ЛЕВ ЗИНОВЬЕВИЧ БЛАНК
Давайте вспомним
самого старого среди победителей, рядового, одессита. Звали его Лев Зиновьевич
Бланк. Он служил еще в Первой Конной. Отечественную войну он закончил в
возрасте 55 лет, самым старым солдатом в части. Звали его в полку
любовно и совсем по штатски Лёва.
Мои родители познакомились с ним
еще зимой 1943 года, в городе Туймазы, в Башкирии, куда папа был
направлен из штаба кавалерии на формирование. И Лев Зиновьевич попал в
славный город Туймазы точно таким же образом. Первым делом они
подружились с мамой, которую Лев Зиновьевич вроде удочерил. А маме было
его очень жалко – он был одинокий, немолодой, семейственный и очень
заботливый человек. К сожалению, скоро возник повод убедиться в его
надежности. Света заболела воспалением легких, и температура поднялась
так, что она потеряла сознание и стала бредить. Папа, как всегда,
отсутствовал по делам службы, мама после смерти Жанны совершенно не
справлялась с ситуацией, стоило ребенку заболеть. И тут к ней
случайно заглянул Л.З. В течение пары часов он привел, привез и силком доставил
к нам домой всех врачей, которые только водились в округе, начиная от
госпитальных и кончая участковыми. Всё закончилось благополучно.
А
через несколько месяцев он прибыл в папин полк в качестве бойца
разведроты. Надо сказать, что помимо почтенного возраста, из-за
которого папа сразу стал его оберегать, у него было невероятное
достоинство – он был потрясающим парикмахером. С тех пор и до конца
войны личный состав 8-й гв. кав.полка стал выглядеть ухоженным, как
гренадеры в Зимнем Дворце.. Их идеальные стрижки и бритые щеки вызывали
жгучую зависть у всех прочих аборигенов 1-го гв. кав.корпуса, и иногда,
в виде особой милости, папа разрешал смиренным просителям получить
Лёвин сервис. Многие его просили взаймы, чаще сами приезжали
приобщиться. Короче, Лёва был в полку как золотой резерв казны – всегда
в цене, всегда всем нужен.
Надо сказать, что и в бытность свою в
разведвзводе он показал недюжинную храбрость и выдержку, что создало
ему замечательную репутацию в полку.
Мы с Л.З. познакомились, когда
я с родителями поехала в Одессу в гости в феврале 1970 года, еще студенткой. Это была
замечательная поездка. Погода была сказочная - +14 градусов, сияло
солнце, было много встреч с друзьями родителей, очень много радости.
Самым
ярким воспоминанием остался сам Лев Зиновьевмч. К тем порам он был
неуемным худым шумным стариком, который всех переплясал, всех перепел,
всех перешутил, всех переговорил. Вообще, был замечательным. Он просто
изливал потоки энергии, любви, веселья, доброты.
В следующий раз мы
с ним встретились в Москве, куда он приехал по замечательному поводу -
они с женой сумели дожить до золотой свадьбы. На семейном совете было
решено отметить этот день со столичным шиком. И Лев Зиновьевич поехал в
Москву за дефицитом и всякими красивыми «игрушками» в салон
Новобрачных. Естественно, немедленно оказался у меня.
Я тогда
успела уже сбегать замуж, родить Сусанну и разойтись. И всё за три
года. После всех этих событий я жила в однокомнатной квартирке на
Преображенке. Какой-то мгновенной побежкой гость облетел мои немудрящие
«хоромы» и спрашивает: «А где муж?».
Я отвечаю: «Мы разошлись».
И Л.З. реагирует без всякой паузы: «Вот сволочь!».
Я
чуть с ума не сошла со смеху. Он не спросил, почему мы расстались, он
не спросил, что я или муж что-то сделали не так. Он был на моей стороне
без оговорок, без рассуждений, без секунды колебаний.
Еще один
урок от полка – дружить безоговорочно, не рассуждая и не спрашивая. Я
ему по сей день благодарна за ту поддержку и помощь, которую он мне
оказал, сам того не подозревая.
А потом мы с ним двинулись в поход в
салон новобрачных. Я выбрала самый главный из них, на Новом Арбате, так
как была уверена, что нам откажут, и готовилась к нешуточному сражению,
а в головном заведении до начальства было гораздо ближе достучаться.
Наша поездка немедленно превратилась в спектакль одного актера. Я
поначалу попыталась ввести его одесский темперамент в какие-то принятые
в Москве рамки поведения, но сдалась уже при посадке в метро. Там ему
оказалось слишком душно, о чем он поведал всему вагону. Но в Одессе
метро нет, поэтому мы отделались просто замечаниями.
Главное действо
развернулось во время похода по Новому Арбату. Всё в Москве оказалось
хуже, чем в Одессе. Вода в автоматах была недогазированной, сироп
несладкий, дома некрасивые, улицы грязные и так далее без остановки.
Все оказавшиеся в этот чудный летний день на Арбате громогласно
информировались, что в мире есть одна столица – это Одесса, и жалкая
провинциальная Москва не идет с ней ни в какое сравнение.
Больше
всего я боялась, что мы с ним нарвемся на какого-нибудь досужего
антисемита, который обидит его прямо на улице. Но я была неправа. Все
оглядывались с улыбкой, лица прохожих немедленно добрели и расцветали,
и мы без происшествий добрались до Салона. Я была собрана как приужина,
а Л.З. , напротив, полон веселья и простодушной уверенности в нашей победе.
И
что вы думаете, он покорил всех! Стоило ему только начать свой
еврейско-одесский балаган, все рассмеялись, принесли ему кресло,
усадили в центре зала и кинулись исполнять пожелания. А он имел вид
заправского самодержца, перебирал открытки, обновки для всей семьи,
подарочки для гостей и родственников, и общая радость и доброта
заполняли холодноватый зал до самого потолка.
Потом выяснилось, что
он уже несколько лет был болен раком, и знал это, но ему было
неинтересно болеть. Ему было интересно жить и радоваться. Как птице. Или
как мудрецу. Когда Л.З. умер, неожиданно для всех папа отказался
поехать на похороны. На него было страшно смотреть, и я вдруг поняла,
что он не может увидеть своего Лёву мёртвым.