В июне 2014 года старшему сержанту 95-й аэромобильной бригады Сергею Козаку в бою оторвало ногу. Через пять часов хирурги смогли бойцу эту ногу пришить.
Врачи в своих прогнозах были осторожны. Говорили, что Сергею Козаку требуется реабилитация, которая может продлиться несколько лет. И не гарантировали, что боец сможет ходить без костылей.
С тех пор прошло больше года. Все это время Сергей восстанавливался. Сначала в госпитале, затем у себя дома в Черновцах. «Выздоравливаем, — сообщал боец каждый раз, когда ему звонили. — Дома даже стены помогают». В канун Нового года стало известно, что Сергей Козак опять уехал в зону АТО. И не как волонтер, а как военнослужащий — в составе второго батальона 95-й аэромобильной бригады.
— Получилось, что я лечился без одного дня полтора года, — говорит Сергей Козак. — Ранение получил 22 июня 2014 года. А 21 декабря 2015-го вернулся в строй. Новый год встречал уже в зоне АТО вместе с побратимами. Может, кто-то посчитает мой поступок безумием, но я знаю точно: нахожусь там, где должен. Помните, еще тогда, в военном госпитале, я говорил, что собираюсь вернуться в зону АТО? Я очень этого хотел. Но не был уверен, что получится. Ногу пришили, я ее чувствовал, и все же хирурги предупреждали: возможно, конечность не приживется. Даже полгода назад, когда приехал на очередное обследование, мне сказали, что не исключена ампутация. Мол, что же вы хотите, такая тяжелая травма!
О том, при каких обстоятельствах старший сержант Козак ее получил, сообщал даже сайт Администрации президента Украины. Петр Порошенко наградил бойца орденом «За мужество» III степени. Ведь Сергей лишился ноги, спасая сослуживцев.
— Я был старшим ведущим колонны, ехал на головном БТРе, — вспоминает Сергей. — В машине находились восемь человек. Моей задачей было обеспечить безопасность колонны и довести ее до места дислокации. Боевики устроили засаду таким образом, что наш БТР должен был упасть в обрыв. После этого боевики планировали атаковать шедший следом за нами танк. Я видел человека, который открыл огонь по БТРу. Снаряд прожег броню и угодил в меня и водителя Юрия Весельского. Нас ослепила вспышка. Я боялся одного: чтобы снаряд не взорвался прямо в БТРе. Тогда погибли бы все ребята. К счастью, этого не случилось — снаряд насквозь пробил машину и вышел наружу.
— В том бою мы остались живы благодаря Сереже, — вспоминал сослуживец Козака Андрей Терепов. — Взрыв не случился только потому, что в машине были открыты все люки. Сделать это прямо перед боем приказал Сережа. Если бы не этот приказ, все ребята погибли бы.
— Как только снаряд вылетел из БТРа, мы открыли ответный огонь, — продолжает Сергей. — Я чувствовал, что у меня печет правая нога, но старался не обращать на это внимания. В нас стреляли снайперы и автоматчики, мы изо всех сил старались отбить атаку. В какой-то момент закончились патроны, я полез за новыми и увидел, что у меня… нет левой ноги. Она висела на тоненьком лоскутке кожи. Из нее торчали разорванные окровавленные сосуды. Жуткое зрелище. Но я должен был продолжить бой. Привстал на правой ноге и начал стрелять. Заметив, что со мной произошло, ребята хотели наложить жгут. Стали по очереди колоть мне буторфанол (сильнодействующее обезболивающее. — Авт.). Потом помогли выбраться на БТР, откуда было удобнее вести стрельбу. Я понимал, что на одном лоскутке оторванная нога долго не продержится. Дальше действовал инстинктивно. Взял рюкзак, в который планировал складывать боеприпасы, и положил туда свою ногу. Делал это спокойно, не паниковал. Наверное, начал действовать буторфанол, потому что левую ногу я вообще не чувствовал. Правая нога пекла — она была сильно обожжена, в нее впились осколки снаряда.
Но я продолжал отстреливаться. Одновременно инструктировал ребят — говорил им, как вытащить водителя Юру из БТРа. Ему, как и мне, снарядом оторвало ногу. Когда Юру вытащили наружу, а сепаратисты наконец отступили, я позвонил командиру. Он сказал, что подмога уже едет. Попросил меня только не терять сознания. Когда приехала помощь, нас с Юрой перенесли в другой БТР. Оторванная нога лежала у меня в рюкзаке. Я уже понимал, что стал инвалидом. Принял это как должное. Без ноги, так без ноги. Главное — живой. Представляете мое удивление, когда, очнувшись в реанимации, я вдруг увидел вместо культи… перебинтованную ногу?
Я даже не понял, что происходит. «Что это?» — спросил у хирурга. «Нога», — ответил врач. «Чья?» — спросил я. Хирург не выдержал и рассмеялся. А я сначала решил, что мне это снится. Ну как такое может быть, если сам положил оторванную ногу в рюкзак?
Дорога от места боя до Изюма, где прооперировали Сергея Козака, заняла не меньше пяти часов. Но врачам удалось невозможное — они пришили офицеру ногу. Это сделал известный хирург Игорь Гангал из Киевского военного госпиталя, который случайно оказался в изюмской больнице в командировке.
— Позже тамошние врачи признались, что без него с таким сложным случаем не справились бы, — говорит Сергей. — «Вашу ногу мы ампутировали бы, — сказали они. — Но Игорь Иванович попробовал ее сохранить». Спасибо большое ему и всем врачам, которые меня спасали. Я, кстати, просил их не звонить жене — не хотел, чтобы Наташа волновалась. Ей и без того переживаний хватало. Ведь я ушел на фронт добровольцем. Сделал это через два дня после того, как у меня родилась дочка Лиза. Жене, маме и семилетнему сынишке соврал, что пришла повестка. А уже будучи в Донецкой области, говорил им, что нахожусь на полигоне в Николаеве.
Признался, что воюю в зоне АТО, только когда на пару дней приехал в отпуск. Наташа целый день проплакала, но все поняла. До того как меня ранили, мы каждый день созванивались. Потом я пропал. Когда Наташин брат все же смог дозвониться на мой телефон, трубку взял врач и все рассказал. Жена сразу ко мне приехала. А вот с сыном Ярославом два месяца общался только по телефону. В свои семь лет он уже стал настоящим мужчиной. «Я помогаю маме, как ты и просил, — говорил мне сынок. — Я же остался за главного. Но, папа, возвращайся скорее! Пусть лучше ты не будешь героем, но всегда будешь со мной».
Выздоровления Сергея Козака ждали и его сослуживцы. Чтобы подбодрить побратима, военнослужащие записали для Сергея видеоприветствие. И попросили: «Если можно, напишите от нас крупными буквами: „СПАСИБО, СЕРГЕЙ. МЫ ТЕБЯ ЖДЕМ“.
— Я тоже хотел вернуться к ребятам. Но в тот момент это желание казалось неосуществимым, — признается Сергей. — Реабилитация — это долго и довольно непросто. Ты вроде бы выполняешь все упражнения, но нога все равно тебя не слушается, болит… В военном госпитале доктор по лечебной физкультуре научил меня специальным упражнениям, которые я, оказавшись дома, постоянно выполнял. Справился без реабилитационных центров. Помогало присутствие любимой жены и детей. Дочке Лизоньке сейчас уже год и восемь месяцев. Она очень на меня похожа (улыбается). Постепенно я шел на поправку. Пришитая нога восстанавливалась. Одним из моих первых серьезных достижений было то, что я сел за руль. Смог водить машину, как раньше. Интересно, что в тот момент без инвалидной коляски я еще не ходил. Нога была в аппарате Илизарова, но нажимать на педали уже получалось.
— Нога уже не болела?
— Болела. Она и сейчас болит. Но я привык к этому состоянию. Бывает, ночью просыпаюсь и не могу понять, почему нога не болит. Даже становится не по себе. Но потом привычная боль возвращается. Для меня главное то, что я могу ходить. Иногда прихрамываю, но это ерунда. Врачи говорят, что чем больше нагрузки, тем лучше. И если я хочу скорее восстановиться, должен много двигаться. Поэтому, оказавшись дома, не сидел без дела.
— Знаю, что вы помогали военнослужащим…
— Да, вместе с другими ребятами-АТОшниками открыли при Черновицком горсовете координационный центр социальной и психологической поддержки участников боевых действий. Еще пытались помочь бойцам получить положенные им по закону участки земли. Я столкнулся с ужасной реальностью — не знаю, как в других регионах, но на Буковине участнику АТО получить землю практически невозможно. Кругом коррупция, все делается по знакомству. А если у тебя нет связей, надеяться не на что. Несколько раз мы с ребятами, пытаясь добиться справедливости, даже срывали сессии горсовета. Но все тщетно.
— Сами хотя бы получили землю?
— Нет, сейчас получаю только под садоводство. Единственное, что нам удавалось, — помогать бойцам психологически. Многим ребятам это необходимо. Мы привлекали к нашей инициативе психологов. Пускай не все, но что-то у нас получилось. А когда я почувствовал себя лучше, понял, что готов вернуться на фронт.
— Что сказали врачи?
— Еще полгода назад этот вопрос даже не обсуждался — хирурги были категорически против. Не давали никаких прогнозов. Да и сам понимал, что рано. Но результаты последнего обследования оказались более утешительными. Я прошел медкомиссию, и врачи признали: к выполнению боевых задач готов. Хирурги удивлялись: „Как вам удалось так быстро восстановиться?“ Я старался. И теперь уже хожу, даже бегаю. Правда, нога по-прежнему в специальном гипсе, похожем на чулок. Но он мне не мешает. Это пластиковый турбокаст. Я его практически не ощущаю. Гипс не мешает мне выполнять боевые задания. А ходить в нем предстоит еще долго. Чтобы кость полностью восстановилась, потребуется несколько лет. Не могу же я все это время сидеть дома, зная, что ребятам в зоне АТО нужна помощь.
Сослуживцы устроили Сергею теплый прием. О бойце, который вернулся на фронт после того, как ему пришили ногу, теперь ходят легенды во многих батальонах. Сергея Козака назначили главным сержантом роты.
— Там, где мы сейчас находимся, относительно спокойно, — говорит Сергей. — Я постоянно говорю об этом жене, чтобы она не волновалась. Поставил ее перед фактом — еду на фронт, и все. Наташа знает: если я что-то решил, отговаривать бесполезно. Сейчас многие говорят: мол, с такой травмой мог бы уже и не идти, никто тебя не осудил бы. Но если так разбираться, то я и в 2014 году мог никуда не идти. Когда 25 марта написал заявление с просьбой отправить меня как старшего сержанта запаса на восток, я фактически получил отказ. Тогда перезвонил на «горячую линию» Министерства обороны Украины и настоятельно попросил оперативного дежурного все-таки отправить меня на войну. «Вы призываете в армию 20-летних ребят, которые ничего не умеют, — сказал. — А у меня есть и силы, и навыки». Так рассуждаю и сейчас. Конечно, мне хочется побыть с женой и детьми. Дочка растет фактически без меня. Ярослав привык, что папа постоянно в разъездах. Но я делаю это для того, чтобы мои дети жили в мире. Надеюсь, они меня поймут.
Екатерина Копанева, «ФАКТЫ»