Женщина с красным маникюром. История Ирины Филькиной, убитой в Буче

В апреле агентство Reuters опубликовало снимки из Бучи, которую покинули российские войска. На одном из кадров была рука мертвой женщины с красным маникюром и изображением сердца на одном из ногтей. По нему родственники узнали погибшую Ирину Филькину. «Холод» рассказывает ее историю. 

 

Утром 24 февраля 52-летняя Ирина Филькина поехала в Киев на работу в торговый комплекс «Эпицентр», находящийся примерно в 25 км от ее дома в селе Михайловка-Рубежовка. Там она работала оператором котельной.

 

Из-за войны ей пришлось остаться в торговом центре на неделю. Ее дочери уехали в Польшу, чтобы помогать там украинским беженцам. А она пережидала обстрелы в подвале «Эпицентра» на Берковецкой улице на окраине Киева и по возможности старалась помогать киевлянам и украинским военным — Ирина готовила для них еду, рассказывает «Холоду» ее младшая дочь, 26-летняя Ольга Щирук.

До 5 марта Ирина оставалась там, потому что, по словам Ольги, ей казалось, что в «Эпицентре» безопасно, — но после того как оттуда стали эвакуироваться другие сотрудники, женщина решила тоже поехать домой. Ее старшая дочь объясняла телеканалу ТСН, что там есть погреб, где можно прятаться. 

 

Ольга говорит, что она недоумевала, почему ее мама была единственной, кто остался в «Эпицентре». Она допытывалась у матери, как получилось, что уехавшие из торгового центра коллеги не взяли ее с собой. «Ну, вот так. Сказали, что у них места нет», — отвечала ей мать.

 

Ольга с сестрой искали среди знакомых волонтера, который смог бы отвезти маму домой. «И мы почти нашли, к ней должен был приехать наш знакомый, который помогает людям добраться. Он возил людей из Киева во Львов, на запад Украины. Но его надо было ждать два дня, а там уже начали сильно стрелять, в “Эпицентре” стало небезопасно. И она решила поехать сама», — рассказывает Ольга. По ее словам, Ирина в целом была очень самостоятельной и упрямой и с ее решениями сложно было спорить.

Ирина Филькина доехала до ближайшего села, где ей кто-то дал велосипед, и она на нем поехала домой. Путь Ирины проходил через Бучу и Ирпень. «Она поехала не в саму Бучу, а через Бучу ехала домой. Она не знала, что там уже стоят оккупанты, не знала, что они делают с людьми», — говорит Ольга.

 

Доехав до центра Ирпеня, откуда ей оставалось добираться до дома 15 минут, Ирина позвонила дочери. «Я ей сказала: “Мам, там сейчас проходит эвакуация из Ирпеня, всех эвакуируют. Бросай велик, беги на речку, сейчас они тебя отвезут. Не едь домой”», — вспоминает Ольга их разговор. Она говорит, что в тот день с самого утра читала телеграм-каналы и знала о боевых действиях и оккупации.

 

Фото: архив Ольги Щирук

 

Ольга Щирук в тот день заступила на свою волонтерскую смену в Польше. Дозвониться до мамы не получалось. Она стала звонить соседям, но связи в родном селе не было. «Я думала, может, она потеряла телефон — выпал по дороге, может, военные его забрали, они же забирали телефоны, просили вынимать карточки. Я звонила соседям, но ни у кого из них не ловила сеть. Когда мне удалось узнать, что ее нет дома, я поняла, что ее надо искать. Может, ее кто-то забрал, или где-то в подвале сидит, может, начался обстрел и она успела спрятаться», — рассказывает Ольга.

Она стала писать в соцсетях о том, что ищет маму. На следующий день ей в фейсбуке написал мужчина из Ирпеня. Он описал внешний вид женщины, которую видел: светловолосая, средних лет, в синей куртке с эмблемой «Эпицентра». По его словам, она проехала на велосипеде через КП «Украинский» в Бучанском районе, завернула за поворот, и в нее выстрелили российские военные. 

 

Позже NYT опубликует видео с дрона, на котором видно, как некий велосипедист едет по улице в Буче, слезает с велосипеда и идет с ним за угол на улицу, занятую российскими военными. Как только велосипедист поворачивает, российская бронемашина делает несколько выстрелов по проезжей части. Вторая бронемашина делает два выстрела в сторону велосипедиста. После этого на том месте, куда завернул человек, поднимается дым. Дочери Филькиной уверены, что на этом видео их мать.

 

«Он назвал оружие, из которого по ней стреляли. Знаете, я не разбираюсь в оружии, как-то не было необходимости… Я не думала, что от него такие последствия, я думала, что, может, это простое ранение», — вспоминает Ольга. 

По ее словам, три дня после этого сообщения она не могла ни спать, ни есть, «просто была в отключке», а потом подумала: «Да не, ее, наверное, ранили, она забралась в подвал или куда-то ее отвезли». «И мы с сестрой себя так настраивали, что она жива. Мы стали обзванивать все больницы, морги, центры, заполнять тысячи гугл-форм о том, что мама пропала, на разных сайтах, мы так месяц искали. И я надеялась, что ее найдут. Я уже на сайте, где украинцы ищут людей, — “Поиск пропавших” — знаю, наверное, всех», — говорит Ольга.

 

После того как российские войска покинули Бучу и туда зашли вооруженные силы Украины, Ольге прислали фотографию расстрелянной женщины, которая лежит возле велосипеда на Яблонской улице. Лица на фото видно не было, но дочери узнали мать по брюкам, в которых она уехала на работу. «Я смотрю и понимаю, что это моя мама. И я тем людям, что пишут, что все это фейки, актеры, хочу сказать: “Так приведите мне маму тогда! Эти фотографии уберите и приведите!”. Я больше всех хотела бы, чтоб это был фейк», — говорит Ольга, плача. 

Узнав, где находится тело матери, сестры Щирук стали писать во все городские службы и спрашивать, когда можно забрать ее тело. Но диспетчер по телефону сказала, что этого сделать нельзя, так как местность заминирована. После этого Ольга Щирук столкнулась с бюрократическими проволочками, из-за которых не может забрать тело матери до сих пор. Она пересказывает разговор с диспетчером горячей линии по поиску погибших в Буче:

 

— Я знаю, где лежит моя мама, можно, я оставлю заявку, чтобы вы знали, что я приду и заберу ее, как только там все разминируют?

 

— Вы же в Ирпене зарегистрированы? Так звоните в Ирпень. 

 

— Вы, наверное, не поняли. Она находится на вашей территории, дайте забрать.

 

— Ничего не знаю, если вам будет легче, форму заполните у нас на сайте, с вами свяжутся.

 

— Мы теряем время, ее увезут непонятно в каком направлении. 

 

«Тел очень много, их не 100, не 150, не 300 даже, их очень много, их всех развезут, и кто будет искать мою маму? Она там лежит, все еще лежит. В итоге после мучительных разговоров мне сказали позвонить в понедельник», — рассказывает Ольга.

 

В понедельник, 4 апреля, трубку на горячей линии никто не взял, а во вторник Ольга дозвонилась туда и узнала, что тело ее мамы уже куда-то увезли. «Они назвали шесть точек, шесть, куда увозили тела! Я подняла всех, связалась с службой, где у нас дают информацию по всем моргам, мы стали звонить по всем этим шести точкам, проверять. А никто ничего не знает!» — рассказывает Ольга.

 

— Подождите, нужно время, чтобы сделать экспертизу. 

 

— Блять! Извините, я знаю, что это моя мама. Месяц она лежала на земле, месяц. Я ждала, пока я смогу ее забрать и похоронить. И сейчас мне неизвестно, сколько ждать, чтобы вы сделали экспертизу? Чтобы экспертиза доказала, что ее убили? Можно мне увидеть ее тело? 

 

— Так Европа хочет знать, Европе нужно время, чтобы понять, ее убили или нет, — пересказывает она очередной телефонный разговор с диспетчером горячей линии.

 

«Нахуй мне мне ваша Европа, я спрашиваю! — возмущается Щирук в разговоре с “Холодом”. — Если ей постоянно нужно время — у меня оно остановилось». Она говорит, что первый раз мысленно похоронила маму 6 марта, когда узнала о выстрелах. Второй раз — 1 апреля, когда увидела подтверждение, что она мертва. «И теперь я не могу ее похоронить нормально, потому что Европе нужно время, чтобы какие-то бумажки заполнить. Понимаете? — говорит она. — И я сейчас должна ждать, чтобы все это испытывать в третий раз. Сейчас о ней все говорят, а завтра они запишут ее просто как очередного человека, кто умер на этой территории, запишут так и уедут. А где я буду искать тело? Они скажут: “Ну блин, телу же уже месяц, надо его куда-то деть”. И денут куда-то. И я не найду. Я не знаю, это же не просто собачку или котика убили... Котика убьют, люди плачут. Это же мама моя, это человек. А у кого-то там среди тел дети есть. Они сейчас просто формально все сделают. Где гарантия, что они ее не похоронят просто в братской могиле? И кто мне даст ее разрывать? Мне повезло, что та фотография облетела весь мир. Но даже с учетом этого никто не может помочь мне найти тело. Представляете?».

Ольга Щирук говорит, что сначала не хотела общаться с журналистами, но потом подумала: если она в 20 лет настолько убита потерей мамы, то что чувствуют маленькие дети, которые потеряли родителей или которые подверглись насилию? Так она решила создать фонд имени «Мамы Иры». «Мама всегда была моей опорой в жизни, и этот фонд может стать опорой для других. Там очень много деток и мам, и тел, которые лежат так же, как лежала моя мама. Только моя мама сейчас популярна, а они — нет. Про них никто не заговорит. Многие украинцы сейчас тратят массу энергии на злость в адрес рашистов. Если я могу конвертировать эту силу агрессии в любовь, в помощь, то я обязана это сделать. Я не могу воскресить маму, но что, если я смогу помочь этим детям, которые увидели ад, воскресить их к жизни?» — говорит Ольга.

 

Дочери рассказывают про Ирину, что она была человеком, который всю жизнь работал. «Речь не только про работу в “Эпицентре”, — говорит Ольга. — Это была ее жизненная задача в целом: дом построить, землю вскопать, детей воспитать, копеечку какую-то заработать. Это постоянный бег-бег-бег, много работы, но ничего для себя». 

 

Только в последние годы, по словам дочерей, Ирина начала делать то, что хотела:

 

Фото: архив Анастасии Субачевой

 

Субачева рассказывает, что у Ирины не было собственной косметички: иногда она пользовалась косметикой дочек, но чаще всего не красилась совсем, потому что постоянно была занята работой, детьми, мужем, повседневностью.

«И хотя она говорила, что она уже не молодая, уже старенькая, в ней бурлила жизнь и била ключом. Каждый раз, когда она приходила на урок, вся студия просто сияла, потому что она излучала все это солнце. Наши уроки начались с того, что я была в шоке с того, какая она позитивная. Это сначала даже испугало меня. Потому что не бывает таких позитивных и простых людей сейчас. Я не ожидала этого, я не ожидала, что она будет брать листочек и старательно записывать каждое мое слово, чтобы научиться краситься. Потому что она хочет быть красивой. Для себя. Она всякий раз повторяла, как она счастлива, что наконец начала жить для себя, любить жизнь, и что никогда не поздно это делать», — рассказывает Субачева.

 

Ирина стала вести страничку в инстаграме, монтировать видео под музыку, хотела «раскрутить блог» и собиралась пойти на концерт украинской певицы Ольги Поляковой, говорит Субачева. 23 февраля они провели последний индивидуальный урок по программе «Макияж для себя».

 

«Она давала мне такие искренние советы, будто бы была моей мамой. Напоследок она меня обнимала, держала в руках пакет со своей косметикой, которую мы ей купили. Ее косметикой. И она говорила, что каждый раз, когда у нее ночная смена на работе, она сидела и вырисовывала все, старательно записывала все на видео, все наши моменты. Такой жажды жизни нет сейчас у половины людей, какая была у нее. Такой силы, такой энергии, такой улыбки нет у половины людей, как у нее.

И я хочу, чтобы все запомнили Ирину не как фото руки с маникюром, а как фото прекрасной женщины, которая изменила жизнь многих. Которая поменяла мою личную жизнь, потому что сейчас я понимаю, что ты не знаешь, что с тобой случится завтра, не знаешь, когда жизнь перевернется. Сегодня ты получаешь свою первую косметику и собираешься начинать жить для себя, краситься, встречаться с подругами, а завтра тебя расстреливают, когда ты пытаешься просто сбежать от войны. Я хочу, чтобы вы помнили Ирину такой — с ярким красным маникюром и сердечком. Потому что именно она и есть это сердце», — говорит Субачева.

 

Фото: Zohra Bensemra, Reuters/Scanpix

 

На каждом из девяти этажей «Эпицентра» Филькину знали, настолько она была общительной, говорят ее дочери. Она «сохраняла тепло и уют на рабочих местах», а в свободное время ухаживала за офисными цветами, пишут в посвященном ей посте в аккаунте торгового центра. «Мы ездили с ней отдыхать, мы приехали в следующий раз в тот же отель, где были в прошлый раз, и знаете, как там сотрудники сказали? “О, мама Ира приехала”, — говорит Ольга Щирук. — Некоторые мои друзья тоже называют ее “мама Ира”, и, когда пишут мне слова сочувствия, не говорят “жалко твою маму”, они пишут: “Так не хватает мамы Иры”».

 

Как говорит Ольга, дочерям Ирина всегда говорила: «Нет нерешаемых задач». Единственной нерешаемой задачей она считала смерть.

 

Автор Таисия Бекбулатова, редакция «Холода»