперёд и вскоре уже работал в исполкоме. Так я попал в Новосибирск. В Сибири очень многие поселения вымирали из-за нехватки медикаментов, болезни не щадили никого. По приказу, больных иногда расстреливали, так как лечить ещё не умели. В то время я гордился собой, считая себя строителем молодой республики.

Пришла беда и в наш дом, заболела Машенька и умерла. А через два месяца началась Великая Отечественная Война. Многие крупные заводы стали эвакуировать в Сибирь. И мы должны были в короткие сроки восстановить их и дать продукцию. Мужчины почти все ушли на фронт, начался голод, вовсю свирепствовали тиф, холера, чума. Где была чума, сжигали всё поселение, не дожидаясь смерти больных. Такой был приказ партии.

На заводах работали старики, женщины и дети. Работать приходилось по двенадцать и четырнадцать часов, многие не выдерживали и умирали. Люди жили в бараках, в ужасных условиях, а за невыход на работу сразу сажали в тюрьму. В 1943 году Олеся сильно простыла, лекарства не было, и она умерла.

Я остался один с сыном и всю свою злость стал вымещать на людях. За два года по моей вине погибло тридцать человек, но я сам был себе судья. Оправдывая себя тем, что идёт война и с меня никто не спросит. Ведь главное у партийных, это постоянная борьба. Пока ты борешься, ты жив, без борьбы наступает смерть. Как коммунист я должен быть выше всех.

Наконец пришла долгожданная победа, вокруг разруха, голод и миллионы погибших людей. Но надо всё построить заново и чтобы подчинить людей, приходиться одевать «ежовые рукавицы». Снова борьба, снова трупы... Многие дети остались без родителей, появилось много беспризорников. Страну захлестнула волна грабежей и убийств. Пришлось создавать отряды по борьбе с преступностью. Стали строить приюты для сирот, но многие находились в бандах малолеток, и выловить их было очень трудно. Они привыкли к такой вольной жизни, поэтому приходилось делать облавы. При перестрелке многие погибали, не дожив до своего совершеннолетия. Казалось, что в войну было легче выжить, чем сейчас.

Сталинские времена были тяжёлыми, чуть провинился, могли и расстрелять. Было такое время, сосед боялся соседа. Если кто-то заявит, что ты против партии и против Сталина, разбираться не станут. Тебя ждёт север или расстрел. В тысяча девятьсот сорок девятом году зимой наш дом подожгли. Была ночь, я с сыном выпрыгнул в окно и остался жив. С тех пор смерть ходила за мной по пятам, я стал бояться своей тени. Хотел уехать отсюда подальше, но не имел на это права.

Осенью в меня стреляли, я был ранен в лёгкое. Когда отлежался в госпитале, меня отправили в Казахстан. Здесь работать стало легче, везде были свои люди, которые подслушивали, выслеживали недовольных партией. А затем внезапно ночью увозили «врага партии», и он исчезал бесследно. Главное было в приказе: «Свидетелей не оставлять!».

В 1953 году скоропостижно умер Сталин, но мало что изменилось. Борьба даёт силы партии, и пока партия жива, борьба будет продолжаться. Время изменило людей, они стали охотно подчиняться партии. Созданы дополнительно секретные службы. Управлять народом стало легко, дух его сломлен. Выросло новое поколение, которое не знает Бога и верит только партии. Люди готовы ради партии отдать свою жизнь. Именно такое общество хотели заполучить коммунисты, и они этого добились.

Сейчас мне уже семьдесят четыре года, я весь больной и немощный, а главное, понял, что прожил позорную жизнь. Я рад, что сын меня послушал и не вступил в партию. У него есть будущее, и я спокоен за него. Он меня любит, и я боюсь лишиться его любви и любви своих внуков. Боюсь ему открыть свою душу, но перед смертью хочу рассказать о себе правду. Иначе не смогу спокойно умереть. В душе пустота, проснулась совесть и мучает меня. С ужасом вспоминаю свои прожитые годы. Понял, что мне нет прощения, очень боюсь смерти. Такое чувство, что за всё придётся отвечать. Не знаю почему, но мне очень захотелось рассказать людям правду. Часто вижу всех умерших по моей вине, они ждут меня...

Партия доживает последние годы, я знаю, что власть изменится. И знаю, когда это произойдёт, но говорить об этом нельзя. Мне осталось жить очень мало, у меня рак желудка и два раза перенёс инфаркт.

Всё это я рассказал двум школьницам, в надежде, что придёт время, и они напишут обо мне. День Победы стал для меня днём исповеди. И я уверен, что таких много, которые хотят перед смертью раскаяться. Надеюсь, что эти две девочки вспомнят обо мне и выполнят моё последнее желание. Названия и имена прошу изменить, боюсь за судьбу своего сына.

Прощайте и не поминайте лихом, Кузьма Петрович. 1982 год.